Рыжий Ангел - Анастасия-Агата Синкевич

– Вот отсюда и кризис перенаселения. Земля-то не резиновая.

– Все шуточки шутишь?

– Нет, я серьезно. Как посмотришь вниз, так и задумаешься, вот бегают там, суетятся, а лет 60—80 проходит – и все равно сюда. Да и бед меньше не становится. Бессмысленно.

– Да ты понимаешь, что из-за одной тебя, эгоистки, у кого-то ребенок не родится. Что кто-то, может, так и не завершит свое предназначение.

– А мне-то что? Это пусть другая душа думает. Мне и тут хорошо.

– Так, хватит маяться! Или сейчас же рождаешься, или будешь пересчитывать очередь к реке забвения до тех пор, пока или очередь не кончится, или забвение не наступит.

– Да ладно тебе. Вот пристал. Рожусь я. Рожусь.

– И не забудь документы отметить, у кого родишься и…

Душа уже не слушала меня. Неслась сквозь очередь душ и, сбив привычный распорядок прихода на Землю, нырнула в реку забвения…

– Тужься же! Что за горе такое! Я тебе кто, акушер или бабка? Я тебе водитель. И мне надо до полуночи груз сдать. Вот сумасшедшая баба!

Женщина смотрела куда-то поверх головы мужчины и тоненько кричала:

– Ма-ма-а-а-а-а-а-а!

– Мама. Уже четвертый час мама. И как ты на мою голову свалилась. Рожать в лесу. Делать нечего? А если бы я не остановился? Если бы по нужде не вышел? Так бы и помирала под кустиком? Мама… Эх!

– А-а-а-а-а-у-у-у-у-у-у!

– Ай, зараза, больно же! Отпусти руку-то. Когтищи какие! Смотри, головка показалась. Тужься, тебе говорю!

Женщина как-то странно выгнула спину и вдруг обмякла. Словно ватная игрушка. Была – и нет. И только тоненькое «у-у-а-а-а-а» как продолжение ее прежней ворвалось в ночной лес.

Одну жизнь лес забрал, другую принял. На обочине дороги стоял на коленях мужчина и сквозь слезы приговаривал:

– Разродилась, разродилась…

Через неделю в загсе города N оформили документы отца-одиночки. На работе шоферу выписали декретный отпуск, а друзья-приятели все воскресение обмывали «Беленькой» неожиданное отцовское счастье…

– Так что, Господи, все не так просто было с самого начала.

– А кто сказал, что с душами просто?

– Ну, с другими было не так. А-а-а-пчхи! Она же с детства продолжала бунтовать. И чего, скажи, ей не хватало? Семья какая-никакая у нее была. Всегда одета, обута. В садик, опять же, пристроена. На лицо недурна. Я же ее каждую ночь до первого слова целовал. А-а-а… Ой, чихну! А-а-а-пчхи! Сам же знаешь, поцелуй ангела как благодать. Омывает и от бед охраняет. Сон дарует и красоту привораживает. Прости уж за языческие сравнения. Красивая же получилась девчушка.

– Красивая. Только что-то ты не то прицеловал ей. Ребенок кто с «мама», кто с «папа» говорить начинает. А у нее какое первое слово было?

– «Я».

– Вот именно! «Я»! А второе?

– «Люблю». Но кто же знал, что так вот второе – и сразу «люблю»?

– Никто. Реку забвения лучше чистить надо!

– А-а-а-пчхи! Прости, Господи!

– Люблю! – девочка посмотрела на папу и засмеялась.

– Ах ты мое солнышко. Кто у меня самый-самый?

– Я!

– Кому я привез гостинцы?

– Люблю! – девчушка, как медвежонок, приникла к отцу: – Люблю…

– И я тебя, солнышко мое, – мужчина посадил девочку на колени и, достав конфету, посмотрел на приятеля: – Знаешь, Игнат, прихожу сегодня в ясли, а там переполох. Моя сидит на стульчике в углу и сопит надувшись. Дети ревут. Воспитательница успокоить их не может. А эта только и бубнит: «Люблю, люблю, лю…»

– Она у тебя весь мир любить будет. Пока других слов, кроме как «я» и «люблю», не знает. А что натворила-то?

– Да понимаешь, воспитательница говорит, что зашла в спальню детей будить… А там… И смех и грех… Стоят они все в рядок у стеночки. Ну, кто стоит, кто сидит, а кто сонный и спит на ковре, а моя идет вдоль этого строя и, тыча пальцем в каждого из них, говорит или «люблю», или просто молча мимо проходит. Те, кого она «любит», сияют как медный таз, а те, мимо которых прошла, аж криком заходятся. А она серьезно так идет и вердикт выносит. Воспитательница, конечно, всех по кроватям. Успокоить ревущих пытается. А те в истерике. Тогда она эту пигалицу берет и говорит, что любить надо всех. А не любить – это плохо. Моя смотрит на нее серьезно так и говорит: «Люблю!», упираясь ей пальчиком в грудь. Вроде как поняла, что любить-то всех надо. А подвели ей кого-то из малышей, она опять за старое: одному «люблю», а мимо другого молча проходит. Тот и в рев. По два года карапузам, а ревут, что она их не любит, да так, словно сирена пожарная! Воспитательница их всех в другую комнату увела, а мою в угол на табуреточку посадила, о жизни думать. Вот и я думаю, что у меня за ребенок? Ни «папа», ни «дай», а «люблю» говорит.

