Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь - Полина Дмитриевна Москвитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анечка, увидев вооруженных чехов, испугалась:
– Вы меня к чехам?!
– Не дай бог! – успокоил капитан. – Мы едем в Омск. Слышите, Сидор Макарович? В Омск! Ваши агентурные тетради вызвали восхищение нашей главной контрразведки. А вы, Анна Дмитриевна, только подтвердите правильность агентурных наблюдений вашего дяди или будете оспаривать. А ехать мы будем совершенно свободно. Но прошу, без глупостей!
Патрульные стрелки задержали пролетку. Капитан предъявил пропуск, подписанный Гайдой.
– О! Пжалста! Пжалста! Казак за вами?
– Со мною!
Пролетку оставили у ворот на перроне, и к ней сзади Ной привязал Вельзевула.
На первом пути, под сплошной охраной вооруженных легионеров, стоял личный поезд Гайды, а впереди него тускло поблескивали под прожекторами бронированные звенья бронепоезда.
Капитана останавливали чешские часовые, и он предъявлял пропуск; за ним тихо шла Анечка с чемоданом и узлом; следом Сидор Макарович, согнувшийся, еле волочащий старческие ноги, – он и сам был не рад, что влип в непонятную историю; замыкал шествие хорунжий.
Долго обходили эшелоны; дымились кухни и пахло жареным мясом. На седьмом пути попыхивал паровоз с десятью пассажирскими вагонами. Капитан остановился у четвертого вагона. Вагон охранялся двумя чехами. Пропуск капитана имел магическую силу для часовых. Достаточно одной подписи Гайды, и стрелки вытягивались в струнку. В тамбуре стоял дородный проводник в синей куртке, с фонарем.
– Купе для начальника контрразведки приготовлено? – спросил капитан.
– Пожалуйста! Первое купе.
– Примите вещи у дамы.
Проводник принял от Анечки чемодан и узел, и все поднялись в тамбур. Капитан оглянулся на хорунжего:
– Подождите!
– Слушаюсь, господин капитан.
А что еще оставалось хорунжему? Слушаться и исполнять.
В коридоре вагона стояли господа в черном, это были тузы губернии – промышленники и купцы, а с ними чехословацкие офицеры, французы, долговязые американцы. Все они ехали в Омск – столицу Сибирского правительства.
Шикарный вагон, обитый тиснеными обоями, со шторами на окнах, ковровою дорожкою по коридору, освещался свечными фонарями.
Проводник открыл дверь купе, занес вещи, и капитан попросил пройти Анечку. На двух нижних местах были постели с двумя подушками на каждой, ковер под ногами, а на столе графин, стаканы и связка стеариновых свечей. Проводник поднялся по лесенке и зажег фонарь.
– Садитесь, Анна Дмитриевна, и вы, Сидор Макарович, – пригласил капитан. И когда проводник вышел, предупредил: – Поезд отойдет в половине двенадцатого. Прошу из вагона не выходить – часовые предупреждены. Можете, Анна Дмитриевна, умыться. Все необходимое здесь имеется. Я подойду к отходу поезда, – и ушел, закрыв за собой дверь.
Анечка, в легком пальто и ботиночках, в цветастом платке, некоторое время сидела молча, положив руки на колени, прихлопнутая арестом. Она думала, что капитан доставит ее в контрразведку к чехам, и тогда… Она и сама не знала, что случилось бы тогда. О зверских казнях чехами совдеповцев в Ачинске, Мариинске, Боготоле и Чернореченской знал весь город. Повешенные, повешенные! Рассказывали о «семейных букетах». По приказу могущественного карателя Гайды вешали целые семьи на крючках телеграфных столбов по три-четыре человека; у многих перед повешеньем вырывали языки, чинили надругательства над женщинами.
– Что он еще задумал, господи! – постанывал Сидор Макарович. – У контрразведки имеются подвалы, тюрьмы, но к чему же в Омск? Ох, лют, лют, капитан, спаси мя!
Анечка с презрением взглядывала на мерзостного дядю. Низкий и подлейший провокатор! За что он так выслуживается? Или получил от капитана те десять тысяч, которые просил от ее родных за молчание?
– Получили от капитана десять тысяч? – брезгливо спросила Анечка.
– Господь с тобой, Анечка! Какие десять тысяч? Пошутил я.
– Хорошие шутки!
– Да разве я хотел, чтобы тебя арестовали! Господи, господи! Ни словом, ни помыслом тебя не опорочил. И не давал агентурных данных на тебя в прошлом году. Машевский – отпетый бандит, и его надо было обезвредить, а ты-то кто? Лань господня, но не волчица лютая Прасковьюшка. К чему взял тебя капитан – ума не приложу. Если заложницею – зачем везти в Омск? На то имеется тюрьма! А ведь в Омск везет! Или куда в другое место? Ох, господи, господи! Что же такое происходит?
