Отборная невеста кн. 1 - Илона Волынская

class="p1">— Будь ты проклята, тварь жестокосердная! У детей последний кусок хлеба отняла, чтобы во дворце подолом крутить! Да чтоб ты там себе ноги переломала!

Бедно одетая женщина билась в руках паркового сторожа, и яростно грозила мне кулаком. За ее юбку, заходясь отчаянным ревом, цеплялись двое чумазых ребятишек.

Сторож поднатужился, крякнул, и поволок ее от парадного крыльца прочь. Женщина отчаянно брыкалась. Слетевший с ноги деревянный башмак взмыл в воздух, на краткий миг завис на фоне осеннего неба и гулко шмякнулся на подъездную дорожку.

— Это ведь вдова фермера Якушика была? — я проводила бьющуюся в припадке женщину равнодушным взглядом. Сторож затащил ее за угол дома, дети побежали следом, их вопли отдалились и стихли. — Следует понимать, в Левых Сонюшках вы никаких сложных интриг затевать не стали, а просто сказали, что я велела платить?

— Вы уезжаете, не все ли вам равно. — тетушка чуть ли не впервые на моей памяти опустила глаза.

— Ферма на неудобье, как сам Якуш помер, хоть и вовсе пропадай! Пожар еще… — Мартиша сверлила меня обвиняющим взглядом поверх тетушкиного плеча.

— Пожар был в прошлом году, Якушик умер три года назад. Если вдовица снова будет просить ссуду — не давайте, она предыдущие две не вернула. Мартиша, проследите. А впрочем, мне все равно, я уезжаю. — я шагнула к наемной карете. — Откуда скакуны, милейший? — поинтересовалась я, оглядывая запряженую в карету панцирную пару. Скакуны были мельче наших, да и чешуя тоньше.

— Из табунов барона Мортена хозяин берет. Справные, мигом до столицы домчат. С вашим чудищем, конечно, не сравнить. — кучер почтительно проводил взглядом шествующего мимо Скотину. — Такой и в одиночку свезет — не запыхается. Мне про редоновских скакунов еще батька рассказывал! То-то были звери… — он восторженно чмокнул собственную ладонь.

Скотина прохрипел что-то презрительное в адрес наемной пары, скакуны запряжки покорно поджали уши. Хэмиш принялся привязывать Скотину позади кареты. Благородная сьёретта может добраться до дворца в наемной дорожной карете — зачем постоянный выезд семейству из двух женщин, не покидающих своих владений? Но в столице выезд обязателен… для всех, кроме графинь Редон, которые никогда не променяют азарт скачки на скучную тряску в карете. А потому скотина панцирная отправляется со мной. Мы со скакуном обменялись одинаково недовольными взглядами.

— Можем ехать. — взбираясь на запятки, зычно скомандовал старый грум.

В груди вдруг стало холодно и что-то задергалось, мелко и противно. Я ждала этого, я готовилась, я знала, что так будет, но… вот прямо сейчас? Хэмиш захлопнет дверцу, кучер щелкнет кнутом и все, что так долго было моей жизнью… останется позади?

Дядька взялся за ручку дверцы… Я почувствовала, как мои пальцы невольно сжимаются в кулаки…

Застывшая наверху парадной лестницы тетушка вдруг подхватила юбки и бросилась вниз по ступенькам к карете.

— Поскользнетесь! Ушибетесь, сьера! — заполошно завопила ей вслед экономка, но тетушка была уже рядом со мной.

Я наклонилась, вглядываясь в ее запрокинутое лицо.

— Это ведь были неплохие годы, верно, девочка? — тихо, чтоб не услышали ни Хэмиш, ни Мартиша, прошептала тетушка. — Я хочу, чтоб ты знала: я совершенно не жалею, что ты вошла в мою жизнь и мой дом.

И кажется… нет, в самом деле: в уголках ее глаз блеснули слезы.

Я открыла рот… закрыла… Я не знала, что сказать, да и надо ли говорить.