– Да… влюбчивый ребенок. Не заморачивайся. Тебя любит, и ладно. Пошел я…

– Помню-помню. Мда, ангел, что-то ты там не так сделал.

– Я не так? Господи, ты несправедлив! А-а-а-пчхи! Это она – не так! Ведь проплыла реку забвения без очереди. Попалась к первой попавшейся родительнице! И я виноват? Я ее, что ли, учил в школе задавакой быть? Я ее, можно сказать, от всего охранял. И всякие радости в жизнь привносил. А-а-а-пчхи! Кто же знал, что она будет меня помнить?

– Да… редкий случай, когда душа человека помнит все, что до рождения было. И еще более редкий, можно сказать, что и небывалый, когда душа эта тебя глазами человека видит, да еще и пользуется памятью своей! Вот так все ангельские беды и начинаются. По себе знаю. Не зря же вы часть меня, а я продолжаюсь в вас… А-а-а-ап… Фу на тебя, чуть сам не чихнул!

Ангел сидел, понуро опустив голову, и вспоминал свою первую встречу с этой странной душой на Земле.

…Девочке было скучно. Выпускные экзамены, так пугавшие одноклассников, казались чем-то смешным и незначительным. Учеба давалась ей всегда легко. Словно кто-то рядом нашептывал знания на ушко и аккуратно складывал на полочках памяти. Любая прочитанная книга оставалась в ней навсегда. Любая математическая формула сама каким-то невероятным образом раскладывалась, складывалась и понималась с первого раза. Учиться было интересно и весело. И в то же время скучно. Странные и совершенно противоположные чувства.

Период первой школьной влюбленности, постигший всех ее подруг в последние два года, как-то прошел мимо. Нельзя сказать, что она никому не нравилась. Скорее наоборот. Она нравилась всем. Но найти своего первого, того, с кем робкое «люблю» завершится первым поцелуем, как-то не получалось. Не любилось так, и все тут. Любила она всех как-то ровно и одинаково. Впрочем, как и ненавидела. И если уж ненавидела, то жаль было этого человека. Ибо объявлялся он в школе изгоем, и жизнь становилась не в радость.

– Я люблю папу. Я люблю шоколад. Я люблю осень. Я люблю… – девочка посмотрела на свое отражение в зеркале и вздрогнула.

За спиной, на подоконнике, там, где солнце разрезало тюль на миллионы солнечных зайчиков, сидел ангел. Самый простой ангел. С большими белыми крыльями. В длинной белой одежде. С золотистым нимбом над головой и серебристым колокольчиком на шее.

– Ой! – девочка зажмурила глаза, а ангел с грохотом упал с подоконника.

– Ты меня видишь? – ангел поднялся с пола. Расправил крылья и внимательно посмотрел на девочку.

– Ага. То есть да. Вижу. – Она все еще смотрела в зеркало. Вдруг зажмурилась. Закрыла глаза руками и, обернувшись, распахнула руки как крылья, открыла глаза и выдохнула: – Настоящий!

– Угу. Настоящий…

У ангела были большие карие глаза и длинные русые волосы.

– А тебя как зовут?

– Как назовешь, так и зовут. И, вообще, тебе меня видеть не положено. Я твой ангел-хранитель.

– Ты он? – девочка обошла вокруг ангела: – Или она? – Потрогала за длинные волосы, проведя рукой по крыльям.

– Хороший вопрос. Вообще-то, я привык, что все хотят, чтобы я был он. Хотя иногда я бываю и она. Все сугубо индивидуально и по желанию.

– Значит, ты мой?

– Твой.

– А можно тебя любить?

– Я бы сказал, что даже нужно. Хотя это и сложно, потому как любовь к ангелам всегда бывает только через дела. Словами ее не выскажешь.

– А если я тебя люблю и хочу за тебя замуж?

– А вдруг я женщина?

– Тогда… жениться! – девочка засмеялась такому повороту событий.

– Нет. Нельзя. Тебе надо найти себе мужа. А уж я буду рядом и помогу, если что не так.

– Но я не хочу мужа. Я хочу тебя.

– Как ты не понимаешь? Я ангел. Меня нельзя хотеть. Я и так есть с тобой всегда и везде. Просто меня не видно.

– А почему я тебя сейчас вижу?

– Не знаю. Может, потому что у меня никак не получается твое первое взрослое «люблю». Послушай, я, если честно, уже устал влюблять в тебя мальчиков. Может, ты немного постараешься и сама кого выберешь?

– Я не знаю, кого выбрать. А обязательно мальчиков? Может, можно и девочек?

– Перестань говорить глупости. Уже полгода как ты должна влюбиться. Я уже все крылья излетал, создавая ситуации, а ты все не влюбляешься и не влюбляешься!