Отборная невеста кн. 1 - Илона Волынская

было бы если бы вдруг я, да имела… — строгие губы Совы скривила усмешка, а глаза под стеклами пенсне стали пустыми и равнодушными. — Но должна признать, что с войной слишком часто теряется масса полезного. Бесценные архитектурные и инженерные сооружения, хотя бы… — она неодобрительно посмотрела на искореженный взрывами мост. — Да и приелось слегка это кровавое однообразие, которое происходит по вполне логичной, но от того не менее раздражающей причине: потому что те, кто способны что-то изменить, лишены возможности попасть туда, где они могут приложить свои таланты.

— И где же эти ваши… способные? — глаза Кошки блеснули любопытством.

Громадная серая птица пронеслась над мостом на другой берег. Изящно переступая лапами по уцелевшим перилам, серая дымчатая кошка последовала за ней.

Изгибающийся как кишка загаженный проулок вывел в чахлый дворик, в глубине которого прятался кособокий домишко — окна его были темны, а из единственной трубы не сочился даже слабенький дымок. Висящая на одной петле рассохшаяся дверь зияла щелями, в которых посвистывал ледяной ветер. Монотонно и раздражающе хлопая по стене, покачивалась облезлая вывеска «Приют почтенной мистрис Гонории Лапки для неисправимо порочных детей». На стене чем-то темным и вонючим было намалевано «ДВОР АТБРОСОВ».

Две тени скользнули к единственному мерцающему светом окну.

Слабый огонек, тлеющий на дне заржавленного ведра, бросал отблески на покрытые плесенью стены комнатушки. Мебели почти не было, если не считать таковой тряпье и драный матрас на полу. На матрасе лежал окровавленный мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати — и не понять было, жив он или мертв. Девочка, скукожившаяся у его изголовья, тихо плакала. Вторая, в скатерти, в два слоя намотанной поверх пальто, прижимала к себе неожиданно дорогую куклу с разбитым, будто в драке, носом. Неподвижным и словно бы замороженным взглядом девочка и кукла глядели на лежащего мальчишку. Еще двое детей, похожие на бесформенные подушки от напяленного на них тряпья, застыли по бокам, как почетный караул. В комнате царила жуткая тишина, а потом плачущая девочка вдруг подняла голову и ломким от слез голосом почти прокричала:

— А давайте поклянемся, что мы… все… за Мартина! И всегда, всегда-всегда будем стоять друг за друга!

Та, что с куклой, медленно моргнула и неожиданно хладнокровно ответила:

— Недурной план. Вместе мы многое можем. Я согласна. — и протянула руку прямо над неподвижным телом мальчишки. Ее плачущая подруга с размаху припечатала сверху свою исцарапанную ладонь. Поверх легли еще две руки в ссадинах и язвочках, с темной каймой под ногтями.

— Мы им еще покажем! За всех нас! — девочка яростно потрясла в воздухе тощим кулачком.

— И что же надо сделать, чтобы те, кто могут что-то изменить, добрались туда, где они смогут это сделать? — мурлыкнула Кошка.

— О, проще простого! Для этого надо всего лишь предать этих детей.

— Может, лучше продать? — поглядывая на детей с деловым скепсисом, с каким балованные домашние кошки оценивают миску с едой, предложила Кошка.

— На ваше усмотрение, дорогая. — хмыкнула Сова, и ее строгие губы изогнула хищная предвкушающая улыбка.

Глава 1. Верхом на Скотине

Королевский двор. Дорога

Я поковыряла мох ногой. Губчатая масса дрогнула, голодные устьица распахнулись, но подвязанная лозой опорка из лопухана сбила хищный мох с толку. Моховая поляна пошла волнами — от бледно-лилового до насыщенно фиолетового — и лопнула. В прореху, как любопытная селянка на проходящих королевских гвардейцев, выглянула пустая глазница человеческого черепа.

— Собственно, я так и думала… — пробормотала я, расковыривая мох дальше — череп там явно был не один. Я окинула взглядом мерно, почти гипнотически колышущую полянку… и пожала плечами. Их предупреждали.

Повернулась и зашагала прочь по едва заметной тропинке меж мясистыми стеблями нож-травы. Походя сдернула насквозь пробитую тушку молодого пискуна — недавно упал, когда я сюда шла, тушки еще не было — и закинула в котомку за плечами. Пискуны — не редкость, но кто откажется от того, что само идет в руки?

Стволы деревьев начали редеть, в переплетении ветвей над головой явились первые просветы. Застиранными голубыми заплатками на багряно-охристом полотне листвы проглянуло осеннее небо. Послышался рокот воды по камням, и я сорвалась на бег.

Прыжок. Тропинка осыпалась у меня под ногами, провал ощерился выметнувшимися из земли корнями, острыми, как ловчие колья. Но я уже приземлилась по другую сторону раскрывшейся ямины.

Тяжелый короб наподдал в спину, вынуждая почти распластаться по тропинке, до боли прогнув спину… Тяжелая ветка с глухим гулом пронеслась над головой, едва не подцепив меня вместе с коробом, и с размаху ударила в ствол оставшегося за спиной дерева… Засверкало — с широко раскинувшихся ветвей посыпались прозрачные хрустальные «сережки», наполняя воздух мелодичным звоном. Пронзительно пискнул и затих мелкий зверек — «сережка» пробила его насквозь.

Одна вонзилась у самых моих ног, до половины уйдя в землю — я выдернула ее на бегу и тоже отправила в короб. Счастье, что додумалась не снимать перчатки из толстой кожи! И помчалась дальше.

Вторая, толстая, как фонарный столб, и гибкая, как лоза, ветка ударила мне в спину — я метнулась за ствол следующего дерева. Только что гладкая кора мгновенно ощетинилась колючками, но я уже мчалась дальше.

Земля под ногами вздыбилась и потрескалась, открывая стремительно нагоняющий меня толстый корень. Прыжок! Прыжок! Прыжок! Я мчалась вперед, на одном лишь наитии перемахивая вздувающиеся поперек тропы щупальца корней. Пронзительно взвизгнула — щупальца лопались, разбрызгивая едкий белесый сок, пара капель попала на мои опорки, разъедая толстый лист лопухана насквозь.

Я побежала быстрее. Вылетела на берег мелкого ручья, и со всей силы оттолкнувшись, сиганула на другую сторону, проносясь над кипящей на камнях черной водой. Выскочившие из бурунов щупальца корней пронзили воздух, но я уже приземлилась, звонко клацнула зубами от удара об землю. Рот наполнился кровью.

Изогнувшийся как змея, корень, выметнулся прямо у меня из-под ног и ощетинившись колючками, ринулся мне в лицо. Я не успевала увернуться! Не успевала, не… Единственное, что я могла, это плюнуть в него кровью из прикушенного языка!

Корень замер, покачиваясь, как зачарованная змея, у самого моего лица. Капли моей крови на коре медленно впитались, а взамен проступили крупные капли желтоватого, остро пахнущего травой и почему-то дымом сока.

Я деловито извлекла из короба пустой флакон и принялась собирать сок. Корень терпеливо подождал, пока я закончу, потом обвился вокруг моей талии, сжал до боли… размотался и исчез — только вода в ручье плеснула.

Я повернулась. Громадное дерево на самой границе Великой Чащи словно бы вздохнуло — по смахивающей на