Гибель "Марии" - Т. Есютин

- Дайте свет! Спасите! Братцы!

Но никто не мог оказать никакой помощи. Всюду бушевал огонь. Рвались снаряды. Матросы метались по палубе ища опасения. Но спасения не было. Корабль горит; вокруг корабля тонут люди и тоже кричат о помощи.

Для спасения погибающей команды почти вплотную к кораблю подошли два паровых моторных катера и начали вылавливать утопающих. Человеческий груз оказался настолько велик, что катера не могли двинуться ни взад, ни вперед. В конце каждой, оба перегруженные катера затонули. Из четырех смельчаков, пришедших с катерами на спасение нашей команды, утонули двое. Потом подошли и другие катера, но близко к нашему кораблю не приближались. Да и действительно, невозможно было подойти к нему.

Издевательство офицеров

Вместо того, чтобы итти в лазарет на перевязку, несколько матросов, и я в том числе, забрались на палубу «Екатерины Великой» и проковыляли на носовую часть, чтобы в последний раз взглянуть на свой погибающий корабль, с которого и вокруг которого раздавались пронзительные вопли о помощи. [18]

Горит наша «Мария», накренившись на правый борт, вся в черном пороховом и нефтяном дыму. Вокруг нее сотни плавающих матросов. За ними самоотверженно охотятся катера.

Команда «Екатерины Великой» столпилась возле нас и начала расспрашивать о катастрофе: как, да что, да чего. Мы разговорились. Но тут подошел офицер и прогнал нас.

- Сказано, на перевязку! Пошли вон с палубы!

Мы нехотя спустились в лазарет на перевязку. Поведение офицера изумило нас настолько, что мы не знали, что и подумать. В лазарете нас выстроили в очередь. Мы стали. Вдруг до матросов дошел слух, что «Императрица Мария» перевернулась кверху килем. Мы бросились на верхнюю палубу и увидели такую картину: корабль, перевернувшись, лежит вдоль севастопольской бухты. Вокруг него мечутся катера и спасательные шлюпки. Из носовой части корабля фонтаном взлетает вода - и корабль постепенно погружается в воду.

Спасшиеся от катастрофы матросы были развезены на шлюпках и катерах по всем кораблям бухты. Часть раненых попала на берег. Иные угодили в Морской госпиталь. Учесть количество оставшихся в живых было невозможно. Списки нашей команды погибли на корабле. Поэтому высшее начальство отдало распоряжение всем кораблям: переписать оставшихся в живых с отметкой - какой роты, специальность и т. д. - и собрать всех на корабль «Александр II», стоявший всего в нескольких метрах от берега. Наступил вечер, и нас всех перевезли на этот корабль.

Мы были все полуголые. Кое-что из белья нам дали матросы с других кораблей. Некоторые из ребят расхаживали в одних кальсонах без тельника. Поместили [19] нас в трюм, где на скорую руку был проведен электрический свет. Потом по трюму разбросали брезенты. Неужели придется спать на этих брезентах? А ведь октябрь месяц, холодище ночью отчаянный, ребята голые. Ни одного офицера с «Марии» среди нас, конечно, не было. О тех позаботились! Моряки возмутились и начали требовать теплой одежды.

Подыхать нам, что-ли, в таком холодище?

Офицер начал издеваться:

- Кому не угодно в трюме, можете ложиться на верхней палубе!

Наши ребята, полуголые, в марлевых перевязках, поднялись на дыбы.

- Теплую одежду давай!

- Откуда я вам возьму?

- Офицерам находите, а матросов, как псов, морозите!

- Давай одежду!

- Замолчать! - заорал офицер.

- Не издевайтесь над матросами!

- Давай одежду!

Офицер вышел. Скоро от имени командира корабля был отдан приказ - переписать зачинщиков и представить ему списки. Боцман и унтер-офицеры составили списки. Дело запахло расправой. Кому-то из наших ребят удалось овладеть списком и уничтожить его. Поднялся шум. Нас обвинили в неподчинении. В этот же момент мы узнали от прибывших с берега матросов, что водолазы, которые опускались на дно к кораблю «Императрица Мария» обнаружили внутри корабля живых матросов. Матросы обречены на смерть, ибо корабль перевернулся кверху килем, и все люки опрокинуты вниз. Это сообщение еще больше возбудило команду. Товарищи наши погибают в потопленном [20] корабле, мы все обожженые и раздетые находимся под угрозой расправы и от начальства слышим только:

- Молчать!

- Никаких претензий!

- Не разговаривать!

