Крылатые защитники Севастополя - Александр Дорохов

Все меньше становилось защитников Севастополя, слабели их силы, кончались патроны. Было принято решение прорваться в горы к партизанам. Разбившись на группы, бойцы двинулись в сторону Балаклавы.

Несколько групп состояло из авиаторов. О некоторых подробностях этих трагических событий вспоминают их участники, чудом оставшиеся в живых. [116]

Вот письмо капитана в отставке Михаила Сергеева, который был помощником начальника связи 3‑й особой авиагруппы и секретарем партийного бюро ее управления. Приведем несколько строк:

«После гибели полкового комиссара Михайлова надежды на эвакуацию уже не было. Радиостанцию разбило, и связь с Кавказом прекратилась. Вышел из строя старший инструктор политотдела авиагруппы старший политрук Антон Кладницкий. Его тяжело ранило в ногу. Он был бесстрашным коммунистом, всегда вдохновлял бойцов верой в победу над фашизмом. Я поручил заведующему партийным учетом политотдела товарищу Охабе и одному краснофлотцу доставить товарища Кладницкого в район маяка. А тех, кто остался в строю, я включил в отряд, который мы назвали «Заря свободы». В бой вступили в районе 35‑й батареи. Все сражались героически. Но прорвать плотное кольцо фашистов не удалось. Отряд потерял более 80 процентов бойцов, был отброшен и прижат к морю. Без пищи и воды, мелкими группами и в одиночку мы продолжали сопротивляться до последнего патрона».

Одну группу повел военком 20‑й авиабазы старший политрук Илларион Лукьянов. Но и он пал смертью храбрых.

Когда прорваться в горы не удалось, тем, кто еще мог держаться на ногах, пришлось отступить под натиском врага.

А позади уже раскинулось море.

Недалеко от берега стояли вражеские катера. Это означало полное окружение.

У советских бойцов давно уже не было ни пищи, ни воды. Голод и жажда терзали их. Были израсходованы последние патроны и гранаты. Наступила тишина. Её нарушали лишь стоны раненых да шум морского прибоя.

У защитников последнего рубежа крымской земли оставалось только одно оружие: жгучая ненависть к врагу и священное чувство мести.

Это грозное оружие они пронесли и через фашистскую неволю. Любовь к Родине и непоколебимая вера в победу придавали им силы.

Письма. Их много. Они написаны теми, кто попал в лапы врага, но остался верен воинскому долгу.

Капитан Михаил Сергеев провел в фашистской неволе свыше двух лет. Приведем из его писем несколько строк:

«В днепропетровской тюрьме сидели в одних камерах и командиры, и политработники. Со мной в камере были работники [117] политуправления Черноморского флота старший политрук Шкапцов и инструктор политотдела Севастопольской авиагруппы политрук Лутохин. Чтобы сохранить политработникам жизнь, мы называли их интендантами. Это подтверждали и на допросах, рискуя своей жизнью.

Из Днепропетровска нас угнали в Германию. Там, находясь в лагере, мы организовали Братский антифашистский союз советских военнопленных. И начали действовать. Военфельдшер из Воронежа Николай Хищенко через охранника Кельмана достал из типографии шрифт для печатания листовок. Руководители союза подготовили и осуществили побег 25 офицеров».

Николай Гляс был старшим техником звена 60‑й отдельной эскадрильи. В дни штурма Севастополя он вступил в ряды ленинской партии.

«Из симферопольской тюрьмы, — вспоминает он, — нас, как опасных преступников, гнали все дальше и дальше на запад. В польском городе Ченстохове немцы поделили пленных на группы.

От Ченстохова до концлагеря нашу группу везли в товарных вагонах несколько суток. Из вагонов не выпускали, пищи и воды не давали. Люди умирали, но убирать их трупы запрещали.

В лагере свирепствовал каторжный режим. С теми, кто пытался бежать, расправлялись беспощадно. Однажды охрана схватила семь человек, которые готовили организованный побег. Всех семерых палачи зверски убили.

Лагерь находился на берегу Дуная. В один из августовских дней 1944 года немецкие корабли открыли по лагерю артиллерийский огонь. Тогда все, кто мог двигаться, бросились на лагерную охрану, обезоружили ее и устремились на восток.

Дошли до города Краево, заняли румынские казармы, выставили свой караул и стали ждать наших освободителей…».

Оказавшись снова в рядах родной армии, Гляс участвовал в боях за Будапешт, командуя пулеметным взводом, позже вернулся в авиацию Черноморского флота, в свою эскадрилью.

Еще одно письмо. Оно от бывшего рядового бойца 20‑й авиабазы И. И. Горобца.

