Мятеж - Ханна Мэтьюсон

кто-то из родителей заболел или усыновление ее младшей сестры сорвалось. Но он и понятия не имел. Олливан оказался совершенно не готов к тому, что она решила расстаться с ним.

– На самом деле я беру свои слова обратно, – продолжил он. – вся эта бюрократическая скука как раз для тебя. Кто я такой, чтобы судить, раз я даже никогда не знал тебя по-настоящему.

Сибелла поморщилась, и Олливан быстро обошел ее и выбежал из убежища. Он не хотел смотреть, как она плачет.

Как Олливан и надеялся, в Странствующем Месте было тихо. Тихо крадясь по коридорам, единственными, кого он увидел, были несколько членов Общества, расположившихся в баре. Когда он добрался до коридора, где находилась дверь в чулан, то понял, что остался один. Никто никогда не ходил этим путем.

Сибелла не выходила у него из головы. Все это было так неправильно, так неестественно. Те же духи, но более длинные волосы; пространство между ними, которого раньше не существовало в те моменты, когда они были одни. До того как они влюбились друг в друга, Олливан не считал себя любителем нежностей, но с ней все было по-другому.

Прежде чем он влюбился, напомнил себе в миллионный раз. Все было совсем не так, как он думал.

Он потряс ручку двери чулана, но, очевидно, та была заперта. Олливан почувствовал, что защита все еще была на месте. Чародею, чтобы распутать магию, нужно было понять ее механизмы. Это было похоже на распутывание узла, если не считать того, что вместо глаз и пальцев нужно было использовать ясное намерение. Чем конкретнее просьба, тем лучше магия выполняет ее.

И очень немногие знали особенности этого заклятия. Олливан нашел его среди архивов, среди книг, где были описаны открытия и ошибки чародеев, чьи жизни и бытие оказались потеряны для истории.

Нет, «потеряны» – не то слово: они были стерты. Чародеи, чей аппетит к открытиям – а иногда и к насилию, разрушению и просто жутким вещам – был настолько неудобен обществу, что от них пришлось избавиться.

Чародеи вроде Олливана.

И все же кто-то счел нужным сохранить работы этих чародеев для потомков, а Олливан и Джаспер их украли. Это конкретное заклинание было коварно своим видимым отсутствием насилия. Оно звучало безобидно даже на бумаге. Если кто-то попытается наложить на дверь отпирающее заклинание, она послушно распахнется прямо в чулан. Но стоит заклинателю переступить порог, как он окажется в совершенно другом месте. Где именно, Олливан не знал, но провел несколько экспериментов с дверью и приобрел уверенность в том, что конечная точка существует не в этой реальности. Никто, кроме него и Джаспера, не хотел посещать эту комнату со старьем, и поэтому единственной жертвой заклинания стала несчастная крыса, которая благородно протестировала механизм заклятия. Когда Олливан опустился на колени у замка и снял заклинание с помощью записей, которые сделал в свое последнее утро у Пендергаста, он быстро помолился за бесстрашного грызуна.

Защита была снята, и Олливан напряг все свои чувства в поисках какой-либо другой магии на двери, но, казалось, можно зайти безопасно. Он обхватил пальцами защелку, и его магия открыла замок. Он толкнул дверь – и отскочил назад, когда изнутри донесся пронзительный, мучительный визг.

Из комнаты выскочила крыса, тощая, с красными глазами и проплешинами в шерсти. Конец ее хвоста был выкрашен в синий цвет. Олливан покрасил его, чтобы позже опознать. Крыса, дрожа, прижалась к плинтусу и не переставала визжать. Занервничав, Олливан околдовал ее волной спокойствия – заклинание, не действующее на людей, но используемое работниками конюшни, пастухами и им подобными на своих подопечных.

Крыса успокоилась. Олливан судорожно вздохнул.

Он наслаждался заклинаниями из-за их бесчисленных тайн; из-за потенциальных возможностей, которые они открывали. Но теперь он хотел упасть на колени и поблагодарить все до единого созвездия за то, что с тех пор, как он произнес это заклинание, из Странствующего Места никто не пропал, потому что с ними стало бы то же самое.

Он осторожно переступил порог и, так как из мрака не вылетело ничего, что могло бы его обезглавить, рискнул войти, осторожно ступая и следя за тем, чтобы ни к чему не прикасаться. Он не знал, какая опасная магия была разработана и испытана в этой комнате с тех пор, как он был здесь в последний раз.

Тот же знакомый запах – химический, но в то же время природный, как сера, смешанная с тимьяном, – пропитал комнату, и когда Олливан вдохнул его, то мыслями вернулся ко всем чудесным вещам, что здесь происходили. Открытия и эйфория, наступающая вместе с осознанием неудержимой силы. Возможно, он был более юным, чем ему тогда казалось, потому что ни одно из заклинаний, которые Олливан здесь сотворил, теперь не казалось особо привлекательным.

Он нашел и зажег лампу, подняв ее над головой, чтобы осветить чулан. Первое, на что упал свет, – что-то сверкающее на полу. Олливан наклонился, чтобы осмотреться. Осколки стекла. Там же было что-то похожее на почву, которую словно пытались замести в угол.

Большинство предметов, которые Олливан зачаровал за год до своего изгнания, были там, где он их оставил. Даже прялка, которая при вращении испускала чары, усыпляющие в радиусе четверти мили всех, кроме самого прядильщика. Они проверили это только раз – нервничая и хихикая, как школьники, – и всего на десять секунд или около того. Ровно столько, чтобы один из них рухнул, а другой подтвердил, что все сработало. Слава звездам, никто тогда не умер, заснув на своем рабочем месте, – все происходило днем вторника. Хотя находящийся в полете метаморф на другой стороне реки упал на землю и сломал себе все конечности. Джупитус и его дружинники пытались исследовать заклинание, но безрезультатно.

Там находились, казалось бы, пустые стеклянные флаконы, которые, если их открыть, наполняли воздух криками. Олливан мог только предположить, что они были нужны для того, чтобы причинять боль людям, крики которых никто бы не смог услышать. Он не зачаровывал флаконы с таким намерением, просто хотел проверить, сработает ли заклинание. И оно сработало, что было доказано с помощью его сестры. Он выстрелил в нее из рогатки, и ее крик был высосан из воздуха.

Не было никаких признаков тех старых записей, что они выкрали. Этого следовало ожидать. Если у Джаспера была хоть капля здравого смысла, он уничтожил их в ту же секунду, как Олливан вернулся через портал.

Но к ужасу Олливана, самой опасной вещи, которая когда-либо была в этой комнате, также не оказалось. Заклинание Гайсмана исчезло.