– Замолчите! Противно слушать! Никогда не думала, что так низко может пасть человек! Разве вы человек? Агент! Провокатор! Я бы вас убила за такое предательство! Лучше молчите!
Сидор Макарович отодвинулся к столику, налил воды из графина и выпил – жажда мучила…
Капитан с хорунжим долго обходил эшелоны с другой стороны.
– Смотрите внимательно, хорунжий, – предупредил капитан. – Это и есть те самые страшные, вооруженные силы, использованные в Сибири для переворота. Видите, каков бронепоезд? А бронированные площадки с орудиями? Этот бронепоезд захвачен Гайдой в Омске вместе с орудиями, тремя броневиками и пятью аэропланами. Каково?
Ной во все глаза разглядывал страшный бронепоезд. На такую махину не попрешь в атаку с шашками и карабинами.
Не доходя до поезда Гайды, капитан остановился, закурил. Рядом никого не было.
– Слушайте внимательно, хорунжий, – начал капитан. – Я уезжаю, и, вероятно, надолго. Если со стороны комиссара Каргаполова будут какие-либо провокации по вашему адресу, обращайтесь к полковнику Ляпунову; я с ним все обговорил в должной степени. В карательных операциях участия не принимайте. Ваша обязанность – охрана станции вместе с чехословацким эшелоном. Для пущей безопасности представлю вас командующему Гайде, и если Ляпунов потянет сторону Каргаполова, дайте телеграмму Гайде. Ясно?
– Понимаю, – кивнул хорунжий, хотя и ничего не понимал.
– Учтите: у Каргаполова при его отвратительном бабьем голосе хватка акулы. Опасайтесь полковника Дальчевского. Он вас просто может пристрелить. Это для него не вновь – натаскан в жандармской охранке.
«Опасную игру затеял, гад лобастый», – туго провернул Ной, чувствуя себя подавленным под напористым взглядом капитана.
– Сегодня же побывайте у Ковригиных, предупредите: Анна Дмитриевна свободна и поехала со мною не в качестве заложницы. Отнюдь! Главное, чтобы в контрразведке Каргаполова ничего не было известно. Ни в коем случае, если они не желают ее гибели. И про Сидора Макаровича знать ничего не знают. Если что-то дойдет до Каргаполова и кого-то из Ковригиных вызовут на допрос, могут сказать: приезжал капитан с протодиаконом с обыском по поводу квартирантов-совдеповцев – Рогова и Юргенсона. Но ни вашего имени, ни Анны Дмитриевны не должны называть. Урядника Сазонова предупредите, что я отослал вас на вокзал. Приструните его!
– Болтливый, гад!
– В крайнем случае – уберите! – завернул капитан. Легко сказать! Дело-то не шутейное!
– Хочу предупредить: опасайтесь Евдокии Елизаровны! Она еще с фронта завербована в агенты «офицерского союза», а там немалую роль играл Дальчевский.
– Какие могут быть разговоры с Евдокией Елизаровной! У ней сейчас одно на уме: прииски и золото.
– Вот и пусть занимается приисками и золотом. Пусть тешится сказками!
– Так оно и есть – сказки, – поддакнул Ной.
– Но у Юсковой – опасные «сказки»! – еще раз предупредил капитан. – Если она выудит что-то из вас, то не для потехи, а для Дальчевского. Да и поручик наш с тем же душком. Никаких отношений с ним.
– Я с ним ни разу не встречался и не поспешаю к встрече.
– Именно так: не поспешайте! И лучше было бы переехать вам на другую квартиру. В доме миллионерши Юсковой вам делать нечего. Сейчас у нее начнется престольный праздник, и господ офицеров приглашать будет на званые обеды и ужины, а вам на этих приемах, думаю, опасно быть. За флотилией красных готовят погоню. Дальчевский поведет отряд на «Енисейске» и лихтере.
– Господи помилуй!
– Трудное положение, хорунжий! Очень трудное. Но не безнадежное, думаю.
Вот тебе и капитан белогвардейской контрразведки! Стало быть, и тот раз, когда ехали от тюрьмы, прощупывая Ноя, капитан вовсе не шутил с ним. Значит – не Каин, а сам Авель!
– Извините, господин капитан. Сумление у меня. По разговору понимаю так: вы не из серых и белых. А в тюрьме сидели при красных.
– Бывает, хорунжий. При необходимости всякое бывает, – ответил капитан. – Кстати, за капитана Голубкова я вам благодарен. Он шел по моему следу. Хорошо, что вы его шлепнули. А помогали ему знаете кто? Дальчевский, Евдокия Елизаровна и Леонова! Ну, Леоновой теперь нету. А вот Дуня живет рядом с вами!
Ною нехорошо стало. Который раз капитан напоминал про Дуню, да так, что муторно слушать. Не то ли говорила ему Селестина Ивановна! А вот он привязался к шалопутной и опасной Дуне
