Пожиратели плоти - Олаф Бьорн Локнит

Девушка разделалась уже с четвертой гроздью винограда, а Люций дважды пересчитал тяжелые кисти на бархатных портьерах, как дверь отворилась, и в комнату вошел сам король в сопровождении Просперо. Двигался правитель Аквилонии, несмотря на массивное тело, с полной внутренней силы грацией, свойственной диким животным. Казалось, он находится не в богатых покоях дворца, а в джунглях или скалистых горах, где отовсюду грозит опасность.

Все присутствующие, кроме Белезы, склонились в церемонном приветствии, но Конан подошел прямо к девушке и, нисколько не стесняясь чужих глаз, крепко поцеловал ее в губы.

– Мне так скучно, милый, – жалобно заговорила Белеза, прижимаясь к могучей груди киммерийца. – Может, оставишь свои дела, и поедем покататься верхом? Вчера, когда я заходила в конюшню проведать Льясу, твой Тугодум так грустно смотрел на меня…

Конан вздохнул и совсем не по-королевски почесал в затылке.

– А мне приходится грустно глядеть в эти проклятые бумаги, которые подсовывает мне Публио. Пожалуй, из всех перепробованных мной занятий быть королем – самое хлопотное дело, клянусь Кромом. А теперь этот самодовольный красавчик тащит меня посмотреть на гвардейцев панцирной конницы, которых он обучил, – и киммериец хлопнул по плечу Просперо, слегка поморщившегося от такого проявления дружеских чувств. Белеза бросила ревнивый взгляд на королевского полководца и воскликнула в сердцах:

– Если бы я знала, что только так можно привлечь твое внимание, я бы обучила своих служанок стрелять из лука и маршировать не хуже твоих солдат!

– Лучше привлекай мое внимание другим известным тебе способом, – добродушно заметил Конан. – Ну, не дуйся, девочка, иди займись чем-нибудь. Вечером я зайду к тебе.

Конан повернулся, собираясь выйти, и наткнулся на Люция, который решил, что настала пора выполнить свою обязанность.

– Во имя Митры, что этому настырному толстяку опять от меня понадобилось? – проворчал киммериец, безошибочно распознав в Люции подчиненного Публио.

– Ваше Величество, в Канцелярию поступило прошение от гостя из Шема, называющего себя магом и алхимиком Бен-Аззаратом, – Люций решил сразу перейти к сути дела, зная, как не любит король церемонных вступлений, считая их пустой болтовней. – Он просит аудиенции для рассмотрения его просьбы о вступлении на официальную должность придворного прорицателя и советника.

Конан хмыкнул.

– Много колдунов я повидал на своем веку, но чтоб кто из них мне в советники набивался – это впервые, – обратился он к Просперо. – Какой демон пригнал сюда этого шемита?

– Может, хочет нажиться при дворе? – пожал плечами полководец, заботливо расправляя складки синего щегольского плаща, ниспадающего поверх золоченого нагрудника. Никто другой при дворе не посмел бы вести себя так в присутствии короля, но принц Пуантена пользовался особым доверием и расположением киммерийца.

Конан покачал головой.

– Насколько я знаю эту породу, они всегда ищут власти, – пробормотал киммериец. – Только глупец может связаться с магом по своей воле. Да еще с каким-то приблуднем из Шема.

– Я бы посоветовал тебе назначить аудиенцию, – сказал Просперо. – Приглядимся к этому Бен-Аззарату поближе. Хотя я не думаю, что один человек может быть опасен для нас. Аквилония сейчас сильнее, чем до мятежа, и наши враги знают об этом.

– Маг может натворить кучу дел там, где бессильны меч и копье. Вспомни Тсота-Ланти, – покачал головой король.

– Но ты же убил его в конце концов! – воскликнул пуантенец. – С каких пор ты стал кого-либо бояться, Конан? Пожалуй, Белеза права – тебе необходимо покинуть стены дворца хоть ненадолго, а то станешь робким и изнеженным, как столичные аристократы.

– Вот уж нет! – рыкнул киммериец, и Просперо расхохотался. Король повернулся к терпеливо ожидающему Люцию:

– Передай Публио – пусть назначает официальную аудиенцию этому гостю из Шема. Поглядим, что он за птица…

Обычно Конан с неохотой соглашался на официальный прием в Главном Тронном зале. Его раздражала необходимость сидеть на троне в присутствии толпы разряженных праздных придворных и выслушивать ничтожные просьбы провинциальных дворянчиков и однообразные славословия послов, прячущих за льстивой улыбкой темные замыслы. Король предпочитал давать аудиенции в надежно защищенной от подслушивания комнате в глубине дворца и в присутствии людей, которым он доверял – хотя бы до определенных пределов. Но сейчас, не в силах избавиться от застарелого недоверия к магам, Конан решил, что безопаснее будет принять Бен-Аззарата при большом скоплении народа.

Главный Тронный зал был создан строителем дворца с единственной целью – показать ничтожность посетителей перед лицом правителя Аквилонии. Высотой около двадцати локтей, зал выглядел подавляюще огромным благодаря двум рядам стройных колонн из блестящего карпашского базальта, уходящих, казалось, в бесконечность. Узкие стрельчатые окна, расположенные под потолком, пропускали солнечные лучи, прорезающие воздух зала подобно золотым копьям. Выложенный красными и белыми мраморными плитами пол был выщерблен многими поколениями придворных, стремящихся сложить свою верность к подножию трона.

Трон аквилонских королей, вырубленный из цельного куска яшмы, твердо опирался львиными лапами на мраморное возвышение из трех ступеней. Отлитая из бронзы оскаленная голова льва венчала собой спинку трона, казалось, защищая сидящего правителя. На стене за троном красовался герб Аквилонии, выложенный золотом и топазами – лев, вставший на задние лапы.

В полдень тяжелые двери Главного Тронного зала распахнулись, и туда хлынула толпа придворных. Мужчины в пестрых нарядах из шелка и бархата несли на себе не меньше драгоценностей, чем любимая наложница султанапурского эмира. Их церемониальные мечи, являвшиеся в некотором роде произведениями искусства, в битве создали бы своим владельцам немало трудностей благодаря вделанным в рукоятку драгоценным камням, вычурно изогнутым крестовинам и свисающим чуть ли не до земли темлякам с кистями. Женщины, напротив, были одеты преимущественно в темное (эту моду ввела недавно благородная госпожа Эриона, вернувшись из путешествия по Хорайе), зато их лица, выглядывающие из складок тончайших тканей, являли собой выставку разнообразнейших красок, изготовляемых из редких веществ, добытых в далеких заморских странах и провезенных смелыми купцами через все опасности на радость прекрасному полу. Воздух зала был напоен экзотическими ароматами, вызывавшими у непривычного человека сильное желание чихнуть. В общем, любому гостю, попавшему сюда, сразу становилось ясно – Аквилонская империя процветает.