Диана - Олег Валерьевич Куратов

НЕ МОЖЕТ, потому что я пришёл к твёрдому убеждению: большевики уничтожали все человеческие добродетели. Но родители-то мои при них сформировались, а ОТЕЦ, МАМА и дядя Коля – мои идеалы! В чём же дело? И мне приходится прибегать к математике, основы которой дают уроки по алгебре и по IT. По этим урокам я знаю, что есть такое распределение Гаусса, которое даёт цифровое выражение вероятности того или иного исследуемого явления. Там есть показатель с названием "сигма", который характеризует разброс этой вероятности. Максимальное значение такого разброса равно трём, ну, четырём "сигмам". Так вот, эти люди, мой ОТЕЦ, МАМА и дядя Коля – это явления, которые лежат за пределами пяти "сигм". Другими словами, это крайне редкие люди, сохранившие достойный человеческий облик в большевистские времена. Можно сказать, что таких людей больше нет.

Продолжаю. Каникулы кончились, и, по-видимому, в честь этого наша однокашница Нинка Швыркова явилась в школу в модном прикиде. Это была очень короткая жилетка из (с её слов) кротового меха, плотно облегающая грудь (а там есть, что облегать, и даже не плотно) и очень низко опущенные джинсы. Голая ложбинка между Нинкиными ягодицами вырисовывалась, даже когда она стояла не нагибаясь, так рельефно, что всем – и парням, и девочкам хотелось зайти к ней сзади, чтобы ахнуть ещё раз от восхищения или от деланного возмущения. И только один из нас, здоровяк и весельчак, рыжий Вован, после первого же захода восторженно крякнул и сказал:

– Вау! вот это корма! И как подана!

Остальные молча глазели. Нинка была очень довольна, во всю вертела задом, и даже, зарвавшись, позволила Вовану за этот галантный комплимент вложить в ложбинку ладонь и яростно захрипеть. Но ненадолго.

Вообще, эта Нинка – интереснейший экземпляр (она на год старше меня). Во-первых, у неё очень милое, совсем не светской львицы, лицо. Это лицо смазливой девушки-мещанки, выглядывающей из-под лавки с какой-нибудь картины передвижника, изображавшего окраины Москвы или Питера середины XIX века. Во-вторых, у неё роскошная фигура: как говорят в таких случаях (знаю, что звучит избито и пошло), высокая грудь, невероятно гибкая талия, мощные бёдра, стройные ноги, по-детски маленькие ступни. Рост средний. Все считают (в том числе и учителя), что она выглядит на все двадцать лет. Настоящая умопомрачительно прекрасная кобылица, но похоть от неё так и прёт.

Она первая приходит в школу в модных прикидах, первая демонстрирует новые гаджеты, первая хамит учителям и первая затевает склоки и драки в девичьем (ха-ха! – девичьем! ) туалете. Но если бы это было всё! Она сторонница просмотров порнофильмов на смартфонах, самых гнусных фоток, в общем, всего самого неприличного и мерзкого. Многие сплетничают о том, что она не против перепихнуться по заказу (звонку), правда, только если ей нравится партнёр, и если он представит ей неопровержимые гарантии безопасности. Точно знаю, что она торчок по травке и может спокойно выпить чего-нибудь крепкого. Говорит она немного, но если что-то скажет, это обязательно отдаёт уличным жаргоном, а то и просто матом. По-моему, многое про неё выдумывают, но внешне она действительно похожа на беспросветную наштукатуренную дуру, свихнувшуюся на танцах, кутюре и сексе – это факт. В то же время я, наблюдая её сквозь штукатурку, чувствую в ней что-то доброе, человеческое, наше, русское, настоящее, но тщательно скрываемое и как бы для неё самой постыдное. Другим такое и в голову не приходит, – тем, кто даже слово "передвижники" не знают.

На первом же уроке наша историчка вызвала Нинку к доске, с брезгливым презрением всю её осмотрела и прошипела зло и ехидно:

– Да ты просто Нефертити!

По простоте душевной и по природному нахальству Нинка буркнула:

– Да что вы о ней знаете, о Нефертити?

На что историчка проскрипела:

– Я-то знаю, а вот ты, если что-то знаешь, то явно не то, что нужно. Садись. И не наклоняйся, а то мальчики меня слушать совсем не будут! А вы что знаете о Нефертити? – обратилась она к классу.

Мне захотелось защитить Нинку. Я поднял руку и спросил:

– А Вы читали такого писателя – Венедикта Ерофеева?

– Да, а что? При чём тут Ерофеев?

– А при том, что этот писатель написал, что он с Вашей Нефертити на одном поле срать не сел бы!2

Класс грохнул от смеха, а я тут же извинился и подмигнул Нинке в поддержку, потому что она думала, что смеются над ней. Историчку моё заявление так рассмешило, что она никому не нажаловалась, только после урока отчитала меня хорошенько, всё ещё осекаясь от смеха, и всё сошло.

Если выдавать свои самые тайные мысли, могу сказать (только в дневнике), что я и Нинка – это два невидимых противоположных полюса всего коллектива нашего класса. Хотя внешне это никак не проявляется, Нинка представляет средоточие сопротивления учителям и всем школьным порядкам, вокруг неё собирается всё запретное: сленг и его новые словечки, выпивка, танцы, музон, травка и другой марафет, моды, косметика и прочее. Я, как мне представляется – это противоположная сторона, сдерживающая и насмешливая (возможно. высокомерно насмешливая), но ни в коем случае не стукаческая, а уверенно "своя", заодно с Нинкой, только как бы благородная и совестливая. Противостояния никакого нет, наоборот, я чувствую, что мы с Нинкой скрытно продираемся друг к другу, только с разных сторон. Она продирается ко мне сквозь грохот и кривлянье дискотек, вызывающие тату и пирсинги, пьяные вечеринки и даже, возможно, неопрятный одноразовый секс. Я пробиваюсь к ней с помощью моего чувства юмора сквозь устаревшие колючие заросли ложных поповских табу, которыми насыщена классическая литература, через печати непорочности и честности, наложенные на все углы общей духовной конфигурации моей семьи.

Отец Нинки – бывший дальнобойщик, а сейчас владелец небольшой фирмы по дальним перевозкам; мать – бухгалтер. Я видел их на совместном с учениками родительском собрании. Мне они понравились – очень молодые, общительные, приветливые люди. Мои родители старше, гораздо суровее и более сдержанны.

Меня не волнуют сплетни о Нинкиной "половой распущенности" и подобных ранних развлечениях, – я вижу её отношение ко мне и уверен, что каждый из нас, когда созреет, сделает свой решительный шаг навстречу. И будет это очень скоро. Всему своё время, как говорит мой ОТЕЦ.

Вспомнил, что Нинка просит называть её новым именем, – Ника. Что ж, пожалуй, удовлетворю этот её каприз не только в жизни, но и в дневнике. Имя Ника мне и правда нравится.

Глава 2

Психотравма-1

(ОНИ хотят заставить меня думать, как ОНИ)

Время от времени мы с дядей Колей ведём беседы на тему "Я и ОНИ". Я по его настоятельной просьбе рассказываю ему о своём окружении, кроме, конечно, ОТЦА и МАМЫ. Все остальные (за