Живун - Иван Истомин

— Может, и моему повезет. Хвастать не станем! Не жадные! Я вон молока не жалею — каждый день от детей отрываю!

Намекала она на Сандру и Мишку, не имевших коровы.

Сандра не стерпела:

— А сено кошу задарма?

Могло бы дойти до потасовки, но мужики вовремя подоспели, развели жен.

Вскоре уловы у Мишки стали поменьше. Иной раз не больше Сеньки добывал. Могло такое из-за проклятых поедников случиться. Но чуял Гриш, не в комарах дело. Эль не сбавил, сам он сколько брал, столько берет. Рыбе комар не помеха. Да и видно было, приезжал Мишка даже посвежевший, как будто отоспавшийся.

Вот и хотелось Гришу поскорее перейти на реку. На сорах — в одиночку, на реке — ватагой, неводом. Сообща — дружней и согласней. Не терял он надежды восстановить в парме тот дух, какой был в пути и в первые дни после приезда на остров.

2

Комарья поуменьшилось, и жизнь в Вотся-Горте стала менее тягостной.

С вечера, когда солнышко еще стояло довольно высоко, мужики отправились, может, в последний раз на соры. Совсем соры обмелели, но рыба еще не вся ушла, хотелось ее подобрать дочиста.

А назавтра, утром, женщины, как обычно, собрались на покос. Елення с Марьей уже вышли на крыльцо, когда услышали брань в соседней избе. Парасся крыла без стеснения, но и Сандра, всегда тихая и сдержанная, не оставалась в долгу. Видно, допекла ее Парасся.

— Что там у них опять? — поспешили раздосадованные соседки.

Раздор начался из-за простокваши. Парасся припасла туесок своим девчонкам на завтрак, поставила в сарай на холодок. Знал ли Мишка или полагал — на его и Сандры долю оставлено, но прихватил туесок простокваши с собой на рыбалку. Парассю и понесло. Сандра в душе не оправдывала мужа, только стерпеть соседкины попреки не смогла.

Примирить баб не удалось. Сандра забралась под свой полог и оттуда выкрикнула, что косить не пойдет.

Елення с Марьей шли на покос удрученные. За ними семенила утихшая и немного напуганная Парасся.

— Собирались жить сообща, а грыземся, — вздохнула Елення.

— То ли еще будет! Ох, не следить нам никогда, вот вспомянешь меня, — не желая, чтобы ее услышала Парасся, беспокойно прошептала Марья Еленне на ухо.

Оставшись в избе, Сандра занялась стиркой. Потом отправилась на реку прополоскать белье. Солнце поднималось, день обещал быть добрым, и ей стало неловко: пора горячая, а она дома отсиживается. Урон парме наносит из-за обиды на ворчливую Парассю. Мишка, может, и не поругает, но Гришу да Элю в глаза глядеть стыдно будет.

«Прополощу, быстренько развешу и пойду на покос», — решила Сандра.

Подоткнув за кушак подол сарафана, она вошла в воду и тут услышала всплески: кто-то гребет. Оглянулась — приближается груженая калданка. На веслах — рослый, плечистый мужик с белым платком на голове вместо накомарника. Сандра приложила ко лбу ладонь козырьком, чтобы получше разглядеть — кто в лодке: гость или проезжий? Гребет, будто не умеючи или сильно устал. «Вот славно, кабы гость! Вотся-Горт никто еще не навещал», — подумала Сандра.

И вдруг сердце у нее екнуло: Куш-Юр!

— Батюшки! — Сандра в замешательстве не знала, что делать — принимать гостя или бежать к женщинам с неожиданной новостью. Она порадовалась, что осталась дома, но тут же пожалела: подумают — нарочно сцепилась с Парассей, чтобы без свидетелей встретить.

Куш-Юр, в гимнастерке, обветренный и посмуглевший, поравнявшись с Сандрой, перестал грести, сорвал с головы платок и помахал им.

— Привет пармщикам!

— Здравствуй! Здравствуй! — Сандра не спускала с него сияющих глаз.

— Пристать-то можно? А то мимо проеду, — улыбался Куш-Юр, радуясь, что именно ее первую увидел.

— Что ты, что ты! — забеспокоилась Сандра, шагнула вперед, готовая принять и подтащить лодку на берег. — Причаливай, милости просим! Вот гость так гость! — Она оглянулась, хотя и знала, что на берегу — ни одной души. И вдруг вспомнила, что подол у нее задран и в руках мужнина рубаха. Поспешно отступила назад, расправила сарафан, а с рубахой не знала, что делать, и в смущении отвела руку за спину.

Куш-Юр тем временем два раза гребнул, и лодка шурша въехала на песчаную полосу.

— Стоп! — Он вынул весла из уключин, бросил их в лодку и перемахнул через борт в воду. — Ну вот я и в Вотся-Горте! Здравствуй, Сашенька!

— Здравствуй! — Сандра вдруг перешла на шепот.

