Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева

Но я ничего не успеваю сказать – проваливаюсь в сон, прижимая таю к себе. Ерунда, – вспыхивают и гаснут мысли, – скоро, совсем скоро всё изменится.

Жаль, я не знал, как был близок к истине. Жаль, что истина вильнула хвостом и скрылась в королевстве кривых зеркал…

29. Тая

Он спит в моих объятиях, а я стерегу его сон. Чувствую: ему отчаянно нужна передышка. Я, наверное, сейчас похожа на самку, что охраняет детёныша. Глупо так думать: Эдгар большой и сильный, а я по сравнению с ним – заморыш, хоть и не так изнежена, как кажется. Я высокая и крепкая. Как жаль, что он не хочет детей. Я пью таблетки регулярно, чтобы он больше не сердился и не волновался. Я до сих пор помню его ярость после истории с Леоном.

Мне стыдно: я не спрашиваю ни об Эльзе, ни о детях. Леон… взрослый мальчик. И я не то чтобы вычеркнула его из своей жизни – избегаю и упоминаний, и разговоров. Ни к чему. У нас вроде бы сейчас всё хорошо, выровнялось, а ощущение такое, что стоишь на утлом подвесном мостике через бурную горную реку. Чуть не туда ногу поставишь – и сорвёшься вниз.

Кажется, я уснула. А очнулась от его поцелуев. Эдгар умел любить. В том самом интимном смысле. Идеальный для меня. Щедрый, увлекающийся, чуткий. Это и опыт, и, наверное, талант – так чувствовать партнёра. Вот в этом он всегда честный и открытый. В чувственной любви. Во всём остальном – книга на замке. Я знаю, что должна и подождать, и потерпеть, но внутри копится отчаяние. А ещё эти барышни со сплетнями…

–Скажи, их было много?

Эдгар приподнимает бровь и гладит моё лицо пальцами. Рисует непонятные узоры на щеках и подбородке.

– Полагаю, ты о женщинах в моей жизни, – в уголках его губ – ямочки, а возле глаз – лучики морщинок. Он пытается не улыбаться. Я вздыхаю.

– Да.

– Не так много, как может показаться и уж значительно меньше, чем об этом говорят. Твой художник тебе что-то наплёл? Раньше ты не спрашивала.

– Раньше мы вообще мало разговаривали, Эдгар. Больше противостояли да спорили. Ты… командовал, а я то делала вид, что слушаюсь, то сопротивлялась. Все эти Миры, Елены…

– Остались в прошлом, Тая, – договаривает он мою фразу. – Сейчас они для меня не существуют.

– Зато ты для них существуешь, и ещё как.

Эдгар настораживается. Смотрит пристально.

– Сегодня Аль собирал бомонд в студии. Учил их рисовать. Они почти всё время сплетничали. Обсуждали тебя. Да и меня тоже.

– Твоего Альберта нужно пристукнуть. Что за блажь? – Эдгар сердится. – Что за необходимость развлекаться разговорами этих пустозвонок в то время, когда ты находишься в доме?

– Не злись. Это… очень познавательно.

– Я не хочу, чтобы ты расстраивалась, Тая. Мне даже знать не обязательно, что они тут несли, чтобы понять: ты снова забиваешь голову всякой чепухой. Они для меня, считай, пустое место. Все эти Елены, Миры и кто там ещё.

– Пустое так пустое, – покладисто соглашаюсь, понимая, что не хочу ничего рассказывать.

Эдгар садится. У него сердитый взгляд и растрёпанные волосы. Я скребу пальцами по его щетине, и он, коротко выдохнув, прикрывает глаза.

– Я хочу, чтобы ты знала, – он ловко перехватывает мою руку и целует в ладонь. – Даже если кто-то скажет слишком убедительно, что я негодяй, бросил тебя, обманул – не верь. Не верь никаким сплетням. Женщины порой чересчур коварны и умеют убеждать.

Не знаю, зачем он сказал это. Слишком сложно успевать за его мыслями. НО в словах его – какой-то подтекст, что ускользнул от меня.

– Они убеждены, что я беременна. Обсуждали на все лады. Твоя Анна, что сочетала нас браком, слишком болтлива. Кроме неё некому больше распространять подобные сплетни.

– Поверь, – обнимает он меня за плечи, – для подобных выводов им совсем не обязательно разговаривать с Анной. Большая часть слухов – всего лишь слухи и догадки тех, кто любит собирать жареные новости и делать на пустом месте сенсации.

