А.Д.А.М. (СИ) - Хоффман Рита

— Куда торопишься?

Он обернулся и зацепился взглядом за разноцветные огни на крыше патрульной машины. Желудок неприятно сжался, но самая дружелюбная, спасительная улыбка уже превратила его лицо в клоунскую гримасу.

— Домой, офицер! — бойко ответил он.

— Что ты забыл в Десятом квартале?

Он видел, как мигает крошечный светодиод над густой бровью полицейского. Сейчас, скорее всего, устройство, вживленное в его глаз, считывает информацию о нем из Облака, чтобы убедиться, что его не разыскивают за угон автомобиля или изнасилование.

— Боюсь, только так я могу попасть в Двенадцатый, сэр! — отрапортовал он и заулыбался еще шире, притворяясь дурачком.

— Ты под кайфом что ли? — офицер прищурился. — Ого, — он присвистнул, — открыл твой профайл, а тут такое! Как ты докатился до Двенадцатого, сынок?

— Отец учит меня жизни. — он почти не соврал. — Пробейся с самых низов, так сказать!

— Ага, не заливай. — офицер рассмеялся. — Смотри, пацан-то из Шестого сбежал!

Только сейчас он заметил, что полицейский в машине не один. Его напарник что-то буркнул и отвернулся к окну, демонстрируя полное безразличие к происходящему.

— Ну, пока чистый, давай, проваливай отсюда. — добродушно хмыкнул офицер. — Знаешь же, что тебе не выбраться отсюда, сынок?

— Конечно, сэр, — сдержанно ответил он, — но я постараюсь!

Сталкиваться с полицией ему не нравилось, внутри все замирало, будто он — кролик, застывший перед открытой пастью змеи, готовой проглотить его целиком. Пока он жил в Шестом квартале его учили относиться к стражам порядка с уважением. Там и патрули были другие — на блестящих машинах, в наглаженной форме, улыбчивые, широкоплечие мужчины и женщины, они дарили леденцы малышам и приветливо кивали прохожим.

Каждый в этом мире стремится забраться повыше — и обыватели, и служители закона. Чем выше твой социальный рейтинг, тем больше шансов, что тебя переведут из Двенадцатого квартала в Десятый, а из него — еще выше. Работа проще, условия комфортнее, зарплата выше, рейтинг взлетает на несколько делений. Провалившись на дно, шансов выбраться почти нет. Цифры, решающие, чего ты стоишь, неумолимо валятся вниз просто потому, что ты находишься в неблагополучном квартале, потому что ты расплатился кредитами в «плохом» месте или был замечен в «нежелательной компании».

По пути заглянул к Питу и купил пива в биоразлагаемых банках. Приходить к девушке с пустыми руками — дурной тон, а к такой девушке, как Лиза — почти оскорбление.

Над мастерской горит свет, значит, она уже закончила работать и поднялась в квартиру. Отлично, можно устроить небольшое представление.

Достал из рюкзака доисторическую находку — небольшой магнитофон, формой напоминающий яйцо с одной колонкой. Поставил его на багажник машины, дожидающейся очереди на ремонт, рядом сел сам, на колени поставил пак из шести банок пива. Щелкнул кнопку «play» и сделал погромче, так, чтобы Лиза точно услышала.

Все в этом квартале слушают музыку, написанную искусственным интеллектом, состоящую из воя сирен, синтетических звуков и бита, но только не Лиза. Если в треке нет гитар и барабанов, она морщится, а потом швыряет в плеер что-то тяжелое, что-то, способное раздавить устройство к чертям и заставить его замолчать. Сегодня он принес ей привет из прошлого — купил на онлайн аукционе запись концерта каких-то давно умерших людей, которые били по струнам гитар так, будто от этого зависела их жизнь.

— Какого хрена, Зисс?! — заорала Лиза, высунувшись из окна.

— Спускайся, милая! — выкрикнул он, зажав одно ухо пальцем, чтобы не оглохнуть. — Я заждался!

Глава 2

Она сжала его в объятиях и не выпускала неприлично долго. Впрочем, он не был против — вспомнить, когда его кто-то обнимал, он не смог. От Лизы пахнет картошкой и машинным маслом, а еще — краской для волос, совсем немного, похоже, она недавно обновила цвет своей ярко-зеленой шевелюры.

— Чего пришел? — отстранилась, запрыгнула на багажник и достала из пака банку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Волосы превратились в не пойми что. — он старался не пялиться на ее перевязанный глаз.

Правила Лизы он уважает — вопросы задавать не станет, даже если сгорит от любопытства.

