Человек и Кайрос. Пьесы - Марина Алиева

ЕВА: – Что тебе надо?

АДАМ: – Не видишь, я поранился. Завяжи чем-нибудь.

Ева равнодушно смотрит на рану, не спеша отставляет кадушку и сдёргивает с верёвки кусок полотна, от которого отрывает полосу. Рану она перевязывает с видом человека, выполняющего рутинную работу. Адам раздражённо наблюдает за ней.

АДАМ: – Ты даже не посмотрела, может рана серьёзная.

ЕВА: – Авель вчера порезался сильнее, и ничего, сегодня смотрела, только царапина осталась.

АДАМ (смягчаясь): – Авель парень крепкий… Кстати, Каин у меня вчера выспрашивал, что такое справедливость. Я замучился объяснять.., а сегодня подумал – пожалуй, главная несправедливость в том, что нам самим никто в своё время ничего не объяснил, оттого и сложно теперь.

ЕВА: – Про предательство ему расскажи, это у тебя лучше получится.

АДАМ (зло): – Опять! Сколько можно об одном и том же?!

ЕВА: – Пока не переболит. Потом и это станет безразлично.

АДАМ: – Что «это», что?!!! Ты без конца делаешь намёки и дуешься! Или читаешь мне нотации о том, как и что я делаю не так! Еды не хватает – моя вина, с одеждой проблемы – тоже я виноват! А ты не хочешь вспомнить, из-за чего мы вообще здесь оказались?

Ева, вспыхнув, с негодованием смотрит на Адама. Он явно смущён тем, что сказал, но пытается скрыть смущение за гневом.

ЕВА: – Я очень хорошо всё помню и о том, что сделала, не жалела бы ни одной минуты, если бы наказали меня одну. Однако, мы и тут вместе, выходит, ты тоже согрешил.

АДАМ: – А я и не отказываюсь, но и не попрекаю тебя грехом при каждом удобном случае!

ЕВА: – Я больше не грешу.

АДАМ: – А кто грешит? Я что ли?

Ева хочет ему что-то сказать, но не говорит. Поворачивается, чтобы уйти. Гремит гром. Ева останавливается, смотрит на небо, плечи её горестно опускаются.

ЕВА: – Крыша протекает. Ты можешь что-нибудь с этим сделать?

АДАМ (раздражённо): – Могу.

ЕВА: – Так сделай, скоро дождь начнётся.

АДАМ: – Не сегодня. Сейчас мне надо на охоту, иначе завтра опять начнёшь попрекать, что есть нечего.

Ева, ничего не говоря, снимает с верёвки то, что сохло, и уходит.

НОЧЬ

Дождь отшумел и закончился.

Адам возвращается к хижине, в руках тушки мелких зверьков. Адам смотрит на них, бросает у стены. Садится, обхватывает голову руками.

АДАМ: – Не убей.., не прелюбодействуй, ни так, ни в сердце своём.., то нельзя, это нельзя… Не радуйся, не будь счастливым… А почему? За что?! На страсть имеет право каждый… И, что ж мне теперь, всю жизнь вот так?

Из тени хижины появляется Лилит.

ЛИЛИТ: – Страсть вещь дорогая, Адам, и платить за неё надо по полной стоимости.

АДАМ (радостно бросается к ней): – Лилит! Наконец-то! Ты так давно не приходила, я уж было подумал – всё, конец! Но, какое счастье! Среди всего этого ты – моя единственная отрада! Почему так долго, почему?

ЛИЛИТ: – Занята была.

АДАМ (отступая): – А, да, слышал… Говорят, ты теперь с этим… (показывает вниз)

ЛИЛИТ: – Кто говорит?

АДАМ: – Да так.., ангелы. Они прилетают иногда, передают нам разное.., рассказывают о райской жизни. Вот и о тебе рассказали тоже.

ЛИЛИТ: – И, что не так?

АДАМ: – Нет, всё так… Просто странно как-то…

ЛИЛИТ: – Что странного? Он нормальный, не хуже других.

АДАМ (с укором): – Он дьявол.

ЛИЛИТ: – А в страсти, что демоны, что ангелы, все одинаковые.

АДАМ (ревниво): – Какие ангелы? Они же бесполые!

ЛИЛИТ: – И что?

АДАМ: – Ты издеваешься надо мной?

ЛИЛИТ (кокетливо): – Нет, дорогой, всего лишь раздразниваю, не люблю, когда ты сонный и вялый.

АДАМ: – Так ты останешься на эту ночь?! О, это счастье! Счастье!

Бросается к Лилит, обнимает, страстно целует.

ЛИЛИТ (смеясь без особой радости): – Адам, Адам, ты так кричишь… Не боишься, что Ева услышит?

