Блаженная Ксения Петербургская: Жизнь, чудеса, святыни - Елена Сергеева

Она не имела своего угла и, будучи доброю, кроткою и чрезвычайно набожною, в тех домах, где ее знали, всегда находила себе приют и кусок хлеба; ее принимали ласково и даже с глубоким уважением бедные жители крошечных домиков, какими в то время была усеяна Петербургская сторона. Матери семейств радовались, если Андрей Феодорович покачает в люльке или поцелует ребенка, в том убеждении, что поцелуй несчастной принесет им счастье.

«Когда Андрей Феодорович являлась на площади Сытного рынка, все торгаши пряниками, булками, пирогами и проч. мгновенно открывали свои лотки и корзинки, умоляя Андрея Феодоровича взять у них что-нибудь без денег, хоть один пирожок, хоть отломить кусочек пряника. И счастливец, у которого полакомится Андрей Феодорович, не успевал припасать товару, так успешно после того шла торговля. Народ стремился к его лотку и с восторгом поедал пироги, обратившие на себя внимание “добровольной страдалицы”, как называли ее некоторые».

Я сказал, что Ксения была кротка и ласкова и только однажды, в 45 лет своего странствия, жители Петербургской стороны увидели ее в полном разгаре гнева: с палкою в руке, с развевающимися седыми волосами, с восклицанием: «Окаянные! Жиденяты!..» быстрее вихря неслась она по улице вслед за толпою раздразнивших ее мальчишек. Вся Петербургская сторона содрогнулась от такого преступления ребят своих!.. Начались розыски, дюжина преступников, обвиненных в преследовании Андрея Феодоровича словами и грязью, подвергалась пред лицом ее очистительным розгам. И с той поры, гласит предание, дети боялись Андрея Феодоровича.

Где она ночи проводила – никто не знал. Раз только ночью удалось заметить Ксению Григорьевну. Когда на Смоленском кладбище строили вместо пришедшей в ветхость деревянной церкви каменную (в 1890 году, октября 1-го дня, праздновали столетний юбилей этой церкви, со времени построения ее), то рабочие, приходя утром на работу, замечали, что кто-то на стены церкви приносит ночью кирпичи. Стали наблюдать и увидели юродивую Ксению, или Андрея Феодоровича, которая всю ночь, пока не занялась утренняя заря, носила кирпичи на верх строившейся церкви.

Впоследствии она одевалась обыкновенно и летом и зимою в неизменные зеленую кофточку и красную юбку, или зеленую юбку и красную кофточку. Все, что давали ей, она раздавала бедным. Замечали, что если она сама что-либо у кого попросит, то плохо с тем бывало, как говорится, из рук шло с тех пор; если же кому сама что давала – медную ли монету или кусочек хлеба, тому шла прибыль во всем. Извозчики, завидя ее, наперебой старались провезти ее, в том убеждении, что если кому удастся услужить ей, тому повезет счастье. Ходила она иногда и в баню. Все мытье однако состояло в том, что, бывало, не снимая с себя рубашки, взлезет на полок, намочит себе голову и в мокрой же рубашке одевалась и выходила, несмотря на время – в холодную ли то было осень, или зимою.

Как раньше мы сказали, Ксения весьма любила двух сестер – Евдокию Дионисьевну Гайдукову и Пелагию Дионисьевну Черепанову. Однажды, зайдя к первой из них, юродивая попросила пообедать. Охотно покормила ее Евдокия Дионисьевна. Ксения, благодаря за хлеб-соль и улыбаясь, сказала: «А уточки-то пожалела дать; да ты, ведь, мужа своего боишься». Сильно сконфузилась Евдокия Дионисьевна, так как действительно в печи у нее находилась жареная утка.

Многих поражала Ксения своим предсказанием. Вот, что рассказала мне про нее одна старица, ныне имеющая от роду 84 года, М. И. Беляева, женщина, отличающаяся высоким благочестием, которая слышала от своей тетки, умершей, как мы уже сказали, в 1827 году 91 года от роду. «У тетушки моей, – передавала мне М. И. Беляева, – иногда ночевала Ксеньюшка». Однажды, встретив на улице Евдокию Дионисьевну, Ксения остановила ее и, подавая медный пятак, сказала: «Возьми, возьми пятак, тут царь на коне, пожар потухнет». И что же? Только что вошла на свою улицу Евдокия Дионисьевна, как увидела, что дом ее загорелся, но не успела она еще добежать до дома, пламя было потушено.

Раз Ксения навестила одну свою знакомую, жившую на Петербургской стороне. Та пила с дочерью своею кофе. Дочь уже была невеста. Ксения, обратившись к девушке, сказала:

– Ты вот кофе распиваешь, а твой муж на Охте жену хоронит.

