Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последний мотив встречается во многих произведениях: «Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог…» /1; 162/, «А мы упрямо ползли на нее, / Товарищей оставляя» /1; 161/, «Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей» /2; 47/, «Мы научились штопать паруса / И затыкать пробоины телами» /2; 107/, «Мимоходом по мертвым скорбя, / Шар земной я вращаю локтями» /3; 232/, «И воины в легких небесных доспехах / С потерями вышли назад из котла» /3; 158/, «Потери наши велики, господин генерал» /5; 121/, «Мы в 25, даст бог, сочтем потери» (АР-9-42).
Одновременно с «Гимном морю и горам» шла работа над песней «Мы говорим не “штормы”, а “шторма”…», которая также содержит ряд общих мотивов с «Пожарами»: «Пой, ураган, нам злые песни в уши» = «И ветер злой со щек мне сдул румянец» /5; 519/, «Дуй, ветер, вой и пой о недоживших» (АР-10-196); «Под череп проникай и в мысли лезь» = «И спутаны и волосы, и мысли на бегу»; «“Ветра” — не “ветры” — сводят нас с ума» = «А ветер дул и расплетал нам кудри / И распрямлял извилины в мозгу» (заметим, что расплетал кудри ветер и в песне «Штормит весь вечер, и пока…»: «А ветер снова в гребни бьет / И гривы пенные ерошит»); «Но запер шторм ворота на засов» (АР-10-148) = «Пока у райских врат мы сдуру мялись, / Набросили щеколду холуи» /5; 519/; «Мы, как боги, по лунному свету скользим» (АР-10-150) = «И всадник — бог, и конь — пегас»[1511] [1512]; «До ребер, до шпангоутов продрать себе борта» = «А ветер дул, с костей сдувая мясо / И радуя прохладою скелет»; «К нам в души ветер бьет, сорвав засов» (АР-10-157) = «И ветер бил, как розги, плети, прутья, / Надежней <и> больней хлестал» /5; 518/; «И несемся по солнечным бликам» (АР-10157) = «Несемся мы уже не вскачь и влет» (АР-10-198).
Продолжая разговор о «Пожарах», обратим внимание на необычность сюжета песни, в которой разворачивается битва из области «фантастического реализма», а действующими лицами становятся даже Время и Судьба. Сам же образ пожаров символизирует катастрофическую ситуацию в стране. Вспомним знаменитую гамлетовскую формулу «век расшатался» и сопутствующий мотив «искривленности» советского общества. В песне это выглядит так: «Навылет Время ранено, досталось и Судьбе». Кроме того, образу пожаров сродни образ шторма: «Был шторм, канаты рвали кожу с рук» /2; 219/ = «Лохмотьями с ладоней лезла шкура» /5; 518/.
Особый интерес представляют параллели между «Пожарами» и песней «Мы вращаем Землю» (1972), в которой также описываются события планетарного масштаба: «От границы мы Землю вертели назад» = Пожары над Землею — нету выше и страшней» (АР-10-198); «Мы на Запад бежим, это значит — вперед» (АР-6-28) = «А мы летели вскачь, они за нами — влет. <…> И спутаны и волосы, и мысли на бегу»; «Этот глупый свинец всех ли сразу найдет?» = «Помешанная на крови слепая пуля-дура…»; «Ноги стерты и светят костями» (АР-6-24), «До костей мы колени сдираем» (АР-6-26) = «А ветер дул, с костей сдувая мясо / И радуя прохладою скелет»; «Животом по грязи, дышим смрадом болот» = «Шипит и испаряется, чадит гнилая прелость» /5; 519/. А единственное изменение мотива связано с погибшими воинами: «Как прикрытье используем павших» — «Убитых выносили на себе».
Заметим еще, что мотив бегства, представленный в «Пожарах»: «Ни бегство от огня, ни страх погони ни при чем», — восходит к песне «Погоня» (1974): «Ведь погибель пришла, а бежать — не суметь!». Но если здесь от преследования властей убегал один лирический герой, то в «Пожарах» спасается бегством лирическое мы.
Другая параллель между этими песнями: «Храп да топот, да лязг, да лихой перепляс» = «И кто кого азартней перепляса, / И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет». Последний мотив, в свою очередь, восходит к «Утренней гимнастике»: «Первых нет и отстающих» (здесь — «бег на месте», а в «Пожарах» — «скачка», как и в «Странных скачках»: «Выйдут все в передние — / Задние и средние, / Даже предпоследние / Перейдут в передние…»/4; 104/).
Всё это свидетельствует о личностном подтексте упомянутых произведений.
***
В 1977 году Высоцкий создает также первоначальную редакцию второй серии «Охоты на волков» — «Конец охоты на волков»13^ (другое название — «Охота с вертолетов»), которую мы совсем недавно сопоставляли с «Пожарами».
Лирический герой здесь представлен двояко: как объект повествования, когда о нем говорится в третьем лице, и как субъект повествования, когда герой говорит непосредственно от своего лица (хотя и прикрывается маской волка).
Рассмотрим сначала первый образ: «Мы легли на живот и убрали клыки. / Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки, / Чуял волчие ямы подушками лап, / Тот, кого даже пуля догнать не могла б, — / Тоже в страхе взопрел и прилег, и ослаб».
Доказать, что тот — это лирический герой, не составляет труда. Во-первых, строка «Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки» в черновике имеет вид: «Я был первым, который ушел за флажки / И всю стаю увел за собою» (АР-3-22, 30). Здесь лирический герой сам ведет речь, а в основной редакции о нем говорится в третьем лице (причем на одной из фонограмм присутствует знакомое нам совмещение двух ракурсов: «Даже я, даже тот, кто нырял под флажки»[1513] [1514] [1515]). И если про «того, кто нырял под флажки» сказано: «Тоже в страхе взопрел и прилег, и ослаб», — то в черновиках эту же мысль повторит сам герой: «Я горячим от страха своим животом / Припадаю к снегам» (АР-3-24) (а «припадает к снегам» и «гот, кто нырял под флажки»: «Тоже к снегу припал и притих, и ослаб»В21, - что опять же говорит об их тождестве). Кроме того, мотив ухода за флажки встречался и в «Охоте на волков», причем от первого лица: «Я из повиновения вышел / За флажки — жажда жизни сильней!».
Что же касается оппозиции я — власть в «Конце охоты», то она проявляется во второй половине текста, и сразу — на прямооценочном уровне: «Я мечусь на глазах полупьяных стрелков / И скликаю заблудшие души волков» (обратим
