Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн

Незнакомец повернулся. Его серые глаза, казалось, видели насквозь, читали мысли.

– Как вы думаете, чего они хотели?

– Наверное, какие-то документы. Я в точности не знаю. Но думаю, Джим отыскал то, что они не хотели бы разглашать.

– А кто именно эти «они»?

– Важные городские персоны: мэр с присными, шерифы. Они заправляют здесь всем. Искупление больше похож на корпорацию, чем на обычный город, с директоратом вместо выборного начальства. Мэр – директор, под ним два шерифа: один отвечает за филантропию, другой – за коммерцию. Джима выбрали шерифом, заведующим филантропией.

– Звучный титул для такого маленького городка, – заметил Соломон.

– Это место полно иллюзий величия. Видели церковь? Будто вывезли из Европы собор и уронили посреди пустыни. Можете себе представить, как это выглядело, когда большинство горожан еще жили в палатках или однокомнатных хибарах? Мистер Крид, не забывайте: Искупление строилось на вере в не меньшей степени, чем на меди. Нельзя победить тех, кто искренне верит, что Бог на их стороне.

– Я полагал, что Бог – на стороне всех.

– Не в этом городе. Если твое имя Кэссиди, ты здесь – бог. Морган и шерифы – они как апостолы. Все, кроме Джима. Он не являлся членом клуба. Для них он всегда оставался выбившимся в люди сиротой из «Дома Кэссиди». Но Джим был нужен из-за фондов.

– Морган упоминал их. Что это такое?

– Живая кровь города и причина могущества Кэссиди. Джек Кэссиди основал их вместе с городом. Они как локализованная система благотворительности, большой фонд, которым заведует семья мэра. Фонды поддерживают город. Пока в нем живут Кэссиди, они защищены и обеспечены. И город вместе с ними.

– А у мэра нет детей.

– Именно. Как только он умрет, фонды возвратятся к церкви. Когда Джек Кэссиди учреждал их, это не было проблемой. Церковь являлась частью города. Теперь нет. Церковь – часть епископального диоцеза Аризоны. А значит, после смерти Кэссиди город не будет владеть и единолично распоряжаться фондами. Ими будет распоряжаться церковь. То есть их могут перекинуть на что угодно в штате – и, скорее всего, так и произойдет. А ведь многие горожане полагаются на субсидии фондов, чтобы выживать.

– А что с шахтой? Морган говорил, она заработала снова.

– Если и заработала, то выдает она немного. Выработку пришлось закрыть пятнадцать лет назад из-за загрязнения подземных вод. Несколько человек заболело от химикатов, которые использовались при добыче. Возмещение потерпевшим и очистка воды обошлись в целое состояние. Если бы не фонды, город бы разорился. Его деньги – не в шахте, самолетах или туристах. Работа Джима была – гарантировать, чтобы деньги фондов остались в городе. Джим был сведущ в таких вещах. Потому и был нужен.

Заметив на полу визитку, Холли подняла ее и протянула Соломону.

Мэр Эрнест Кэссиди

И шерифы Искупления

Приглашают

Мистера Джеймса Коронадо

На торжественный ужин в резиденции Кэссиди,

Чтобы отпраздновать избрание шерифом.

– На следующий день после избрания Джим получил приглашение за большой стол. Я дразнила Джима. Говорила, будет церемония посвящения, где красят в медный цвет и заставляют читать «Отче наш», лупя по ребрам Библией. Джим смеялся и вел себя так, будто это вовсе не важно, но я-то знала, каково это, когда сироту приглашают ужинать в резиденцию Кэссиди. Так или иначе, настал день большого ужина. Джимми готовился к нему, словно к экзамену на адвокатскую лицензию: копался в старых отчетах по городским финансам, читал материалы по фондам за много лет. Я знаю, что он нашел их куда худшими, чем предполагал. Я поцеловала Джима на прощание и сказала, чтобы не беспокоился и повеселился, как может, ведь это городским шишкам повезло заполучить такого специалиста. Джим надел свой лучший костюм и выглядел так симпатично. И лучился от счастья, хотя и нервничал. А я так гордилась Джимом! Ведь он достиг именно того, чего добивался, и теперь ему предстояла тяжелая работа, а он ее не боялся никогда. В каком-то смысле тогда я в последний раз видела настоящего Джима, которого знала. Я легла в постель, надеясь, что городские шишки добры к нему и он с удовольствием проводит вечер. Кровать без Джима казалась такой большой. Я не привыкла спать без него. Не могу привыкнуть и сейчас. В общем, проснулась я с рассветом. Вставало солнце, птицы уже подняли гам за окном, а я все еще была одна в постели. Я села и уж не знаю как, но почувствовала, что Джим в доме. Знаете, бывает, что чувствуешь присутствие, хотя и ничего не слышишь.

Соломон кивнул. Он знал.