Мать с дочерью, конечно, не могли понять этих слов. Ксения ушла. «Чтобы это такое значило, дитя мое? Пойдем на Охту, посмотрим, не случилось ли там чего особенного», – говорит мать дочери. Приходят на Охту и, к величайшему своему изумленно, видят, что действительно провожают на кладбище какую-то покойницу. Они присоединились к толпе, сопровождавшей гроб. Спустя короткое время, этот вдовец действительно сделался мужем этой девушки, женившись на ней.

Однажды Ксения пришла в дом купца Разживина и, подойдя к зеркалу, сказала: «Вот зеркало-то хорошо, а поглядеться не во что». Только что она проговорила это, как зеркало падает со стены и разбивается вдребезги. Все домашние ужаснулись, видя, как сбылись слова юродивой.

Она предсказала кончину императрицы Елисаветы Петровны. Накануне ее смерти, именно 24 декабря 1761 года, Ксения, переходя с улицы на улицу, кричала: «Пеките блины, пеките блины, вся Россия будет печь блины». На другой день, 25 декабря, императрица скоропостижно скончалась.

За три недели до смерти Иоанна Антоновича Ульриха, сидевшего в Шлиссельбургской крепости и казненного при императрице Екатерине II, Ксения каждый день плакала. Встречавшие ее спрашивали: «Что ты плачешь, Андрей Феодорович? Не обидел ли кто тебя?» – «Там речки налились кровью, там каналы кровавые, там кровь, кровь, кровь!» – отвечала Ксения.

Весьма много ходит по Петербургу рассказов о тех чудесах, какие совершились на могиле Ксении. Мы расскажем лишь то, что слышали из уст 84-летней старицы, о которой уже имели случай упоминать. Она слышала про юродивую от своей матери, а равно от родной тетки, знавших ее лично.

Некая полковница привезла однажды в Петербург двух сыновей для определения в кадетский корпус. Как она ни старалась, детей ее не приняли. Вот она, потеряв всякую надежду, в день отъезда своего домой идет по мосту и горько плачет. Вдруг видит, что подходит к ней какая-то женщина, в простой юбке и кофточке, и спрашивает: «О чем ты так плачешь? Вернись и отслужи панихиду на могиле Ксении, и все будет хорошо тебе». – «Кто же это Ксения? Я ведь не знаю, где ее могила?» – со слезами спросила полковница. «Язык до Киева доведет», – в ответ сказала незнакомая женщина. Полковница узнала, где могила Ксении. Отслужила панихиду и, когда возвратилась на свою квартиру, то ее уже ожидал сторож с известием, чтобы она явилась в корпус. Каково же было ее изумление и радость, когда ей объявили, что дети ее приняты.

Одна вдова, из почетного звания, благоговея пред памятью Ксении, соорудила на ее могиле часовню на собственные средства и весьма часто посещала ее, время от времени совершая панихиды за упокой ее души. У этой вдовы была дочь невеста. Посватался какой-то полковник, и было дано согласие на брак. Уже был назначен день свадьбы. Многие говорили, что это по молитвам Ксении Бог дал такого выгодного жениха генеральской дочери за то, что мать поставила на могиле ее часовню. Действительно, не напрасно было усердие матери и дочери к Ксении. Она им помогла. Жених-полковник был казнен, и брак не состоялся. Он был каторжник. Дело обнаружилось таким образом. Накануне бракосочетания полковник отправился в казначейство, чтобы получить по документу деньги. А генеральша с дочерью в этот же день отправились на могилу Ксении. «Я сама видела, – рассказывала мне М. И. Беляева, – как невеста, припав к могиле Ксении, горько-горько плакала, знать чуяло ее сердце недоброе, просто жаль было смотреть». Когда полковник вошел в казначейство, то часовой быстро подошел к казначею и что-то шепнул ему. По окончании занятий здесь, часовой попросил казначея запереть казначейство и, подойдя к полковнику, спросил: «А ты как сюда попал?». Тот побледнел. «Ваше благородие, – продолжал часовой, обращаясь к казначею, – арестуйте его, это беглый каторжник; я был в конвое, когда его сослали в Сибирь».

Полковник тотчас же сознался во всем. Он рассказал, что действительно два месяца тому назад бежал из каторги, но это еще не все. «Когда я шел пешком, в одном месте в лесу нагнал меня полковник и, верно сжалившись надо мною, так как я едва передвигал ноги, позволил мне присесть. Улучив удобную минуту, я зарезал его и кучера. Снял с полковника одежду, отобрал его документы, взял деньги и, сбросив трупы с экипажа, сам ускакал. Одел я форму его, явился в Петербург и выдал себя, как видите, за полковника. А познакомившись с генеральскою дочерью, сделал ей предложение, получил согласие, и на завтра назначен брак мой с нею. Но видно Бог услышал молитву сироты невесты и не судил мне каторжнику быть ее мужем». На другой же день, когда узнали генеральша и дочь ее об аресте полковника, отправились опять на Смоленское кладбище и пламенно молились на могиле Ксении, веря, что по ее молитвам Бог избавил от несчастного брака.