Мятеж - Ханна Мэтьюсон

были нужны для того, чтобы президент мог проводить все эти утомительные совещания с главами различных комитетов, которым постоянно что-то требовалось. Олливан задумался о том, как выглядит представление Сибеллы о «достойном» президенте, и помолился каждому созвездию, чтобы именно оно позволило ей взять на себя всю ответственность.

У людей в Ином мире бытовало суеверие о дьяволе, слуге их бога, впоследствии ставшем его врагом; о том, что его имя нельзя произносить, потому что он мог тут же появиться рядом. Олливан готов был в это поверить, потому что в другом конце комнаты внезапно возник силуэт Сибеллы Дентли.

Олливан вспомнил все приятные вещи, которые он думал о Странствующем Месте, и уставился в потолок.

– Если для тебя это что-нибудь значит, – сказал он зданию, – то мое представление об убежище не предполагает присутствие мисс Дентли.

– Это очень плохо, – беспечно сказала Сибелла. – Странствующее Место благосклонно не только к президенту, но и к секретарю тоже. Сегодня все портреты в вестибюле присели в реверансе, когда я проходила мимо. Должна сказать, что мне очень нравится эта работа.

– Это делает тебя одной из нас, – пробормотал Олливан. – Как долго ты здесь, Элл… мисс Дентли? Уже поздно.

– У нас много дел, – ответила она. – О чем ты бы знал, если бы пришел, когда я отправила сообщение.

– Ты отправила сообщение?

Задавая этот вопрос, Олливан уже смутно припомнил, как ранее в тот же день бросил в огонь записку, написанную ее почерком. Это произошло в сложный момент, еще до того, как он выпил свой утренний кофе. А у Олливана была строгая политика не думать о ней в тяжелые моменты. Это только усугубляло ситуацию.

– Тебе нужно утвердить меню для субботнего обеда дружинников и назначить дату жеребьевки команд для весеннего турнира по крокету. Ты знаешь, если мы не объявим об этом заранее, никто не придет, и тогда, если им не понравится расписание турнира, все станут кричать, что их обманывают. Кроме того, я должна напомнить тебе, что завтра вечером ты должен выступить с речью перед ежегодной весенней «охотой падальщиков», так что напиши ее заранее. Кстати, Эдвард Дворжак всю прошлую ночь просидел в шкафу для метел после того, как кто-то заколдовал дверь и она перестала существовать. Он говорит, что это был тот новый посвященный, Обри Кай. Тебе нужно будет выступить посредником в слушании жалобы. Предпочтительно завтра.

Последовала пауза, пока Олливан ждал кульминации, которой так и не последовало.

– Все это звучит неинтересно.

Взгляд Сибеллы посуровел.

– Элли…

– Мисс Дентли, – выпалила она, поразив Олливана резкостью тона.

– Мисс Дентли, – спокойно поправил себя Олливан, хотя каждое проклятое звездами официальное обращение прокручивало нож, который она вонзила ему в грудь.

– Я ни на секунду не верю, что тебя действительно волнует что-либо из этого, так почему бы нам не согласиться вместе забыть обо всем и не покончить с этим фарсом? Устраивать слушания по жалобе на обычную и довольно забавную шутку… это на тебя не похоже.

Сибелла, нахмурившись, склонила голову набок. И чем дальше, тем суровее становилось выражении ее лица.

– Ты знаешь, что для меня все это и правда важно, – тихо сказала она, как будто боялась вспомнить минувшие дни. – Я уже давно хотела заняться политикой.

Олливан застонал.

– Я знаю, ты говорила об этом.

Родители Сибеллы подталкивали ее к этому, так же как родители Олливана подталкивали и его. Они впервые сблизились, когда им было всего четырнадцать, и как раз из-за того, что оба пошли не теми путями, которых от них ожидали семьи. Но где-то на этом пути Сибелла вдруг начала говорить, что хочет того же, чего от нее хотела мать.

– Я никогда не думал, что ты говоришь серьезно. Полагаю, что это моя вина.

– Конечно, это твоя вина, – раздраженно сказала она. – Я, знаешь ли, ожидаю, что ты будешь так любезен верить мне на слово, Олливан. Ты просто никогда не хотел верить, что я решила заняться чем-то столь недостойным тебя.

Олливан набрал воздуха, чтобы возразить, но был ошеломлен несправедливостью обвинения. Злиться на Сибеллу было мучительно. Когда он ругался с кем-то, гнев становился для него наградой, освобождением. Но с ней он просто боролся за то, чтобы быть понятым. Его словно уносило течением; как будто стоило ему продолжить сопротивляться, и он сможет устранить все препятствия в виде собственных разочарований.

Его раздражало осознание того, что ничего не изменилось.

– Политика не ниже моего достоинства, – сказал он со всем спокойствием, на которое оказался способен. Ему пришлось закрыть глаза. Его головная боль возвращалась. – Это просто не для меня. Ты это знаешь.

Он приготовился к упреку за предположение о том, что она это знала, но ответ Сибеллы был еще хуже.

– Ты сделал это?

Глаза Олливана распахнулись. Она встретила его взгляд с вызовом, но хрупкий шепот ее вопроса противоречил видимой жесткости.

Голос Олливана был таким же тихим и пронизанным яростью.

– Почему ты спрашиваешь меня об этом?

– Потому что мне нужно знать.

– Почему ты здесь, Элли?

– Мисс…

– Почему ты здесь? Для того чтобы помучить меня? Потому что дело, конечно, не в том, что тебе очень нравится моя компания, и ты совершенно ясно дала это понять.

Сибелла втянула воздух. Боль на ее лице опалила его душу, и все же он был рад. Олливан не скрывал свою боль так открыто, как Сибелла, но она должна знать, что он чувствовал. То, что она оказалась среди тех, кто заподозрил его в якобы содеянном… На мгновение это заставило его задуматься о том, что, если даже она не знала его по-настоящему, было ли вообще ему место среди этих людей?

– Я пыталась…

Она замолчала, сглотнула и начала снова.

– Я пыталась сказать тебе тогда, но ты не захотел слушать.

– Я помню, – тихо сказал Олливан. Он встал и обошел стол, остановившись, когда она сделала шаг от него.

– Я был у тебя дома целую минуту, как вдруг ты выбила землю прямо у меня из-под ног, а потом просто продолжала говорить, как будто ожидала, что я продолжу внимательно тебя слушать. Ну, я бы так не смог.

Олливан старался никогда не думать о том дне, но сейчас, когда она стояла перед ним с тем же выражением на лице, это было невозможно. Он тогда опоздал, но Сибелла никак это не прокомментировала, поэтому Олливан сразу понял – что-то не так. Она не подошла к нему, когда он пересек комнату, чтобы встретиться с ней, не обняла его за талию и не улыбнулась, как обычно делала. Он думал, что-то произошло; что