– Я позвала его по имени – он не отозвался. Встала и пошла его искать. Джим сидел здесь, в кабинете, в своем кресле, рядом с открытой бутылкой виски и наполовину пустым стаканом. Я почуяла алкоголь, едва ступив в комнату. В этом запахе и в том, что Джим не ответил, было что-то странное и жуткое – будто случилось нечто по-настоящему страшное, словно кто-то умер, а Джим не осмеливался сказать это мне в лицо. Он был сильно пьян. Наверное, уже давно вернулся домой. Мэр Кэссиди совсем не пьет. Джим, наверное, прикончил полбутылки, сидя в темноте. Я спросила, что случилось. Наверное, что-то очень скверное, раз он так напился, но Джим только качал головой, глядя на бутылку. Я испугалась. Таким я его не видела никогда. Я заставила его встать и пойти в спальню, уложила, думая, что он проспится и выговорится завтра. Но он так и не рассказал. Тот ужин, разговоры, то, что выяснил Джим, разбило ему сердце.

После той ночи я почти не видела Джима. Он проспался, встал, принял душ, переоделся, затем поехал в город. Вернулся с багажником, полным коробок с архивными делами, и тут же прошел в свой кабинет. По его словам, требовалось кое-что исправить. Но что именно – тайна, поскольку должен меня от этого защитить. Именно так и сказал – «защитить», словно обнаружил что-то ядовитое и пытался держать его от меня подальше ради моего же блага. Потому я оставила мужа в покое. Да до него все равно было не достучаться. Я держалась поодаль, думая, что он разберется с проблемами и вернется ко мне. Но так и не вернулся. Через три дня он умер.

– А как остальные, присутствовавшие на том ужине? – спросил Соломон. – Вы разговаривали с ними?

– После смерти Джима мэр звонил, чтобы еще раз выразить соболезнования. Я спросила об ужине, но про это он говорить не стал. Все повторял, что я не в себе, а с Джимом – трагическая случайность.

– Но вы не считаете его смерть случайностью?

– Нет. Что-то произошло. Не знаю, убили ли Джима ради того, чтобы заткнуть рот, или он перешел им дорогу, найдя какие-то документы, но в любом случае – виноваты городские шишки.

– А вы говорили с другими шерифами?

– Другие шерифы – это Пит Такер, шериф коммерции. Он крупный землевладелец, большая часть денег от аэродрома идет ему: аэродром построен на земле Такера. Я не стала говорить с ним.

– А вы видели отчет коронера?

– Нет.

– Было бы полезно узнать, что именно убило Джима. В самом ли деле он погиб при аварии? Хотя, если ваш муж пытался спасти город, какой смысл городскому начальству его убивать…

По дому разнесся громкий стук: три удара по входной двери.

– Оставайтесь здесь, – велела Холли. – Я посмотрю, кто там.

Она шла по разоренным комнатам и думала о бледном незнакомце в кабинете мужа. Нереальный, странный человек. Быть может, когда она вернется, этот Соломон уже исчезнет? Исполнит свою функцию – отвлечь от самоубийства и пропадет? Лучше бы он не пропадал. От разговоров с ним легче. Холли миновала разбитую гостиную и открыла наружную дверь.

Сперва Холли увидела пистолет.

Потом человека, державшего его.

37

Морган толкнул дверь в свой офис, закрылся, заглушив звон телефонов снаружи. Отвечать на звонки было некому: все занимались последствиями пожара.

Шеф полиции уронил на стол больничный пластиковый пакет, подошел к потрепанному шкафчику в углу и вынул свежую рубашку. Шкафчик присутствовал в жизни Моргана гораздо дольше, чем большинство знакомых. Сувенир из средней школы, спасенный от бульдозера восемь лет назад, когда она закрыла двери в последний раз.

Глядя на выцарапанные на дверце инициалы, коп стянул с себя испорченную рубашку. Морган оставил их, когда ему было одиннадцать. Инстинкт заставляет людей оставлять свое имя на вещах. Кто-то царапает на шкафчиках, кто-то, подобно Кэссиди, на домах. Побуждение всегда то же самое: показать, что ты здесь был, что существовал. Шеф бросил испорченную рубашку в корзину для мусора у стола и посмотрел на усеявшие грудь красные пятна – метки, оставленные кристалликами соли, не пробившими кожу.

Чертова баба! Понятно, расстроена и не в себе, но, боже ж ты мой, зачем палить по людям из дробовика? Как будто без нее проблем не хватает.

Морган сунул руки в рукава новой рубашки. Когда застегивал манжеты, то поморщился от боли в залепленных пластырем ранках. Затем уселся в дубовое, обтянутое кожей кресло, знавшее седалища всех без исключения начальников городской полиции, набрал пароль на компьютере и вошел в национальную базу данных по водительским правам. Пожар миновал, нужно подумать о том, что дальше. Ведь надвигается беда страшнее пожара, и, чтобы выжить, надо ступать очень осторожно. Надо подготовиться, собрать всю информацию. В особенности об одном чем дальше, тем больше раздражавшем неизвестном.