Сократ и афиняне - Джала Джада

Услышав имя Сократа, на громкие вопли Зопира, к великой радости Авгия, стали собираться люди, которые вскоре перестали вмещаться в цирюльню. Пришлось всем выйти наружу и разместиться во дворе. Сократ с намыленной щекой сам нес свой дифф (стул без спинки), а за ним Авгий нес буковый стол (гордость хозяина) с инструментами, рассказывая, что этот стол в свое время перешел к нему по наследству и что он, Авгий, тоже передаст его сыну — вместе с ремеслом, в котором тот уже большой мастер, и что его уже стали приглашать в богатые дома побрить хозяев, и что он ни дня не сидит без дела. Ножки стола были сделаны в виде львиных лап.

Вышедший одним из последних Зопир остановился, склонив голову набок, и снова стал внимательно разглядывать лицо Сократа.

Собравшиеся ждали диалога, и его начал Сократ.

— Истина у богов, — начал Сократ громко, но голос сорвался, и пришлось откашливаться. — И как же, любезный Зопир, нам узнать истину?

Зопир услышал, но было видно, что он в чем-то сомневается или над чем-то думает.

— Я уже сказал, — начал он, и голос его при этом был намного тише, — что согласен с Сократом: люди узнают истину с помощью разума и гаданий.

— Да, дорогой Зопир, я это слышал. Мечи неоднократно касались моего щита, но Фортуна пронесла их мимо моей головы, — Сократ, не желая обидеть собеседника двусмысленным намеком, про мечи сказал тихо, но окружавшие их люди услышали и заулыбались комизму ситуации: Зопир, ссылаясь на Сократа, не знал и пока не догадывался, что с ним и разговаривает.

— Прояви терпение, не обижайся на мою непонятливость и объясни другое. Вот пример. Алкивиад, опираясь на свои знания, призывал афинян на Сицилийский поход. Никий, опираясь на свои знания, призывал афинян отказаться от похода. Кто из них был прав, афиняне узнали позже, когда трагедию уже нельзя было исправить.

— Нужно было узнать волю богов! — прокричал Зопир.

— Мудрый совет, дорогой Зопир. Очень мудрый. Так тогда и сделали. Принесли богам жертву, богатую и щедрую. Алкивиад заплатил стоимость сотни быков. Все толкователи в один голос говорили, что боги благоприятствуют походу.

— Я не афинянин. И, кажется, это было давно, — извиняющимся голосом орал Зопир, — и что случилось?

— Беда! Случилось тогда большое несчастье, милый Зопир. Погиб весь афинский флот. Десятки тысяч достойных граждан Афин тоже погибли или были проданы в рабство. Немногие вернулись из того похода. Значит, не поняли богов или поняли неправильно.

— Так надо было посоветоваться и послушать мудрых, а не кого попало! — опять начал кричать Зопир. — Почему не спросили Сократа?! Почему с ним не посоветовались?!

Последнее замечание забавляло зрителей, которые поняли, что Зопир своего собеседника в лицо не знает. И когда он говорил о Сократе, он не подозревал, кто сидит перед ним. По тону же его было ясно, что Сократ для него — большой авторитет, почти равный богам.

— Любезный Зопир, не полагаешь ли ты, что советы Сократа, который, как он сам утверждает, ничего не понимает в военном деле, могли привести к еще худшим результатам, чем деяния двух выдающихся стратегов Афин своего времени?

По выражению лица Зопира было видно, что пренебрежительные слова собеседника о Сократе задели его за живое. Поэтому, вероятно, он еще громче и еще более сердито заорал:

— Да чего ты можешь знать, что Сократ говорил и говорит? Если чего-то слышал, то, наверно, от таких же любителей подолгу сидеть в цирюльне, — кольнул Зопир и, скосив глаза на живот Сократа, за нанесенную обиду мстительно и с убийственным сарказмом продолжил, — чтобы на кривых и коротких ногах не носить по агоре такой же большой, как у Вакха, живот.

Чем искреннее были слова Зопира и его обида за Сократа, тем комичнее становилась ситуация. Авгий давно перестал брить Сократа: уронив инструменты, он хохотал, держась за живот, согнувшись и спрятавшись за широкую спину своего клиента, который сидел с наполовину выбритым серьезным лицом.

Хохота за своей спиной и вокруг Зопир по болезни слуха, бедняга, не слышал. А вид улыбающихся людей за спиной Сократа он, вероятно, воспринимал как одобрение и поддержку удачной иронии над собеседником, который позволял себе так неуважительно отзываться о Сократе. Подбодренный поддержкой зрителей, Зопир еще грознее вопрошал сидящее перед ним марсообразное лысое чудище — недобритое и окончательно брошенное Авгием на произвол судьбы. Мучительного стона умирающего от смеха Авгия Зопир не мог слышать.