— А ты успела загореть, поправилась. — Куш-Юр откровенно любовался молодой женщиной.

— Так уж и поправилась… Скорее от комаров опухла. Вон их сколько тут.

— Да-а, просто напасть. Даже платок не спасает, как ни повяжи… А где остальные пармщики? Спят, поди, от комаров прячутся?

— Что ты, Роман… Иванович! Кто же летом долго спит? Солнце-то уже взошло. Одни ребята еще спят. Мужики с вечера на рыбалке. Бабы тоже недавно ушли на покос, а я вот… — она немного замялась, — задержалась чуток, рубаху выстирать… Мишке. — Она твердо решила оставить Куш-Юра и бежать за женщинами: неладно ей одной его принимать.

— Значит, говоришь, вовсю трудитесь? — Куш-Юр огляделся. — Устроились бы вроде неплохо. Молодцы!

Обдумывая, как бы ей уйти, чтобы не обидеть гостя, Сандра слушала рассеянно и не сразу нашлась, что ответить. А он принял ее рассеянность за недовольство пармой, спросил прямо:

— Или не нравится в парме?

— Не знаю. Недавно еще живем…

— Так что с того?

— Всяко…

— Не дружно?

Как ни мало было сказано, а Сандре показалось: она наболтала лишнее. Гостю не следует знать, что у хозяев, — и она поспешно стала поправляться:

— Почему же! Живем хорошо. Еды хватает. Хлеб вот только вышел…

— Если только это, так я вам привез муки и соли… Маловато, правда… — Куш-Юр повернулся к лодке, сдернул дождевик, под которым лежали полмешка муки и полкуля соли.

— Правда?! — обрадовалась Сандра и шагнула к калданке посмотреть на бесценный подарок.

Куш-Юр оказался от нее совсем близко. Она чуть подалась назад, но он потянулся к ней. Стараясь не глядеть на него, Сандра сказала негромко первое, что пришло на ум.

— И как это ты догадался захватить с собой? — И дальше, чтобы молчанием не выдать свое волнение: — Сюда-то как попал? Сам, что ли, так и ехал из Мужей? Нас-то как нашел?

— Нашел, как видишь! Тебя где хочешь найду. — Голос его чуть дрогнул. Безотчетно поддавшись порыву, он обнял Сандру, нагнулся к ее губам.

У Сандры слегка закружилась голова, всем своим существом потянулась она к нему, но вдруг что-то словно ударило ее: грех-то какой! Бог накажет! И люди увидят — засудачат! В испуге она с силой оттолкнула Романа, он пошатнулся и шлепнулся в воду.

— Ой, как же это я? — вырвалось у Сандры. Она кинулась к нему, протянула руку.

Куш-Юр ухватился за руку Сандры, оперся о борт калданки, вскочил, вышел на берег. Вода ручьями стекала с него.

— Вот это да… Выкупала гостя… — отряхиваясь, пошутил Куш-Юр, но чувствовалось — поневоле шутит, неловко ему.

— Прости, Роман Иванович, — дрожащим голосом повинилась Сандра.

— Одна тебе возможность поправиться: поцелуй меня напоследок. Больше нам наедине не побыть. — Он старался казаться веселым. Но в глазах застыли мольба и боль.

— Не трави мое сердце, — жалобно взмолилась Сандра. — Перед Богом Мишке слово давала, не возьму греха на душу, не порушу божьего закону.

Она отвернулась, зашмыгала носом.

— Да что ты все — бог да бог! Да какой он тебе бог, если неверную дорогу показал!

— Так суждено, значит… — смиренно произнесла Сандра и, не желая больше продолжать этот разговор, улыбнулась: — Худо тебе, поди, в мокром? Дать чего-нибудь Мишкиного переодеться?..

— Обсохну…

Сандра торопливо собрала белье и сказала:

— Пойду к бабам! А ты разоблакайся, скорее обсохнешь. Не то увидят мокрого, начнут пытать — где да почему…

— Ты о себе подумай, сарафан мокрющий, сама-то что скажешь?

Она вдруг озорно тряхнула головой:

— А вот скажу, как на самом деле было!

Обоим стало весело. Ей уже не хотелось уходить.

Он стал разуваться, чтобы просушить портянки, но тут же решил и обе рубахи снять. Укрылся от комаров дождевиком.

— Давай сполосну портянки, все посвежее будут. Да и гимнастерку — вся в тине, — предложила Сандра.

Стирая его вещички, она подумала, как это приятно — стирать для него, куда приятнее, чем Мишкино…

«Ой, что я, прости Господи!» — Сандра украдкой перекрестилась.

От Куш-Юра не ускользнули ее движения.

— Чего ты? — спросил он.

Смутившись, Сандра невпопад спросила:

— Еще не окрутился?

Он понял: уходит от ответа, но сам не стал уклоняться:

— С тобой бы — хоть сейчас…

— В церкви? — Ее голос напряженно зазвенел. — Перед налоем?! — Глаза испытующе прищурились.