Эту ночь мы пробыли на верхней палубе. Дрожа от холода, рассказывали друг другу, кто и как спасся от гибели, вспоминали погибших. С болью в душе смотрели молча на то место, где затонул наш корабль. Не верилось! Мощное судно, с таким блестящим вооружением, еще ныне утром гордилось своей несокрушимой силой, а вечером этого же дня в бухте, на том месте, где оно стояло, чернеет вода, и четыре красных огонька говорят проходящим судам о том, что здесь, на этом месте, под водой стоит большой стальной гроб. Мы не могли почему-то наглядеться на эти огни. Стояла уже поздняя ночь. Вахтенный несколько раз прошел мимо.

- Ребята, спать пара!

Но мы не пошли. Спать в трюме на парусиновых брезентах мы не могли: холодно, и боль в обожженных местах мешала. Вахтенный приставал. Мы не сдавались.

- Брось ты нас уговаривать! Не хотим спать!

Но часть наших была уже в трюме и разместилась на брезентах рядами. На верхней палубе появился вахтенный начальник. Ребята нашей команды пробежали мимо нас:

- Вахтенный начальник! Айда в трюм!

Мы решили остаться на палубе. Все равно, где проводить ночь. Вахтенный начальник подошел к нам.

- Это что за скотный двор?

Подозвал вахтенного и приказал переписать наши фамилии. [21]

- В трюме нет места! - кричали наши.

- Хватит места! - рычал в ответ вахтенный начальник. - Не подохнете! Гони их в трюм!

По железным трапам спустились мы в трюм. Всех разжигала злоба и ненависть. В трюме тесно и холодно. Улеглись рядами. Но не прошло и часа, как с верхней палубы в трюм загромыхали баки. Наверно кто-нибудь повалил их нечаянно, и они загремели по трапам вниз. Ребята спросонья подумали, что это взрыв. Поднялся крик:

- Взрыв! Спасайся!

Через минуту все были на верхней палубе. Спрашивали друг друга, что произошло. Матросы знали, что на корабле находились снарядные погреба, в которых хранились бомбы для аэропланов. Уж не эти ли бомбы взорвались? Начальство гнало нас в трюм и угрожало расправами. Голые пошли в трюм, а одетые потеплее остались все-таки на палубе.

Утром нас выстроили на поверку. Проверили. Оказалось, что восемь человек сбежало. Начальство набросилось на нас.

- Говорите, куда матросы сбежали?

Мы молчали. Одни потому, что ничего не знали, другие потому, что знали о побеге, но не хотели выдавать товарищей. Впоследствии мы узнали от своих, что все эти восемь человек ушли на берег. С корабля спустились по веревке, а там - метров пятьдесят - вплавь. Предприятие было довольно рискованное. Море неопокойное. Холод. Некоторые из бежавших были либо обожжены, либо ранены. Но они говорили так:

- Лучше утонуть в море, чем терпеть эти издевательства от начальства!

После проверки нас посадили на баржу, прицепленную к буксиру, который и потащил нас к Экипажской пристани. Матросы ворчали: [22]

- Хотя бы портовый катер дали, на котором перевозят рабочих! Нет, обязательно в корыте надо!

Ветер пронизывал до костей. Матросы бранили начальство и всех святых. Но толку от этого никакого, конечно, не было. Издевательство над больными, обожженными матросами осталось непревзойденным издевательством!

На берегу

На пристани, откуда мы должны были отправиться в севастопольский флотский экипаж, собралась большая толпа матросов и вольной публики. Тут были жены и знакомые наших моряков, матросы других кораблей и совсем неизвестные люди. Но едва мы коснулись земли, как раздалась команда заранее приготовленных для встречи офицеров:

- Становись! Во фронт!

Появилась свора жандармов. Публика ринулась к нам, но жандармы быстро оттеснили ее. Толпа усилила натиск. Началась давка. Женщины, не видя среди нас своих мужей, кричали и падали в истерике. Часть матросов прорвалась к нам. Начались расспросы. Совали нам в руки папиросы и деньги. Но тут опять заработала жандармерия. Офицеры подали команду:

- Станови-ись!

Мы бестолково топтались на месте.

Офицеры свирепствовали:

- Что за распущенность!

- Скотина неученая!

- Службы не знаете?

Мы построились.

- На первый-второй рассчитайсь!

Мы рассчитались! [23]

- Ряды вздвой!

- Правое плечо вперед, ша-гом а-арш!

- Ать, два! Ать, два! - командует экипажский фельдфебель. - Дай ногу! Ногу!

За ним чванно идут два экипажских офицера: один мичман и другой лейтенант. А как мы можем дать ногу, если многие из нас совершенно разуты, у одних обожжены ноги, другие ранены, третьи и без того едва идут?