Четвёртый Харитон - Михаил Никандрович Фарутин

«Ни сна ни отдыха не знает, — подумал председатель, — а ведь за восемьдесят, вот кому позавидовать можно».

— С добрым утром, Митрич!

— С добрым утром, Харитон Харитонович, — подходя, ответил старик и, поставив туеса на межу, пожал председателю руку.

— Куда это ты ни свет ни заря успел сбегать?

— Да в Пегуши ходил, два туеска соку наточил.

— Али берёз ближе нет?

— Берёза берёзе рознь, Харитон Харитонович, в Пегушах чистка, с чистки сок слаще.

— Ботаник, — усмехнулся председатель.

— Что-что? — не понял Ковча. — Это уж так, у чистки лист-то будто лаком покрыт, чистый, блестит. Вот и сок чище, слаще. Ha-ко, отведай. Сок земли.

— Хорош, — ставя на землю туес, обтирая рот рукой, вздохнул председатель.

— А старуха что-то приболела да и самому неможется — вот и решил за соком сходить. Схожу, думаю, пока берёза лист не выкинула, а лист выкинет — сок остановится.

— Ботаник, — опять усмехнулся председатель.

— Что-что? — не понял старик.

— Да это я так, про себя.

— А скажи, Харитон Харитонович, чего полянку-то овсом засеял, мне Харитошка сказывал, вроде ты собирался картошкой засадить?

— Передумал.

— Да и когда успел. Вчера ещё не пахана была.

— Ночью ребята вспахали. Решили машины испробовать.

— И то дело, — недоверчиво согласился Ковча.

II

Сучья под ногами по лесным опушкам: тресь-хруп, тресь-хруп. Камни из-под ног с крутых берегов ручьёв в воду: бултых-бултых. Голый пружинистый молодняк-березняк по распотевшим красным лицам: зжик-зжик — что розгами. Ощетинившись колючками, можжевельник по коленкам, животам и плечам ежом колется.

Часа три трактористы в разведке. Седьмым потом исходят. От гимнастёрок да брюк пар столбом валит.

Чешут затылки ребята.

На большой дороге, что в колхоз и из колхоза, — ни следа. На дорогах из деревни в деревню — ни следа. На полевых дорогах — ни следа.

Под крутоярами ручьёв — ни телеги, ни плуга, ни бороны. В зарослях оврагов — ни телеги, ни плуга, ни бороны. На лесных опушках в чапыжнике — ни телеги, ни плуга, ни бороны.

Сквозь землю провалился пахарь — не иначе…

«Тоже мне разведчики», — скажет старшина, выслушав такой доклад. А доложить больше нечего.

III

Ox и тяжела дорога сегодня от Заречного поля до деревни для Харитона Харитоновича. Под гору, а ноги не идут. Сердце вот-вот выскочит из груди. В атаки танк водил — легче было. В Тимирязевской академии на самый трудный зачёт, к самому строгому профессору вприпрыжку на третий этаж вбегал. А тут под гору ноги не слушаются. Вот беда-то…

Злая шутка вывела из строя председателя.

«Старшина, приведи себя в порядок, — усмехнулся Харитон Харитонович, — бес с ней, с этой полянкой».

Умылся студёной весенней водой бурлящей речки, сполоснул сапоги, подтянул пояс, застегнул воротник гимнастёрки и чётким, твёрдым, будто строевым, шагом вошёл в деревню.

А шила в мешке не утаишь.

То у одной, то у другой избы по три, по четыре собрались и судачат да грают бабы, хватаясь за животы, а руками всё на Овсяную полянку показывают.

— С первой бороздой, Харитон Харитонович! Ха-ха-ха-ха!

Махнул рукой председатель в ответ: «С баб много не спросишь», — дальше идёт.

И мужики от баб не отстали — тоже кучками пособирались, чешут поясницы да затылки, дымят махоркой, зубы скалят, вытаращив глаза на Заречное поле, на полянку Овсяную. Как на солнышко красное.

Держись, председатель! Всё в жизни бывает!

Глава третья

I

Не успел председатель правление собрать, в район вызвали.

— Совещание председателей колхозов по вопросу посевной. Только что телефонограмма получена, — доложил секретарь.

«Эх, как некстати, — подумал Харитон Харитонович, — а ехать надо…»

За рулём сам Харитон Харитонович. Шофёр рядом как пассажир. «Газик» медленно спустился к реке, ещё медленнее пошёл по мосту плотины электростанции. Председатель любуется плотиной, любуется электростанцией. Вспоминает: были голоса и не робкие, и не слабые:

«Пустая затея!»

«А то не пустая?»

«Паводок быки сорвёт, что корова языком слизнёт». «А то не слизнёт?»

«Лёд напрёт, и плотина, что мыльный пузырь, тресь — и нет её».

«А то устоит?»

Пятый год звенят в трёх колхозах пилорамы. Качают насосы воду из реки на скотные дворы. Пятый год заброшены в деревнях керосиновые лампы.

«Вот тебе и мыльный пузырь», — улыбнулся председатель.

Мимо скотного двора, что построен из добротного леса, ещё медленнее поехал председатель. Глянул, вздохнул: «Что дворец! В самый лютый мороз коровы вымя не подморозят».

И на гаражи глянул Харитон Харитонович. Тесовые, крытые дороженым тёсом. Второй год ни одна машина под снегом да дождём не ржавеет.

А потом по обеим сторонам дороги поле с озимыми потянулось. Озимь густая, тёмно-зелёная.

— Удалась, — сказал председатель шофёру, кивком головы указав на поле. — Молодцы пахари!