Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, в-третьих, — мотив душевной измученности героя, представленный в виде физической искалеченности («с перебитой передней ногой»), — как следствие пыток, которым он был подвергнут. Сравним с написанной незадолго до этого «Балладой о брошенном корабле»: «Видно шрамы от крючьев — какой-то пират / Мне хребет перебил в абордаже». Вообще между этими песнями наблюдаются очевидные сходства: «Так любуйтесь на язвы / И раны мои! <.. > Видны шрамы от крючьев — какой-то пират / Мне хребет перебил в абордаже. <.. > И гулякой шальным всё швыряют вверх дном / Эти ветры — незваные гости» = «Но зверьков в переломах и ранах / Всё швыряли в мешок, как грибы» («раны» = «ранах»; «перебил» = «в переломах»; «всё швыряют» = «всё швыряли»). В обоих случаях власть одинаково расправляется с лирическим героем и его собратьями. Кроме того, ветры охарактеризованы как незваные гости, а «человек» (собирательный образ власти) в «Песенке про мангустов» появился тайком. Короче говоря: «Мы их не ждали, а они уже пришли».
С образом престарелого мангуста связана еще одна примечательная перекличка между «Песенкой про мангустов» и «Балладой о короткой шее» (1973), в которой также говорится о репрессиях и используется похожий прием: «Рассказал им мангуст престарелый / С перебитой передней ногой» (АР-4-136) = «…И открыта шея для петли. / И любая подлая ехидна / Сосчитает позвонки на ней. <.. > Вот какую притчу о Востоке / Рассказал мне старый аксакал. / “Даже сказки здесь — и те жестоки”, - / Думал я и шею измерял» /4; 127/.
Отметим заодно и другие сходства: «Почему нас несут на убой?» = «Сам себя готовишь на убой»; «Из капкана — в мешок, — в чем же дело?» (АР-4-136) = «И открыта шея для петли. <.. > И на шею ляжет пятерня».
В первой песне мангусты подводят итог: «Вот за это нам вышла награда / От расчетливых, умных людей» (АР-4-132). Поэтому и в балладе — уже от лица самого автора — будет сказано, что «недальновидно / Жить с открытой шеей меж людей».
А концовка «Песенки про мангустов»: «И снова: “Змеи, змеи кругом — будь им пусто!” — / Человек в исступленье кричал / И позвал на подмогу… / Ну, и так далее — как “Сказка про белого бычка”» (эта же сказка упоминалась в балладе: «Даже сказки здесь — и те жестоки»), — говорит о цикличности сюжета и его повторяемости в советскую эпоху: мангусты, уже забывшие об охоте на них самих, в очередной раз слыша призыв власти уничтожить змей, с готовностью откликаются на него. Объектом авторской сатиры является беспамятство людей, нежелание помнить о прошлых трагедиях. Именно против этого выступает поэт и в «Побеге на рывок»: «…Что надо, надо сыпать соль на раны: / Чтоб лучше помнить — пусть они болят!».
***
Помимо «Песенки про мангустов», наблюдаются сходства между «Концом охоты на волков» и «Горизонтом» (1971): «Я знаю — мне не раз в колеса палки ткнут»[1523] [1524] (АР-3-112) = «Мы знаем — не детская будет игра» (АР-3-23); «Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут <.. > Завинчивают гайки. Побыстрее! — / Не то поднимут трос, как раз где шея» = «И потеха пошла в две руки, в две руки. <.. > К лесу — там хоть немногих из вас сберегу! / Живо, волки, — труднее убить на бегу!»ш1 («бег» = «на бегу»; «с ухмылкой» = «потеха»; «побыстрее» = «живо»).
В ранней песне власти пытаются «пресечь бег» лирического героя, а в поздней — убить, причем используют для этого одинаковые средства: «Но из кустов стреляют по колесам» = «Появились стрелки, на помине легки». А лирический герой в «Горизонте» и волки в «Конце охоты» действуют на запредельной скорости: «Я прибавляю газ до исступленья» (АР-3-112) = «…Сумасшедшему волчьему бегу» (АР-3-24); «И плавится асфальт, протекторы кипят» = «Животами горячими плавили снег».
Помимо того, безвыходность ситуации, в которой оказались волки, имеет своим источником стихотворение «В лабиринте» (1972): «Здесь, в лабиринте, / Мечутся люди. / Всё помешалось — / Жертвы и судьи. / Каждый — как волк: / Ни у кого / выхода нет!» (АР-2-32) = «…И смирились, решив: всё равно не уйдем! <…> Я мечусь на глазах полупьяных стрелков / И скликаю заблудшие души волков» («мечутся люди» = «я мечусь»; «как волк» = «волков»; «ни у кого выхода нет!» = «все равно не уйдем!»).
Людей убивает Бык Минотавр, а волков уничтожают стрелки: «Злой Минотавр в этой стране / Всех убивал» /3; 15^4/ = «Новое дело — нас убивают» (АР-3-30).
Да и лирический герой ведет себя одинаково: «Я тороплюсь — / В горло вцеплюсь, / Вырву ответ!» = «На горле врага свои зубы сомкну / Давлением в сто атмосфер» (АР-3-37); «И слепоту, и немоту — / Всё испытал» = «Отказали глаза, притупилось чутье».
Более того, если в стихотворении предсказано: «Лишь одному это дано — / Смерть миновать», — то такая же ситуация повторится и в песне, правда в несколько ином контексте: «Кончен бал, или бойня — один я бегу. <…> Я живу, но теперь окружают меня <.. > псы — отдаленная наша родня..»Ш2.
Похожая картина наблюдается в паре «Честь шахматной короны» (1972) — «Конец охоты на волков»: в первом случае противник героя сметает его шахматные бастионы, а во втором — стрелки стремятся уничтожить героя и его стаю: «Черный ферзь громит на белом поле / Все мои заслоны и щиты» /3; 384/ = «Разбросана и уничтожена стая» (АР-3-34); «Он меня убьет циничным матом…» /3; 383/ = «Новое дело — нас убивают» (АР-3-30) (ср. еще в стихотворении «Вооружен и очень опасен»: «Нас уберут без суеты»).
Правда, на первых порах герои были уверены в благоприятном исходе: «В первый раз должно мне повезти» = «Нам сопутствовать будет удача» (АР-3-22), — и в тщетности любых ухищрений своих врагов: «Но пройдут его старанья прахом» (АР-13-72), «Он меня не испугает шахом» (АР-9-169) = «Только всё это зря, чудаки-егеря, / И костры догорят, не пугая» (АР-3-24), — так как, несмотря на их большой опыт: «Этот Шифер хоть и гениальный…» = «Ах, люди, как люди, премудры, хитры» (АР-326), — сами герои тоже не
