Человек и Кайрос. Пьесы - Марина Алиева

Она читала стихи!

Стихи великолепные!

Да и читала она прекрасно!

В первый момент, ещё не до конца понимая, я замерло, прислушиваясь. Но потом… Потом распустилось, словно цветок!

Слова, идущие из сердца моей Дамы, завораживали. Зал затих, боясь лишний раз вздохнуть. И тогда я осознало, что наша встреча с Дамой совсем не случайна! Что непонятная симпатия, потянувшая меня к ней, вызвана моим предназначением! Я больше не вещь, которая служит только украшением. Я – помощник! И должно начать помогать своей Даме прямо сейчас, в эту самую минуту. Должно доказать, что я действительно создано руками Мастера, а не просто ношу его имя на Знаке!

И я сделало всё, что могло!

Изящно, не слишком сильно, но так, чтобы это было уместно и красиво, отворачивало кружево на рукавах, когда Дама поднимала руки. Удерживало бисерные нити от чрезмерного раскачивания, когда она, волнуясь в особенно эмоциональных моментах, начинала часто и глубоко дышать; и при каждом удобном случае, живописно перекладывало складки на юбке, чтобы они, почти незаметно, перетекали одна в другую.

Это было прекрасное ощущение своей нужности! Когда Дама замолчала, на мгновение повисла тишина, а потом зал просто взревел! С перепугу я даже пошло морщинками на боках, но быстро расправилось. Нельзя! Теперь нужно было следить за собой особенно внимательно.

Впрочем, моя Дама вряд ли что-то могла заметить. Счастье переполняло её настолько, что совсем ослепило. В результате, мы едва не налетели на жуткий гвоздь, торчащий из разрисованной стенки на краю сцены. Хорошо, что торчал он не слишком высоко, и я смогло подкинуть подол. Чуть выше и – всё! Я получило бы смертельную рану, которую вряд ли бы залатали…

А потом был приём в том же самом театре. Мою Даму все поздравляли, говорили ей комплименты. И чаще всего слышалось: «Ах, как вы преобразились! Что за чудесное платье? Откуда? Оно вам так идёт… Что вы говорите? Неужели от Мастера? Великолепно! И читать вы стали совсем, совсем по-другому! Значительней, глубже. От вас невозможно отвести глаз!». А я снисходительно посверкивало бисером и думало о Мастере. Кто знает, вдруг его талант немного передался и мне?

Потом были танцы. Мы беззаботно кружились. Привычно и ловко я уворачивалось ото всего опасного, но вдруг… Вы не представляете, как зловеще почернел зал, когда я почувствовало на себе знакомые удушливые руки и страшный запах, от которого так леденяще-холодно заснула моя первая Владелица! Тот самый молодой человек, что-то шептал на ухо моей Даме, а она счастливо смеялась в ответ…

Я изо всех сил пыталось не впустить в себя гадкий запах, но он всё же проник. И дома, как в страшном сне, всё повторилось! Дама, раздевшись, прижала меня к лицу, жадно вдыхая и приговаривая: «Неужели, неужели… Ты – моё самое счастливое платье!

Он мне сказал: «Я верный друг!»И моего коснулся платья…Как непохожи на объятьяПрикосновенья этих рук.Так гладят кошек или птиц…Так на наездниц смотрят стройных…Лишь смех в глазах его спокойныхПод лёгким золотом ресниц…Ха-ха-ха! Сегодня я счастлива!».

Знаете, мне стало страшно!

Мы выступали вместе ещё несколько раз, и всегда этот молодой человек оказывался рядом. Моя Дама пылала таким знакомым жаром, а я ничего не могло поделать. Всякий раз становилось холодно, как той ночью, когда заснула первая Владелица… Нужно было что-то делать. И, вы представляете, случай-то представился!

Однажды моя Дама поехала выступать куда-то за город. В дорогу она меня, естественно, не одела и везла в коробке, чтобы переодеться уже на месте. Там, в заставленной цветами комнате, (где уже дожидался ужасный молодой человек), я было бережно повешено на узорную ширму.

Молодой человек сидел прямо подо мной, болтал и рассматривал какой-то старый журнал. Вдруг он замер. На большой, в полстраницы, фотографии был запечатлен он сам и моя первая Владелица – в тёмных очках и косынке, скрывающей её золотые волосы. Их засняли в тот момент, когда оба садились в такси, и подпись под фотографией гласила: «Миллиардерша убила себя из-за жиголо». Я не знало, что такое «жиголо», но молодой человек явно испугался. Он нервно захлопнул журнал и отбросил его в сторону, на низенький столик. При этом страница с опасной фотографией, как по заказу, загнулась. И нужно было всего лишь смахнуть журнал на пол, чтобы он снова на ней раскрылся.

