В конечном счете. Сборник рассказов - Гореликова

Контроль Макеев проходил в одиночестве. Металлоискатель тоже. И в зале вылета сколь он ни крутил головой, нигде не видел потрепанного полосатого халата.

«Неужели я выздоровел?» Макеев не понимал, радоваться ли ему неожиданно приобретенной свободе или же пугаться столь же внезапному одиночеству. Ничего не решив, он на всякий случай купил в «Дьюти-фри» бутылку «Чиваса».

У гейта, подавая посадочный талон еще одной упругой фемине, на этот раз брюнетке, он вдруг ужаснулся.

«Как же я буду – один?» – пронзила горькая мысль.

Фемина ослепительно улыбнулась, отдала корешок посадочного и жестом указала на выход.

Спотыкаясь, Макеев потрусил по рукаву.

«Один… на Кубу… без багажа… жене не сказал… Козихина не предупредил… машину бросил…». Мысли скакали, как зайцы.

Макеев был готов повернуть, и повернул бы, если не поток пассажиров. Не сумев пройти против течения, Макеев был буквально внесен в аэробус.

И о чудо! Через проход от его места, невозмутимо восседал Исфандияр-ака. Большего облегчения Макеев в жизни не испытывал.

– Добрался все-таки! – с глупой улыбкой воскликнул он.

– Рановато радуетесь, – сказал сосед Макеева. – До самолета мы добрались, а до Гаваны еще двенадцать часов. Сдохнуть можно.

– Часто летаете? – спросил Макеев, оглядывая собеседника.

Молодой мордатый парень в яркой гавайке и бермудах. И когда только успел переодеться? Макееву стало неудобно за свой темный костюм. Как похоронных дел мастер.

– Уже пятый раз.

– Бизнес? – понимающе спросил Макеев, устраиваясь в кресле.

– Шутите? Какой бизнес может быть с кубинцами? Раздолбай на раздолбае! Там можно только отдыхать. А вы впервые на остров свободы?

– Остров свободы, – усмехнулся Макеев. – Все небось и забыли, о чем это.

– Про барбудос и малахольного Фиделя точно забыли. А свобода осталась. Для холостяка, – сосед подмигнул. – Девушки, ром, сигары. Меня, кстати, Сева зовут.

– Иван.

– Очень приятно. Значит, впервые на Кубу… Даже завидую. Все открытия впереди. Куба – это ж целая философия! Кубинцы говорят: «Веселись, а проблемы подождут. В конце концов, не мы же должны искать их, а они нас».

– Неплохо сказано, – заметил Макеев.

– А то! У них любимое слово – «маньяна». Если переводить дословно, то это «завтра». Но на самом деле, это состояние души, кубинский пофигизм. А вы говорите: бизнес!

Макеев задумался. Потом сказал:

– Если все так, как вы рассказываете, то я завидую. Cам-то я, как белка в колесе, семь дней в неделю, по восемнадцать часов в сутки. Как говорится, ни петь, ни рисовать, одна работа, будь она неладна. А у этих выходит, легкость бытия необыкновенная?

– Легкость – это точно. Нищая страна. Готовьтесь обозреть все прелести социализма. Вплоть до отсутствия туалетной бумаги. У вас, кстати, много багажа?

– Совсем мало, – честно ответил Макеев. – А что?

– В аэропорту вещи прут нещадно. В прошлый раз я чемодан на замок закрыл, скотчем обмотал, так они, суки, пленку содрали. Замок открыть не смогли, просто вспороли чемодан и вытащили вещи. Теплые оставили, а летние все тю-тю. И футболки, и шорты, и кроссовки. Не говоря уже об очках, бритвах и прочей дребедени. Нищие, потому и воруют. Зарплата тридцать баксов, да и те в местных песо, за которые ничего не купишь. Короче, легкость бытия, как вы выразились. Вообще, я думаю, это от того, что кубинцы – потомки рабов. Ну, которых плантаторы из Африки привозили. Наломались в свое время на хозяев, вот и получили идиосинкразию на всякий труд.

Макеев хмыкнул.

– Вы случайно не врач?

– Врач, – согласился Сева. – А как вы догадались?

– По слову «идиосинкразия», в основном.

– Я стоматолог.

Макеев непроизвольно схватился за челюсть.

– Ой, не надо про зубы. Давайте лучше про политику.

– Да про политику надо настроение иметь…

– Намек понял, – сказал Макеев, доставая из портфеля «Чивас». – Давайте по чуть-чуть. Для настроения.

– По чуть-чуть не имеет смысла, – ухмыльнулся Сева. – На Кубу нельзя ввозить спиртное, даже пиво. Все, что не допьем, в аэропорту отберут.

– Ну, тогда подойдем к делу серьезно.

И они подошли.

Алкоголь теплой волной разливался по телу, беседа катилась, как санки с горы. Обсудив политическое положение, перешли к чисто мужским темам.