«Когда немцы подошли к обрыву на мысе Херсонес, очень многие молодые красноармейцы бросались в море. Но там их настигали вражеские пули, а некоторые сами тонули, проплыв метров 30. [118]

Нас взяли в плен… В симферопольской тюрьме свирепствовала дизентерия. Терзал голод. Ежедневно в противотанковый ров вывозили по 15–20 трупов».

Некоторым участникам боев на мысе Херсонес все же удалось спастись. Несколько лет назад ко мне пришла бывшая медсестра А. Г. Березовская.

В 20‑ю авиабазу Березовская прибыла в начале 1942 года. Начальник санитарной службы базы, военврач 3 ранга Николай Кораблев назначил поначалу ее на аэродром Куликово Поле на должность фельдшера.

7 июня 1942 года она совершила подвиг. От вражеской авиабомбы загорелся штабель осколочных бомб у стоянки самолетов СБ. От взрыва осколочной бомбы ранило политрука аэродромной команды Давида Юферова и трех бойцов. Березовская, оказав им медицинскую помощь, растаскивала бомбы и тушила пожар.

Когда группа улетела на Кавказ, фельдшер Березовская осталась на базе и участвовала в боях, была ранена. Вместе с другими в ночь на 4 июля прыгнула с каменистого берега в море и поплыла. К счастью, пули ее миновали. В море отважную защитницу Севастополя подобрал наш катер и доставил в Новороссийск.

После разгрома фашистской Германии Альбертина Георгиевна окончила Рижский медицинский институт и стала врачом.

Среди тех, кто попал в фашистскую неволю, был инженер по ремонту 3‑й особой авиагруппы Алексей Волошин. Вот что он рассказал:

— Под обрывом я оказался рядом с начальником связи девятого полка капитаном Гладневым. Мы лихорадочно искали выход из ловушки. Но его уже не было… Нас гнали в колонне, окруженной конвоирами и эсэсовцами.

Один красноармеец пытался бежать. Но тут же был убит конвоиром. Молодая девушка знаками просила пить. В ответ озверевший гитлеровец выпустил в нее очередь из автомата. Эсэсовцы стреляли в людей без всякого повода…

Меня угнали в Германию на машиностроительный завод. В бараках настолько было тесно, что спать приходилось стоя. Кормили морковью, капустой, сырой картошкой. Хлеба в обед не давали.

Я пытался бежать из этого ада. Но меня схватили и отправили в штрафной лагерь на «перевоспитание». Основной метод «перевоспитания» — ежедневное избиение резиновой дубинкой.

Однажды на завод приехали бауэры с женами. Им дали [119] право купить себе рабов, как на невольничьем рынке древней Греции или Рима. Фрау внимательно рассматривали пленных, а бауэры даже заглядывали в зубы, как лошадям.

Меня купили за шестьдесят марок. Свободу мне принесла победа нашей Родины над гитлеровской Германией. И я вновь вернулся в Черноморскую авиацию».

…А сколько защитников Севастополя не увидело светлого Дня Победы.

Среди тех, кто пал в последних боях на мысе Херсонес или погиб в фашистской неволе, были начальник инженерного отдела авиагруппы военинженер 2 ранга Федор Егерь, инженер по вооружению майор Николай Иванов; командир 10‑го отдельного автотранспортного батальона капитан Дмитрий Гармаш, военком политрук Викентий Рязанов, командир взвода техник–лейтенант Трофим Максименко и многие другие. [120]

Заключение

Город–герой Севастополь… Символ мужества, храбрости, стойкости. О том, какой вклад в оборону города внесли военно–воздушные силы Черноморского флота, рассказано в этой книге. Подытоживая ее, хочется привести некоторые обобщенные данные.

Свыше 16200 самолето–вылетов произвела авиация. Из них большая часть падает на те экипажи, которые действовали с аэродромов оборонительного района.

От ударов авиации гитлеровцы потеряли около 450 самолетов, 100 танков, 50 танкеток и бронемашин, 104 полевых и зенитных орудия, около 600 минометов и пулеметов, много другой техники и более 20 тысяч солдат и офицеров{22}.

Эти цифры не нуждаются в пояснениях. Однако вклад авиации в оборону Севастополя нельзя сводить только к указанным потерям противника. Ведь, кроме нанесения непосредственных ударов, экипажи вели воздушную разведку, сопровождали корабли в море, прикрывали город и войска, доставляли боеприпасы, оказывали помощь партизанам Крыма, эвакуировали раненых. Эту деятельность трудно переоценить.

Уже сам факт существования Черноморской авиации вдохновлял бойцов и горожан, придавал им силы. Кроме того, часть авиаторов сражалась на передовой линии.