Я дождалось, когда молодой человек уйдёт, чтобы дать Даме возможность переодеться, и, вытягиваясь изо всех сил, стало подбираться подолом к журналу. Это оказалось совсем непросто, да и времени мне не хватило. Даму быстро причесали, напудрили, и она уже шла ко мне, чтобы снять с плечиков…

И тут я решилось на самоуправство! В конце концов, другого такого шанса не представится. И, как думаете, что я сделало? В тот самый миг, когда плечики больше уже не удерживали, я вырвалось из рук Дамы и упало на журнал, зацепив нужную страницу несколькими бисерными нитями.

Моя Дама охнула, подхватила меня. Журнал грохнулся на пол и раскрылся там, где нужно…

Углём наметил на левом бокуМесто, куда стрелять,Чтоб выпустить птицу – мою тоску —В пустынную ночь опять.Милый, не дрогнет твоя рука,И мне недолго терпеть.Вылетит птица – моя тоска —Сядет на ветку и станет петь.Чтоб тот, кто спокоен в своём дому,Раскрывши окно, сказал:«Голос знакомый, а слов не пойму», —И опустил глаза…

В тот вечер она впервые читала без вдохновения. Настоящие слезы текли из глаз, и я было бессильно чем-либо помочь. Но лучше так, чем засыпать одетой, каменея к утру…

Дома, скомканное на диване и не чувствуя обид на это, я настороженно смотрело на свою Даму, на то, как она пьет что-то терпкое, но, слава Богу, не мужское, и вдруг услышало: «А ведь ты меня спасло, моё любимое платье. Не упади ты на тот журнал… Завтра же отдам тебя в чистку, чтобы даже духа.., даже духа его не осталось!

Жизнь, как зеркало без лица,Жизнь, безумьем, как Крёз богато.Ревность, длящаяся без конца.Боль, внезапная, как расплата…Не пугайтесь, я не про ад,А про то, как любить пыталасьПустоту. И он не виноват,Что я глупо так обозналась.Я Судьбу не корю, не злюсь.Ну, сложилась она вот такою…Лучше в зеркало посмотрюсь —В нём была я сама собою.Без ярма глупых прожитых дней,Беззаботной, как божья птаха,Полечу к развилке путей,Где на выбор: любовь или плаха…

Вы представляете, какое это было счастье для меня!

В чистке, правда, я ужасно переживало – какой найду свою Даму, когда вернусь? А вдруг она опять станет грустной и достанет из шкафа свои яркие экстравагантные наряды? Но всё обошлось. Пусть горько, пусть с болью, но моя Дама сумела отойти от опасной пропасти, которой не избежала первая Владелица. Да, она стала грустной, но не так… По-другому… Вызывающие яркие наряды, своей пестротой больше напоминающие оперение крикливых глупых птиц, больше не висели в шкафу. Отныне рядом со мной были вещи исключительно благородные, достойные, с которыми мы прекрасно ладили. Показная роскошь сменилась сдержанной элегантностью, и пусть мы реже стали посещать приёмы, довольствуясь только выступлениями, в нашей жизни воцарились гармония и чистая изысканность.

Судьба ли так моя переменилась,Иль вправду кончена игра?Где зимы те, когда я спать ложиласьВ шестом часу утра?По-новому, спокойно и сурово,Живу на диком берегу.Ни праздного, ни ласкового словаУже промолвить не могу.Не верится, что скоро будут святки.Степь трогательно зелена.Сияет солнце. Лижет берег гладкийКак будто тёплая волна.Когда от счастья томной и усталойБывала я, то о такой тишиС невыразимым трепетом мечталаИ вот таким себе я представлялаПосмертное блуждание души…

Вы спрашиваете, почему я её оставило? Ах, это какая-то глупость! Недоразумение! Какая-то страшная нелепость..!

Как-то раз, после выступления, моей Даме позвонили. Она что-то радостно закричала в трубку, а потом стала лихорадочно собираться. По дрожи в теле я догадалось, что случилось что-то очень хорошее и очень значимое для неё, и тоже обрадовалось. Не переодевшись, Дама накинула на меня пальто, побежала к машине, а по дороге всё время нетерпеливо постукивала рукой по рулю и бормотала: «Свершилось, свершилось! Наконец-то всё сбывается! Лучше поздно, чем никогда…».