Предел прочности - Андрей Расторгуев

Его послушали, припустив следом. И даже прорвались. Но не все. Только тридцать казаков и восемь армян. Среди них, к сожалению, не было ни сотника Бекешева, ни квартирмейстера Сурокова, оставшихся лежать в балке, уставясь остекленевшими глазами в чистое апрельское небо Закавказья.

От спасшихся Карягин и узнал о бойне. Вызвал к себе Лисаневича. Вкратце поведав о случившемся, распорядился:

– Возьмите ваш батальон, одно орудие и охотников из армян. Проследуйте к той балке и постарайтесь настичь хищников.

Быстро собравшись, майор выступил к месту разыгравшейся трагедии.

Персидских конников он там, конечно же, не застал. Да и нагнать не смог. Сделав своё чёрное дело, те убрались восвояси. Пришлось вернуться ни с чем, если не принимать во внимание подобранные трупы Сурокова и прочих убитых из его небольшой команды.

Слушая доклад Лисаневича, шеф хмурился. Долго молчал, когда майор закончил. Потом вздохнул, сказав куда-то в сторону, будто святому духу исповедовался:

– Господи! Что за место такое, со всех сторон атакам подверженное. На севере лезгины шалят. На юге и на востоке персияне лютуют. Люди впроголодь живут. Войска растянуты, а его сиятельство ещё требует сильный пост учредить в Самухе. Это же пятьдесят вёрст на север. А как его учредишь, ежели слухи ходят о великом числе Баба-хановых войск. – Он посмотрел на Лисаневича. – И тебя в Шамшадиль не отправлю.

Майор в недоумении выгнул бровь:

– Вопреки приказу главнокомандующего?

– Отпишу ему, конечно. Всё же требуется разрешения испросить. Но пока оставлю, как есть. И без того людей не достаёт. Каждый день сильные караулы ставим на охрану форштадта и деревеньки той армянской, как бишь её…

– Калисканд.

– Во-во, Калисканда этого. Табун ещё стереги. Ну, отправлю я отряды в Самух и Шамшадиль, что с того? Совершенно некого будет отряжать в крепостной караул. А мы и так людей теряем…

Шеф снова понурил голову.

04 сентября 1804 года

Ганжинский округ, урочище Али-Булах

Табун уберечь всё же не удалось. Долго зарились хищные татары на лошадок. В итоге в начале мая увели-таки почти триста голов из-под самого носа. Под стенами форштадта паслись. А были там не только полковые, но и казённые, артельные, партикулярные, офицерские, а также артиллерийские и казачьи лошади.

На просьбы Карягина об усилении гарнизона князь Цицианов обещал прислать батальон Севастопольского мушкетёрского полка при двух орудиях. И это не смотря на то, что главнокомандующий собирал войска для похода на Эривань. Туда же намеревался идти с основными силами персидской армии наследник шаха Аббас-Мирза, чтобы с разных сторон вторгнуться в Грузию, где изнутри действовал опальный грузинский принц Александр, вечно мутивший воду, пытаясь поднять людей на бунт.

В первых числах июня Цицианов двинул в Эриванское ханство четырёхтысячное войско с двенадцатью орудиями, предписав Карягину охранять Елизаветполь и весь округ с «величайшей осторожностью и бдительностью». Как и раньше, советовал привлечь к этому делу конных охотников из шамшадильских татар и армян.

На Шурагельской равнине Цицианова встретил персидский авангард числом в двадцать тысяч всадников. Они сошлись двадцатого числа близ Эчмиадзинского монастыря, где русские сомкнутым строем и губительным огнём из ружей и пушек рассеяли беспорядочные конные толпы неприятеля. Узнав об этом, Карягин не сомневался, что князь обязательно дойдёт до Эривани, как бы ни старался помешать ему Аббас-Мирза. И уже второго июля Цицианов осадил столицу.

Не так-то просто взять город на высоченном утёсе с крутыми откосами, обнесённый двумя рядами крепостных стен, окружённых широким и глубоким рвом. К тому же когда эту крепость обороняет семитысячный гарнизон с шестью десятками орудий.

Осада длилась два месяца, но успеха не принесла. Пришлось возвращаться ни с чем, поскольку Цицианов оказался отрезан от Тифлиса неприятельскими отрядами. Принц Александр поднимал мятеж в Грузии, а на Кавказской линии, пользуясь малочисленностью войск, восстали осетины, тагаурцы и тиулинцы. Надо полагать, не без деятельного участия Аббас-Мирзы. Ещё и лезгины вновь повадились грабить Кахетию.