– Ульяна тоже была среди них, – выдаю мучившую меня информацию. – Как-то странно. Она же журналист. И слишком часто вокруг нас крутится. Я думала, она не вылезает из своей коммуны, а, судя по всему, живёт в городе и охотно присоединяется к местным развлечениям.

Эдгар берёт мои руки в свои и встряхивает. Коротко и нежно одновременно. Словно пытается успокоить маленького впечатлительного ребёнка.

– Тая, я не хочу, чтобы ты забивала голову подобной ерундой. Пыталась вести расследование и распутывать клубок, что невольно навертелся вокруг нас. А большей частью – вокруг меня. Это… небезопасно. И может завести в ложном направлении. Я поговорю с твоим художником. Надеюсь и ты, и он поймёте меня правильно: сейчас не время для игр. Любая, даже маленькая беспечность, может обернуться катастрофой. И я не преувеличиваю.

Я огорчилась. Промолчала. Он снова пытается всё сделать в одиночку, а я бреду в темноте. От этого и больно, и не понятно, что можно делать, а что нельзя. Подслушивать сплетни в полной безопасности – и не преступление, и не повод так беспокоиться и сердиться.

Вот это разъединяло – мы никак не могли стать единым целым во всех отношениях. Как в старых и вечных словах: «И в горе, и в радости…».

Мы произносили слова любви, но по-прежнему не доверяли друг другу. Я пыталась, а Эдгар бесконечное число раз уклонялся. Уговаривал подождать. Просил дать время. Я не понимала, что происходит на самом деле. Не могла жить прежней жизнью. Мне приходилось скрываться. Одни телефоны чего стоили – какая-то пафосная история в шпионские игры. Но я молчала и ничего не сказала. Не хотела ни скандалить, не огорчать Эдгара ещё больше. Он и так… и выглядел уставшим, и нервничал уж слишком явно.

Он не учёл только одного: у мня есть своя собственная тайная армия, способная проникать в тайны и щедро делиться ими со мной. Он, мой умный, серьёзный, заботливый муж, не учёл один-единственный фактор: стихийное бедствие, способное из воздуха извлекать информацию.

Линка Синица позвонила мне под вечер. Эдгар уже уехал, а я бродила по хоромам, пока ещё сияющим чистотой, и страдала. И тут – луч света в тёмном царстве.

– Тайка! Я так счастлива! Так безгранично счастлива, что завидую сама себе!

Синица ревела в голос, как заправская белуга. Думаю, там реки слёз пролились.

И понеслась залётная: «Мой Сева-Севушка», «бедненький», «умер бы», «не отпускает меня ни на минуту». И ключевое:

– Тай, он, кажется, жениться на мне собрался.

Почему-то испуганным голосом.

– Это что, плохо? – я уже подумываю, что Севе нужно медаль на грудь повесить. За долготерпение и воистину правильное решение. Нет, я определённо его недооценивала. Видимо, Мироздание сочло, что они с Синицей – истинная пара. Иначе как чудо я это явление – Мелехов плюс Синица – объяснить не могу.

– Я пока и не знаю. Ну, кто он, а кто я? Сложно как всё. Эти бизнесы их дурацкие. Сева вообще сказал, что у него теперь и цель, и вдохновение есть. Хочет своё личное дело открыть. Говорит, хватит уже для кого-то. Пора для себя и семьи. Для сына.

– Сына, значит, ждёт?

– Ага, – словоохотливая Линка сейчас не торопится. – Только я боюсь. А то будет, как у вас с Эдгаром. Все эти страсти-мордасти. Отравление. Тормоза испорченные. Крот в компании.

– Ты о чём? – её слова – горячее олово, что льётся безжалостно мне на грудь и взрывает грудную клетку изнутри. – Какое отравление?

– Ой, а ты не знала, да? А я проболталась, дурочка…

Надавить на Синицу – плёвое дело. Вскоре я знала весь расклад. Как по нотам. Вот почему он мутил воду. Вот почему мне нужно скрываться. Полиция подозревает, что это я его… могла.

У меня крыша от новостей поехала. Я с Линкой даже не попрощалась. Отключилась тупо и села переваривать услышанное. Зачем он скрывал от меня? Да, просил не спрашивать. Потерпеть. Но его желание обложить меня со всех сторон бронёй, отгородить от мира и людей мне не понятно. Сколько ни скрывайся, рано или поздно придётся встретиться лицом к лицу с проблемами. Или он наивно думал, что рассосётся?