— Ты что, сам с ним беседовал, что так уверенно за него говоришь?! — продолжал наседать Зопир на сидящего с намыленным лицом Сократа. И уже по его интонации было ясно, что такая уродина, как этот посетитель цирюльни, никак не может быть живым участником или хотя бы даже свидетелем бесед Сократа. — Он тебе сам сказал, что ничего не понимает в военном деле?!

Ответ, услышанный Зопиром, ошеломил его. Он, пораженный, замер, не находя слов. Он, глухой, теперь стал еще и немым, потеряв дар речи от удивления.

— Не только в военном, дорогой Зопир, — кричал Сократ, стараясь из-за громкости не утерять ласковые нотки в голосе. — Он всем говорил, что знает только то, что ничего не знает…

— А другие, — Зопир пытался героически спасти ситуацию, — а другие «мудрецы» (уничижительные кавычки были поставлены тоном и гримасой), проводящие жизнь на агоре да в цирюльнях, и того меньше знают, даже того не знают! — Зопир прерывающимся от возмущения голосом продолжал ехидничать, заступаясь за Сократа, о котором знал лишь понаслышке.

— И все-таки, дорогой Зопир, не сердись на меня и ответь на вопрос, который я не могу самостоятельно прояснить себе…

— А что ж ты у Сократа-то не спросил, если с ним беседовал, — не терял надежды Зопир, вопросом выражая все еще не до конца рассеянные сомнения в правдивости слов собеседника, утверждавшего, что беседовал с самым мудрым из греков — самим афинянином Сократом! И, не утерпев, опять съехидничал:

— Может, он тебе объяснил, да только ты не сумел понять, а?

Сократ оставил иронию без внимания, видя, что собравшиеся, будучи не в состоянии слушать их дальше, разбегаются от цирюльни в разные стороны, хватаясь за животы, ойкая и айкая со слезами на глазах. А встречным, которые пытаются узнать, что случилось, мучительно всхлипывая, машут руками, показывая в сторону цирюльни, куда направляются новые афинские граждане, следом за которыми рабы несут складные стулья, чтобы было удобно общаться сидя.

— И все же, будь любезен, Зопир, ответь: должен ли человек, намеревающийся что-то делать, знать эту работу?

— Конечно, должен знать! Что за глупый вопрос! Иначе как он будет ее — работу — выполнять?!

— В самом деле, глупый вопрос. Но не сердись, милый Зопир, на мою старческую непонятливость, скажи: своим ли умом или божественным он должен это знать? — задал Сократ не совсем понятный вопрос.

— Еще глупее, чем первый вопрос! — воскликнул Зопир, оглядываясь и ища поддержки у зрителей, которые понемногу стали успокаиваться, прислушиваясь к разговору. — Божественный ум бывает только у богов. У людей — свой, человеческий.

— У Алкивиада свой, у Никия свой, — подхватил Сократ, — у Зопира свой, у Сократа свой…

— Ты Сократа не тронь! — возопил Зопир, как ужаленный, начиная понимать, что этот «колченогий», как мысленно назвал он собеседника, мягко, но неумолимо к чему-то его подталкивает.

— Если истина — у богов, а человек пользуется своим умом, который не может понять истину богов, то получается — никто не прав: ни Алкивиад, ни Никий, ни Зопир, ни Сок…

Сократ опасливо осекся одновременно с раздавшимся воплем радости Зопира, которого озарила удивительно ясная, простая и, как он посчитал, великолепная мысль:

— Кто прав? Кто прав? — передразнил физиогномист собеседника. И сделав паузу, выпалил: — Сократ прав! Он имеет божественный ум!

— Только один Сократ или все люди? — не унимался клиент Авгия. Последний собирался все-таки завершить начатое дело и добрить Сократа.

— Многие, — кричал во весь голос Зопир, поймав ускользающую мысль. Поглядев же на босые пыльные ноги и заношенный хитон сидящего, добавил:

— Но не такие босяки и оборванцы, как некоторые любители по утрам точить лясы в цирюльне.

Прозрачный намек Зопира вызвал новый взрыв хохота окружавших их людей.

— Любезный Зопир, — не отставал зануда от начинающего уставать физиогномиста, который теперь уже не на шутку рассердился, — не запутывай меня, пожалуйста. Даже если один человек обладает божественным умом, достойным истины богов, то ответь на главный вопрос, откуда и как он взял божественный ум?

Зопир ответа не знал, но выкрутился из ситуации более чем достойно.

— Если ты каждый день, — Зопир опять проверял собеседника, желая поймать его на обмане, подсказывая «каждый день», хотя об этом разговора раньше не было, и полагая, что с таким оборванцем и занудой даже добрейший Сократ не будет беседовать каждый день, — если ты каждый день беседуешь с Сократом, то у него и спроси. Я не философ, а физиогномист.