Сократ и афиняне - Джала Джада

Тоской и болью обволакивались все чувства и мысли от этих воспоминаний.

«Нужна очистительная гроза и молния, чтобы осветить, хотя бы на миг, наступившую темноту», — продолжал размышлять Сократ над своим замыслом. План вырисовывался уже в деталях, почти распределились роли участников начала событий, последствия которых не мог предвидеть даже такой мудрец, как Сократ. Он и раньше любил такие экскурсии по родному городу. Теперь они становились прощальными.

Через год над Сократом состоялся суд афинян, подстроенный им самим, в результате которого он хитроумно добился вынесения себе смертного приговора. Но надежды на то, что его смерть послужит улучшению нравов, от которых зависит благополучие афинского полиса, не оправдались. Грозы не всегда бывают очистительными. Былого легендарного могущества Афины уже никогда не вернули.

Сын посла

1

Мне это надоело. Целый день вперед-назад. После армии не нашел пока хорошей работы. «Хорошая работа» — значит хорошо платят. Не меньше, чтобы можно было уплатить за квартиру, питаться и одеваться. Про отдых и развлечения — молчу. Если меньше, пусть будет другая польза: например, можно бесплатно получить образование, или набираешься опыта для дальнейшего скачка вверх по жизни, или, на худой конец, просто интересная работа. У меня — ни первое, ни второе, ни третье. Ничего под рукой не было. И чтобы не сидеть на шее матери (я у нее один), устроился на первую, что нашлась, работу: трактористом на раскопках какого-то уфимского городища. Копаются десяток чудаков в грязи, какие-то черепки откапывают, отмывают, описывают, в ящики с ватой бережно укладывают, словно хрусталь нашли. Да на любой помойке таких осколков и черепков — завались. Работку (чтобы черт во сне не принес! Тьфу! Тьфу!) нашел: ни денег, ни опыта, ни интереса! На тракторе-развалюхе «Беларусь», оставшемся еще с советских времен, мотаюсь туда-сюда на маленьком пятачке, разгребая просеянный этими землеройками песок. Ну, работенка! Как только что-нибудь приличнее найду, сбегу тут же. А пока хоть та польза, что трактор гоняю домой, чтобы хулиганы с раскопок не увели. Можно воспользоваться, чтобы во дворе погреб выкопать.

На лесистом берегу Афры спала, обнявшись, под дубом молодая пара: охотник Анмар и его жена Хайрийя. Они еще детьми любили приходить сюда и сидеть под этим деревом, глядя на блики лунного света на водной ряби тихой реки. Обычно сидели молча, иногда Хайрийя тихо пела. У нее был сильный и красивый голос, который с годами становился еще прелестнее. Может, это лишь так казалось влюбленному Анмару, но песни Хайрийи были почему-то всегда грустные. Особенно грустной была песня о лунной ночи, которую больше всего любил слушать Анмар. Сегодня Хайрийя отказалась петь. Ласково ответила, что не хочет пугать тишину. Лето в этом году было удивительно теплое, земля прогрелась, и они, взяв с собой подстилку из шкуры первого убитого Анмаром несколько лет назад медведя, пришли в эту ночь, мечтая о будущем потомстве. Какой-то таинственный голос позвал их сегодня именно сюда. Показалось: сбудется и свершится нечто сокровенное, важное, главное в их жизни. Предчувствие подсказывало, что их ждет нечто неизведанное и необычное…

О, боги, боги! Ваши знамения о будущем так темны и трудны для понимания, и наши предчувствия и толкования их бывают часто такими смутными и ошибочными, а ожидания близкого счастья оборачиваются страшной бедой и мучительной болью! И понимаешь с опозданием, что порой и незнания облегчают людям жизнь, помогая не бояться настоящего!

На расстоянии трех полетов стрелы выступала над лесом тень их городища, стоящего на холме, с тыла окруженного валом, а с трех сторон защищенного оврагом с ручейком.

Был виден желтый свет коптящего факела на сторожевой башне, который служил маяком для тех, кто дотемна не успел дойти до городища. Часть племени жила за пределами крепости в лесу в маленьких поселениях, где лепились друг к другу обычно три-четыре дома. Большинство поселений тянулось вдоль берега реки. В городище их жители приходили для торговли, обмена добычей, едой, оружием, утварью, одеждой. Собирались в городище также для ритуальных торжеств или прятались от врагов.