Неспокойно было и в Ганжинском округе. Здесь в августе появился Угурли-ага, старший сын убитого Джевад-хана, с тремя тысячами нукеров. Пытался возмутить шамшадильских татар. Пришлось Карягину двинуть туда один батальон с двумя орудиями, который до сих пор оставался в Шамшадиле, карауля выход из ущелья, куда отступил Угурли-ага. Самим соваться в горы не было никакого резона. Местные жители помогать отказались, опасаясь за свои семьи. Соседи, да и свои же земляки, выступающие против русских, вполне могли отомстить. А мстят здесь жестоко…

Но Угурли-ага и не думал бездействовать. В конце месяца он с отрядом в семьсот человек появился в другом месте, ворвавшись в кочевья аврюмцев. Получив об этом известие, Карягин сам двинулся туда с шефским батальоном при одном орудии. На реке Качхор в урочище Амамлу наткнулся на неприятельские пикеты, но те, не приняв боя, отступили.

Это было вчера. Сегодня же, встав лагерем в урочище Али-Булах, Карягин решил осмотреться. Дорога здесь расходилась в трёх направлениях. Бог его знает, где сейчас враг. Пойдёшь не туда и разминёшься. А то, чего доброго, со спины тебя прижмут.

Влево тянулось глубокое ущелье, сразу не понравившееся шефу. Туда-то в первую очередь он и направил капитана Дьячкова, дав ему сорок егерей и двадцать казаков.

– Ваше благородие, там татары! – доложил Дьячкову казак из высланного вперёд разъезда.

– Много?

– До тысячи.

Отлично. Вот, значит, где Угурли-ага окопался.

– Далеко?

– С полверсты отсюдова будет.

Это порядка четырёх вёрст от русского лагеря. Надо сообщить Карягину.

– Наблюдайте за ними, но тихо, чтобы вас не заметили.

– Будет сделано, ваше благородие.

Казак ускакал, а Дьячков, составив на скорую руку донесение, отправил с ним другого казака. Долго ждать не пришлось. Вскоре появился капитан Котляревский, который привёл сотню егерей. Все взмыленные. Бежали, небось.

– Что у тебя, Ларион? – спросил вновь прибывший, обмахиваясь шапкой.

Они давно на «ты». Почти ровесники, молодые дворяне, с юных лет в армии – оба начинали рядовыми в Кубанском Егерском корпусе. Вместе, как говорится, не один пуд соли съели. Чего им друг другу выкать?

– Татары, Пётр. Чуть меньше тысячи, – ответил Дьячков, успевший сам подняться на холм и осмотреть неприятельское войско.

– Все конные?

– А то как же.

– Фальконеты есть?

– Нет, вроде. По крайней мере, я не заметил. Вряд ли Угурли-ага будет их таскать.

– Согласен, даже если там не он.

– Больше некому. Карягин-то где?

– Следом идёт. Батальону, сам понимаешь, немного дольше собираться.

– Понимаю, только Угурли-ага уйти может.

– Верно говоришь, Ларион. – Котляревский хлопнул товарища по плечу. – А мы с тобою на что? Свяжем его боем, пока батальон подтягивается. Значит так, выходим из ущелья в походном порядке, делая вид, что совсем не ожидали встретить здесь неприятеля. Поспешно перестраиваемся в каре. Увидев, как нас мало, татары обязательно нападут, вот увидишь. После отбития атаки отступаем. Что сделает враг?

– Известно что. Перекроет ущелье, чтобы не дать нам уйти.

– Виват! – Взмахнув шапкой, Пётр нахлобучил её на голову. – И тогда мы атакуем во фронт, а подоспевший батальон с тыла.

– Годится, – улыбнулся Дьячков. – Только я в передовом фасе.

– Так вперёд… – Котляревский отошёл к солдатам. – Ну как, ребята, успели отдохнуть?

– Уж лучше вовсе не отдыхали, вашскродь, – отозвался весело кто-то из егерей. – Так бы и топали, не сбивая охоту, да басурман штыком кололи.

– Будет тебе, Сидоров, и штык, и басурмане… Прошу господ офицеров ко мне!

Когда подошли командиры взводов, Пётр кратко посвятил их в свой план. Указал каждому место в боевом порядке. Убедившись, что все уяснили задачу, быстро закруглился:

– Стройте солдат во взводные колонны…

Впереди ехали казаки, не сильно удаляясь, чтобы вовремя спрятаться за пехоту. Следом шагали егеря капитана Дьячкова, дальше – сотня Котляревского.

Завидев русских, татары загалдели. Повскакивали на коней и всей толпой ринулись на колонну, которая торопливо перестраивалась в каре. Коробка получилась небольшая, что в немалой степени раззадорило неприятеля, уже мнившего себя победителем. Улюлюкая, всадники неслись прямиком на выставленные штыки. Первые выстрелы, как и предполагалось, не смогли охладить их наступательный порыв.

Сделав три залпа, русские пошли вперёд, навстречу несущейся коннице. Для татар это было в диковинку. Обычно враг, если его меньше, бежал без оглядки, стараясь поскорее скрыться. Эти же прут напропалую, словно страха в них нет.