АДАМ (останавливаясь): – Мне кажется, она что-то подозревает. С тех пор, как ты приходишь ко мне сюда, стала раздражительной, без конца дуется и намёки всякие делает. Я, конечно, щажу её, ни в чём не сознаюсь, делаю вид, будто не понимаю… Но это всё становится невыносимо!

ЛИЛИТ: – М-да, печально. Надо было Творцу создать ещё одного мужчину.

АДАМ: – Ещё одного? Зачем?!

ЛИЛИТ: – Для Евы. Чтобы не чувствовала себя его частью и так не страдала.

АДАМ: – Но ей и сейчас не из-за чего страдать, я никогда её не брошу. Тем более дети…

ЛИЛИТ: – Она тебя бросит, дурачок. Оторвёт часть души и всё.

АДАМ: – Что всё?

ЛИЛИТ: – Перестанет страдать. Боли уже не будет.

АДАМ: – Почему ты никогда не вспоминаешь о моей боли?

ЛИЛИТ: – А где она у тебя?

АДАМ (неловко, забытым жестом прикладывает руку к груди): – Вот… здесь.

ЛИЛИТ (смеётся, тянет его за собой в тень): – Это не боль! Это легко успокоить.

Некоторое время тихо, потом из хижины доносится плач Евы.

ДЕНЬ

Адам спит на улице. Рядом тушки зверьков, которые он бросил. Ева выходит с новой порцией постиранного, развешивает, изредка поглядывая на Адама. Потом, в сердцах, с грохотом роняет таз. Адам просыпается, трёт глаза.

ЕВА (многозначительно разглядывая тушки): – Полагаю, ты охотился всю ночь.

АДАМ: – Да.., то есть, нет. Я… я заблудился.

ЕВА (пожимает плечами): – Верю.

АДАМ (вспыхивая): – А почему, собственно, таким тоном? Что значит это «верю»?! По-твоему я вру?!!

ЕВА: – Врёшь ты по-своему, неумело. Но, кажется, мне уже всё равно.

АДАМ: – То есть, если бы я до сих пор где-то блудил, ты бы сейчас неизвестно что себе напридумывала и даже не пошла бы меня искать, да?

ЕВА (подходит к нему, смотрит в глаза): – Ответь мне честно, Адам, если бы ты до сих пор блудил, ты бы хотел, чтобы я тебя нашла?

Адам не знает, что ответить, сердито хватает свою добычу и уходит в дом. Ева стоит некоторое время, потом начинает развешивать постиранное.

За забором появляется Лилит.

ЕВА: – Ты уже и белым днём стала приходить?

ЛИЛИТ: – Если честно, я просто ещё не ушла. Гуляла тут по окрестностям, осматривалась. Вы неплохо всё обустроили, местами даже уютно стало, хотя многие у нас считали, что вам вообще не выжить.

ЕВА (обречённо): – Значит, и здесь, как в раю будет. Беда…

ЛИЛИТ (с презрением): – Ну, вот ещё… Ты это про меня, что ли? Так я сегодня здесь, завтра там, а послезавтра ещё где-нибудь. Не думай, что та, в чьих жилах течёт огонь, поставила целью своей драгоценной жизни разрушить твою семью. Ты мне даже не соперница.

ЕВА: – Ну да, я помню.., как только ты начинаешь кичиться огнём в своих жилах, значит, что-то у тебя идёт не так, и срочно требуется самоутвердиться. За мой счёт это делать удобнее всего, потому что я, действительно, не соперница. В раю мне места больше нет, аду я с одним сомнительным грешком тоже не интересна. Зато здесь, где я жена, мать и домохозяйка, я сразу и смешна, и уязвима, и потенциально готова к любому греху, только подсунь и пообещай, что он залатает крышу над головами моих детей… Кто я против тебя, такой свободной, такой безусловной и настолько грешной, что даже в раю тебе рады?

ЛИЛИТ: – Так борись! Докажи, что и ты что-то из себя представляешь!

ЕВА: – А я и борюсь. Сама с собой. Борюсь за то, чтобы не разлюбить Адама окончательно, и, поверь, Лилит, в этой борьбе уже не до тебя. Я и демонов, которых ты подсылала, быстро прогнала, потому что вот сюда (кладёт руку на грудь) им никогда не добраться и терзают они только если в глаза им не смотреть.

ЛИЛИТ: – А ты посмотрела?

ЕВА: – Да. Это не страшно оказалось. И яблоку тому спасибо – действительно, с мыслями что-то делает.

Садится, задумчиво смотрит перед собой.

ЕВА: – А знаешь, мы ведь чуть было не стали тут счастливы. Сначала плакали, конечно, казнились друг перед другом, утешались, как могли. Потом поняли, что с чувством вины жить невозможно, решили начать сначала, и вот – почти воссоздали рай…