— Прицел сбился. — она указала на повязку. — Говорю сразу, чтобы ты не ерзал на стуле от любопытства.

— Пришлось в клинику идти? — он немного забеспокоился, но постарался это скрыть.

— Грабеж. — она отхлебнула из банки. — Мне позвонил консультант из банка и сказал, что мой бюджет не выдержит еще одного такого визита.

— Прекрати чинить эти развалюхи за «спасибо»! — он пнул машину по покрышке. — Давно бы перебралась в квартал получше, сама знаешь.

— Откуда у моих клиентов кредиты, малыш? — Лиза хохотнула. — Ничего, выплыву из этого дерьма, в первый раз что ли?

— Я могу одолжить тебе денег. — мягко предложил он и тут же прикрыл голову руками.

И не зря — удар правой у Лизы просто убойный.

— Руку отбила. — он тер ушибленное предплечье.

— Деньги у детей брать не в моем стиле. — пробурчала Лиза. — Оскорбить меня решил?

— Знаешь, что нет. — шутки шутками, а за Лизу он боится больше, чем за самого себя.

— Не буду брать мелкую работу какое-то время, подумаешь. — ее показная беззаботность только усиливает подозрения. — Забирай свой раритет и пойдем, возиться до ночи с тобой я не собираюсь.

С любовью смотрит как Лиза спрыгивает с багажника и становится ниже него на полторы головы. Удивительно, но даже из этого положения она продолжает смотреть на него сверху вниз. Ее хитрый прищур греет душу.

В квартире пахнет сгоревшей едой. Лиза ругается и бежит на кухню.

— Ужин испортила из-за тебя! Откуда ты взялся на мою голову?

Характер у Лизы тяжелый, но честный. Более того, сколько бы она не ругалась, если что-то случится — всегда можно прийти к ней. Обнимет, накормит чем есть, предложит старый диван в качестве временного убежища. Лиза никого никогда не бросает. В его глазах она почти идеальный человек, о таких он только в книгах читал. «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей1».

— Можно в этот раз что-то не такое неоновое? — взмолился он, когда Лиза достала из старого шкафа голубую краску.

— Синий есть. Написано, — она прищурилась, — «сине-зеленый».

— Пойдет. — он махнул рукой. — Что мне делать?

— Сиди молча. — добродушно ответила она. — Перчатки надену и мигом закончим.

«Мигом» — это полчаса окрашивания, сорок минут с краской на волосах, а потом — еще полчаса на то, чтобы смыть состав.

Ванна в квартире крошечная — только заскочить в душ и выйти из него. Два шага в длину, два — в ширину, для одного человека достаточно, но волосы отдельно от самого себя помыть не удастся.

— Я залезу весь? — громко выкрикнул он, чтобы Лиза услышала его.

— Лезь! — через секунду он снова услышал ее крик: — Подожди! Полотенце принесу!

Воспоминания о жизни с Лизой до сих пор одни из самых приятных. Никакие рождественские подарки от родителей и рядом не стояли с тем днем, когда зеленоголовое чудо с невероятными глазами наклонилось над ним и спросило хриплым голосом:

— Тебе есть куда идти, парень?

— Держи. — чудо протянуло полотенце и скрылось за дверью.

Он стащил с себя джинсы, майку, на которой появилось несколько новых клякс, кинул одежду на пол и залез в кабинку. По телу побежали сине-зеленые струи. На всякий случай он помолился о том, чтобы все его тело не покрылось цветными разводами. Если полицейские увидят его в таком виде, то точно загребут и отвезут в участок, а в протоколе напишут что-то вроде «нарушал спокойствие мирных граждан».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда ты живешь в квартале выше Десятого, твой гардероб состоит из однотонных рубашек и брюк, джемперов, даже носки носишь только черные или белые, в зависимости от ситуации. Все женщины, которые тебя окружают, носят костюмы или аккуратные платья с тонкими поясами, перехватывающими идеальные талии, ведь иметь вес больше шестидесяти килограммов — дурной тон. Волосы прямые, без вызывающих кудрей, туго стянутые на затылках в хвосты или косы. Юбки всегда ниже колена, лицо надменное, такое, будто ты дерьма нанюхалась. Ладно, ладно, про дерьмо он преувеличивает, но, в целом, картина именно такая. Мужчины в светлых костюмах, самый темный цвет из допустимых — коричневый, кофейный, все, что темнее, уже не вписывается в представления о приличиях. Одинаковые прически, свежая, сияющая кожа без косметики, легкая непринужденная улыбка, за которой скрывается многолетний невроз — готово! Вы — ценный член общества.