Анмар и Хайрийя спали тесно обнявшись. В разливе серебристого лунного света царили над миром тишина и покой. Нежились и клубились в дуновении легкого ветерка краснеющие кроны дубов, вязов и кленов среди разлета плоских вершин сосен. Ночь, светлая и теплая, еще даже не помышляла уступать свою власть утреннему медно-красному солнцу, медленно идущему где-то далеко за горизонтом и несущему злато Востока. На небесном ковре, усыпанном крупными мерцающими звездами, господствовала полная луна, освещая землю мягким сиреневым светом. Теплый ночной воздух ласкал утомленные тела спящих. Только что исчезли остатки вечерних сумерек, и начиналась ночь. Новый завтрашний день был еще далек. Нигде на берегу не колыхнется камыш, и не выпала еще роса, рассыпав бриллианты искристых водяных капелек на изумрудных листьях деревьев, кустов и на траве. Звездное небо, словно сказочный ковер, укрывает землю от края до края. Шатер природы так велик, что в нем хватает места всем: людям и животным, рекам и озерам, горам и лесам. Тишине, разлитой над миром, не мешают шелест листьев и журчание ручейков.

Но нет ничего вечного под звездным небом и под луной, и эта мирная ночь когда-нибудь да начнет клониться к исходу. У темного края небесной юрты появится светлая щель, которая медленно, но неуклонно будет расширяться, пока не разорвет полог, и не захлестнут мир потоки света и тепла. Но это будет потом, позже, утром, а пока богиня ночи Лайели распустила и раскидала свои черные косы. Она властвует безраздельно над миром, погруженным во мрак неизвестности. Тишина и неизъяснимая тревога объяли землю, укрытую темным бархатом распущенных кос властительницы тьмы. Из черной бездны сочатся страх и тревога. Траур заката неумолимо переходит в трагедию ночи.

2

Мне это надоело. Сегодня, когда ушли эти ненормальные — археологи, как себя они по-научному с гордостью именуют, сгребал своим колесным бульдозером последнюю кучу песка в отвал, где загружают самосвалы. По дороге ковырнул ковшом черный с крапинками горшок. Хотел раздавить колесами и сгрести в общую кучу, но что-то удержало. Жалко этих прокаженных. Пусть валяется, завтра найдут и ошалеют, представляю, от радости. Они говорят, что этим черепкам цены нет. Ха! Цены нет! Может, тогда пусть купят у меня, я же нашел. Не-е-е-е… Отберут, да еще и по шее накостыляют. Лучше толкнуть кому-нибудь «налево», слышал, что есть такие коллекционеры, которые готовы вывалить уйму денег за историческую рухлядь. С этими грешными мыслями забрал находку домой, помыл, поставил на тумбочку, рядом с будильником. Пусть полежит у меня, расспрошу поподробней, а потом решу, что делать. Если бесполезная вещь, подброшу обратно в песок, пусть прославится кто-нибудь, словно он первый этот целехонький горшок откопал. С этими мечтами уснул…

Сквозь сон в сознание проник звук, который разбудил Анмара. Это был хруст сломанной сухой ветки. Чуткий слух охотника уловил и тихий досадный вскрик. Так осторожно ходят лишь тогда, когда подкрадываются к зверю. Проснувшаяся Хайрийя, увидев прижатый к губам палец мужа, тоже напряженно стала прислушиваться к звукам ночи, придерживая рукой косу со звенящими на концах подвесками-амулетами, о которых муж в шутку говорил, будто у нее по одной косе снуют соболя, а по другой разлетелись птички.

Лили — сила жизни — живет на кончике косы. После смерти человека она переселяется в новорожденного. Душа самой женщины в ее волосах. Поэтому женщины племени не стригут своих волос: чем длиннее и пышнее косы, тем больше там душ их будущих детей. Потому и носят девушки и женщины всякие накосники и подвески, чтобы оберегать эти души, отпугивая звенящими звуками злые силы.

По вытянутым трубочкой губам мужа Хайрийя прочла то, что уже поняла сама: «Гурты», — то есть не просто чужие люди, а враги. Анмар, стараясь не шуметь, надел широкий расшитый ремень с костяной бляхой, с подвесками и с охотничьим кинжалом с широким лезвием — подарок тестя на свадьбу. Слева на ремне белел зуб того самого первого медведя, на шкуре которого так приятно нежились они сегодня вдвоем. Муж и жена, не сговариваясь, быстро и ловко стали поправлять накосники, ожерелья, пояса, бляшки, накладки на обуви, подвески на шапках — все, что звенит, бряцает, звучит, клацает, скрипит, шуршит, то есть издает звук, отпугивающий всевозможную нечистую силу. Эти обереги могли сейчас своим шумом выдать их.

На той стороне Афры, в лесу за пологим берегом, вдруг раздался неожиданный для ночного времени дикий галдеж птиц, вспугнутая стая вскоре появилась на фоне светло-фиолетового неба. Это темное пятно, время от времени напоминающее очертаниями черного дракона, быстро росло и, расплываясь, словно амеба, двинулось в сторону городища. И в утробе этого иссиня-черного облака глухо клокотали не грозовые раскаты грома, оттуда неслось страшное и отвратительное карканье воронья, будто в котле булькало варево колдуна.