– Кубинки делятся на три сорта, – вещал Сева, – бланко, мулато и негро. Если будете знакомиться с негрито, сделайте вид, что считаете ее мулато. Для них это гораздо престижней.

– Что же в них такого необыкновенного?

– Ха! Вы посмотрите, как они танцуют сальсу! Да ни одна европейка не сможет так крутить нижним бюстом. Нет, это даже не обсуждается. Старик Хэм знал, где жить. Кстати, в Гаване обязательно попробуйте дайкири по его рецепту. Май моджито эн Бидеджито, май дайкери эн Флоридита, – старательно выговорил Сева. – Угадайте, как по-испански «работа»?

– Эль трабахо, – улыбнулся Макеев.

– Знаете испанский? – с завистью спросил Сева. – Ну тогда у вас точно все будет в шоколаде. И запомните: пока вы на Кубе, никакого трабахо. Трабахо но!

– Трабахо но! – согласился Макеев, и они в который раз чокнулись пластиковыми стаканчиками.

Неожиданно Сева икнул.

– Кажется, мне достаточно, – проговорил он томным голосом. – Я спать.

– Я, пожалуй, тоже. Только прогуляюсь немного.

Макеев встал и, качаясь, пошел по проходу. Туалет бизнес-класса он не заметил и пошел в эконом.

Почти все пассажиры спали. Приглушенный зеленоватый свет придавал салону ирреальность, и затуманенный «Чивасом» мозг родил восхитительно-поэтическую, как показалось Макееву, фразу: «Небесная колесница несет нас навстречу счастью».

«Блин! Жаль, что я не умею писать стихи!» На этой мысли Макеева как следует встряхнуло, и он врезался в подлокотник кресла. Сидящая женщина даже не шевельнулась, но Макеев все равно пробормотал:

– П-пардон, – и двинулся дальше.

Возвращаясь, он впервые за время полета вспомнил про Исфандияр-ака. Прямой, как палка, старик сидел на прежнем месте и с любопытством изучал коробку с едой, поставленную перед ним стюардессой.

«Ему дали обед? – удивился Макеев. – Значит, его видно?»

Однако додумать столь важную мысль не сумел. Ноги подкосились, и Макеев рухнул в кресло. Сон упал, как ловчая сеть, накрыл пеленой, черной, как океан, над которыми они летели.

Макеев проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Это был Сева.

– Просыпайтесь, уже снижаемся.

Макеев, кряхтя, распрямился, подергал руками. Давненько он так не напивался.

– Минералочки? – Сева подсунул бутылку. – Сейчас объявили: в Гаване плюс тридцать три.

– Ужас какой, – вырвалось у Макеева.

– Нормалек! – бодро сказал Сева. – Теперь слушайте меня. Деньги сразу меняйте в аэропорту, там не обманут. Сто куков – это очень много, имейте в виду. Такси до Гаваны стоит двадцать пять. Вас как алемана будут постоянно разводить на деньги, держите ухо востро.

– Спасибо. А что значит «алеман»?

– Алеман – это европеец. Лох, набитый деньгами.

– Понял. Не буду лохом.

– Вы куда из аэропорта?

– Еще не знаю.

– Поезжайте на Варадеро, сказочное место. А если хочется чего-то совсем необычного, то на Кайо Ларго. Это остров такой, километров сто от Кубы, архипелаг Канарреос.

– Волшебные названия.

– А то! Считайте, вы уже в сказке. Только помните: трабахо но!

– Си, сеньор, – согласился Макеев, – трабахо но.

Аэропорт Хосе Марти оказался довольно средненьким, Макеев видал и получше. Удивило, что везде можно было курить, и дым от сигар стоял конкретный.

В зале ожидания, кстати, единственном, Исфандияр-ака с любопытством пощупал металлическую пепельницу, привинченную к креслу. Макеев давно заметил, что старика, как сороку, влекло все блестящее.

Самого Макеева облепили таксисты. Молодые и старые, смуглые и угольно-черные, они были готовы везти, куда угодно, хоть на край света. В гаме голосов Макеев уловил знакомые названия: Гавана и Варадеро.

– Но, сеньоры, – решительно сказал он, – у меня еще много дел.

Обрадовавшись, что турист говорит по-испански, таксисты загалдели еще громче. С трудом вырвавшись из кольца, Макеев отправился на поиски обменника.

Когда Макеев распихивал по карманам пестрые бумажки, его бесцеремонно подергали за рукав. Он оглянулся и увидел молодого парня. Если теория Севы была применима к мужчинам, то парень относился к мулато.

– Мистер жарко? – на ломаном английском спросил он. – Мистер хочет вода?

– Да, чико, – по-испански сказал Макеев, – хочу воды. Еще хочу купить летнюю одежду. Знаешь, где это можно сделать?

– Конечно, знаю! Я провожу.

Через зал ожидания парень вел Макеева, держа за полу пиджака, видимо, боялся, что добычу перебьют более шустрые собратья.