Тетушка сделала странное, судорожное движение, будто хотела меня обнять. Я подалась навстречу, словно хотела ответить на объятие. И обе мы разом подумали, что это уж слишком.

Я выпрямилась, разглаживая юбку, тетушка отступила от кареты и едва заметно усмехнулась:

— Впрочем, у меня еще будет возможность пожалеть. Смотря как у вас во дворце обернется, дорогая племянница. Все, отправляйтесь! Эй, ты, трогай! — она решительно махнула кучеру, повернулась, и не оглядываясь, направилась вверх по ступенькам.

Карета дернулась, так что Катишка, сдавленно пискнув, плюхнулась на сиденье напротив.

Тетушка не оглянулась, а вот я не утерпела, и вывернув голову, уставилась в заднее окошко кареты на медленно уплывающий назад дом. И успела увидеть Мартишу: со здоровенным гвоздем в одной руке и деревянным молотком в другой экономка примеривалась к следам каретных колес. Пусть делает, что хочет. Я ведь и правда не собираюсь возвращаться.

Я еду ко двору. Хотя сперва меня ждут придорожные трактиры…

Глава 4. Трактирная Крыска

Двор Отбросов

— Показывай, что сперла, крыса помоечная! — здоровяк-трактирщик тряхнул девчонку как куклу, так что голова ее на тощей шейке мотнулась из стороны в сторону.

— Дядя! Ты ее так убьешь! — молоденькая подавальщица вцепилась трактирщику в локоть.

— Убью! — согласился трактирщик. — Показывай, что в руках! — одной своей широкой лапищей он схватил девчонку за оба запястья и вздернул на весу. Та обморочно повисла, ногами в драных кожаных обмотках не доставая до пола. Трактирщик принялся разжимать стиснутые кулачки. Разжалась одна исцарапанная ладонь, вторая…

— Пусти ее, ты же видишь, нет ничего! — причитала подавальщица, продолжая дергать трактирщика за локоть.

— Кто такая? — мужичонка в рабочей блузе ткнул кружкой с пивом в сторону висящей в хватке трактирщика девочки.

— Приютская, не видно, что ли? — лениво откликнулся сидящий за соседним столом лавочник. — У мистрис Гонории еще по осени этих отбросов душ сорок, а то и больше, на дворе копошилось. А как с дождями мор кашлявый пришел, так все и передохли. Только четверо уцелели — трое мальчишек, и вот эта.

— Туда им и дорога. Меньше отбросов — чище в городе. — кивнул мужичонка, шумно втягивая мутно-желтую пивную пену. — Ты за пазухой у нее поищи, дядька Викар, спрятала, небось, покражу, вовкунья дочь.

— Ну ты дурной! На пазуху ее посмотри — что там спрячешь? — захохотали за соседним столом.

— Давай, Викар, задери отброске подол, а мы поглядим! — прочавкал старый нищий и сдвинул на лоб черную повязку слепца, открывая два совершенно целых глаза. Похотливо уставился на торчащие из слишком широкого ворота старой рубахи ключицы девчонки.

— Дело говоришь, Слепой! — трактирщик ухватил девчонку за шиворот. С пронзительным визгом та вывалилась и из рубахи, и из латанного передника, в два слоя обернутого вокруг тощей фигурки, оставшись в одних пожелтевших от старости панталонах. Прикрывая ладошками скудные холмики «цыплячьей» груди, она присела на корточки, вжав голову в колени и подставляя взглядам хребет, выпирающий сквозь кожу как гребень у горных ящеров.

— Что ты делаешь, дядя! — закричала подавальщица, замахиваясь на трактирщика полотенцем. — А если этот старый мерзавец мне под подол захочет заглянуть?

— Чего сразу мерзавец-то? — обиделся Слепой.

— Отдавай, что скрала, погань помоечная, и вали отсюда! — отрывисто бросил трактирщик.

— Я не крала! —