Мятеж - Ханна Мэтьюсон

не так просто, – сказал Лев, качая головой. – Вся эта перекрестная агитация стала слишком рискованной. Некоторые из людей, которых мы убеждали голосовать за других кандидатов, оказывались хорошими друзьями. Они могли бы все обсудить и выяснить, что мы убедили их голосовать за разных людей.

Он смущенно почесал затылок.

– В общем, нам просто нужен был еще человек.

Планируя переворот, Вирджил выдвинул идею вынудить одного или двух шантажируемых избирателей в рамках сделки убеждать еще одного или даже двух человек.

Олливан энергично покачал головой.

– Я отверг этот план. Вы сказали, что согласны с тем, что принуждение – это слишком рискованный способ заставить кого-то вас слушать. Вероятность того, что он передумает и все испортит, слишком высока. Особенно, когда речь идет о такой деликатной задаче, как скрытая агитация. Весь этот план и так уже балансировал на острие ножа.

Из открытой двери донесся женский вздох.

– Земля и звезды, тебе всегда нужно быть таким драматичным?

Олливану стало холодно и жарко одновременно. Его глаза встретились с глазами Льва, который одними губами произнес «извини», хотя по его лицу непрошенно расползлась довольная ухмылка. Олливан бросил на него свой самый смертоносный взгляд, обернулся и впервые за более чем год столкнулся лицом к лицу с Сибеллой Дентли.

Он был опустошен, обнаружив, что она оставалась такой же прекрасной, какой он ее помнил. Широко расставленные светло-карие глаза смотрели на него с веснушчатого смуглого лица. Ее локоны были заколоты назад и падали на одно обнаженное плечо. Ходили слухи, что она наложила чары на эти кудри, чтобы они сияли; Олливан так и не узнал, было ли это правдой. Благодаря дополнительной ширине юбки из тафты с рюшами ее фигура полностью заполнила дверной проем. Ее мама как-то сказала, что она слишком пышнотелая, что бы это ни значило. Олливан считал ее идеальной.

По ямочке на ее подбородке он мог сказать, что за напускной невозмутимостью скрывалась тысяча колкостей, и все, без сомнения, предназначались ему. Это заставило его задуматься, обдумывала ли она их в его отсутствие; вспоминала ли она о нем.

– Элли.

– Мисс Дентли, – поправила она.

Олливан проклял небеса. Они что, все разом решили наказать его?

Он повернулся ко Льву.

– Тебе нужен был один избиратель, – медленно произнес он, – и лучший человек, которого ты мог придумать, чтобы попросить о помощи, была… Мисс Дентли?

Последние два слова он адресовал Сибелле, и она с вызовом расширила глаза.

– На самом деле я сама вышла на них, – сказала она с певучими нотками в голосе и тряхнула волосами.

Земля и звезды, Олливан ненавидел ее.

– Около месяца назад Ян Ленникер загнал меня в угол и в полном смятении спросил, кому я рассказал о той ночи с женщиной-телепатом. Помнишь такой случай?

Олливан проклинал себя. Конечно, он помнил, что Сибелла была там, он просто не подумал, что Ленникер перепроверит, действительно ли его шантажировал юноша из другого измерения.

– Сибелла пришла к нам и сказала, что знает, чем мы занимаемся, – пристыженно сказал Лев. – Только…

– Только она не знала, – закончил Олливан, уже видя, к чему это ведет. Была причина, по которой они когда-то были неразлучны. Своенравность Олливана и Сибеллы доставляла всем неприятности, но, в конце концов, для нее это было лишь этапом, в то время как для Олливана – призванием.

– Но узнала, как только Лев и Вирджил оказались достаточно любезны, чтобы подтвердить мои подозрения.

Она надула щеки.

– В чем проблема, мистер Симс? Всего лишь маленький шантаж. Ты же его так любишь.

Олливан скрестил руки на груди, чтобы она не видела, как он сжимает кулаки. Если бы Сибелла Дентли получила хоть малейший намек на то, что действует ему на нервы, унижение было бы настолько острым, что он мог бы с таким же успехом отправиться прямиком обратно к порталу.

– А теперь ты секретарь Общества.

Она просияла.

– Разве ты не собираешься поздравить меня?

– Поздравляю. Я надеюсь, ты знаешь, что едва ли у тебя будем много работы. Быть президентом Общества молодых одаренных чародеев для меня – средство достижения цели, и я планирую относиться к этому так и никак иначе.

– О, – тихо сказала она, подходя очень близко, так близко, что Олливан мог видеть зеленые искорки в ее карамельных глазах и вдыхать цветочный аромат ее духов. – Я боюсь, что все пойдет не так. Видишь ли, в конце твоего срока я буду иметь право баллотироваться на пост президента. Чем успешнее будет мое пребывание на посту секретаря, тем больше у меня шансов на победу. И я выиграю, Олливан. Все, что ты сделаешь, чтобы помешать этому, приведет к тому, что ты отправишься обратно в Иной мир прежде, чем успеешь сказать «пищевое отравление». Вероятно, Лев и Вирджил отправятся с тобой. В хартии, возможно, ничего не говорится о шантаже, но в ней совершенно ясно говорится о давлении на избирателей. Поэтому я предлагаю тебе прямо сейчас поставить себе цель стать самым безупречным президентом, которого когда-либо видело это Общество, и делать в точности то, о чем просит тебя твой секретарь. А теперь прошу отойти, ты опираешься на мой стол.

Мало что могло по-настоящему испортить настроение Олливана этим вечером. Перспектива работы с Сибеллой Дентли – усердной работы, сопровождаемой угрозой разоблачения, – стала одной из таких вещей. Все волшебство и покой президентского убежища исчезли; это была клетка, которую ему предстояло разделить с ней. И ему не выбраться из нее так быстро, как бы ни хотелось.

Когда они втроем выходили из комнаты, Сибелла снова заговорила.

– Закрой за собой дверь.

Его друзья ничего не поняли, но Олливан в ужасе обернулся. Сибелла мило улыбалась ему, но в ее взгляде он видел яд.

Она точно знала, что сказала. Это были те же забытые звездами слова, которые она произнесла в ту ночь, когда разбила ему сердце.

– Где моя книга?

Может, Эстер обращается к тебе, но твои глаза проделывают дыру в шахматной доске, а все твое тело напряжено от предвкушения.

– На столе у окна, – говорит Файф, затаив дыхание.

На столе за диваном, где прячется Гедеон.

Ты осмеливаешься поднять глаза только тогда, когда она, ничего не подозревая, пересекает гостиную. Гедеон идеально подгадал время, чтобы выпрыгнуть в облике рычащего льва. Это пугает тебя и приводит в ужас Эстер, которая от испуга превращается в тигрицу.

Секунду спустя они оба становятся людьми, а на ковре лежит разбитая лампа.

Никто не дышит. Розыгрыш испорчен. Затем сидящий на другом конце шахматной доски Илиус ахает. Нет, смеется. Файф начинает смеяться следующим. Когда Эстер