Узник зеркала (СИ) - Delicious
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пожалуй, мне придется объяснить вам, что сейчас произошло, и попросить у вас прощения, — сказал граф.
Вовсе он не раскаивается, с горечью поняла Ката, — он лишь пытается заставить ее думать, будто сожалеет, чтобы сорвать с языка слова прощения и положить их отношения на прежнюю полку, как надоевшую книжку. Только она уже не сможет вернуться к исходной точке — граф затронул что-то, к чему не следовало прикасаться.
— Не утруждайте себя, милорд. Вы меня не обидели. Я не прошу объяснений.
Граф удивленно приподнял брови.
— Прежде я не замечал в вас гордыни, — с легкой укоризной в голосе заметил он.
Ката сложила руки на груди, чтобы граф не увидел, как сжались ее кулаки. Что же он замечал в ней прежде? Раболепие? Услужливость? Видел ли он прежде в ней человека или лишь средство, которое может облегчить ему жизнь?
— Простите, милорд, — подозревая, что взгляд может ее выдать, она опустила голову. — Но я чувствую легкое недомогание и хотела бы пораньше лечь спать, если позволите…
— Конечно, Ката, я не держу вас здесь против воли, вы можете идти. Но помните, этот разговор отложен, но не окончен — мы к нему еще вернемся.
Он солгал, и Ката сразу это поняла — слишком уж хорошо его изучила. Если граф и вернется к этому разговору, то только с ее подачи, сам же сделает вид, что ничего не было и будет исподтишка за ней наблюдать. Но Ката ничем себя не выдаст: рот на замок, взгляд в пол — потому что поклялась уважать его секреты, потому что не может предать свои чувства, пренебрегая желаниями графа. Она всегда ставила его интересы впереди своих и также поступит и в этот раз. Чем лучше для него — тем лучше для нее. Пусть злоба и жалость к себе одержат победу в битве за ее покой, любовь к нему должна остаться чистой и незапятнанной хотя бы ради того, чтобы был смысл просыпаться по утрам. Хотя бы ради счастья, которое еще может к ней вернуться.
Оставшись в одиночестве, граф опустился на скамейку у фонтана и по привычке упер трость в землю, положив подбородок на набалдашник в форме грифона. Он чувствовал, что где-то в глубине души был бы рад исповедаться Кате во всем, но не мог позволить ей узнать о ее предназначении. Когда он поцеловал ее, его сердце чуть было не начало биться. Если Ката поймет, какой сокрушительной властью она над ним обладает, если узнает о том, что лишь она помогает ему оставаться в мире живых, кто может поручиться, что она не воспользуется своим знанием? Конечно, Колдблад давно знал ее и доверял ей — она любила его в конце концов! — но он так сроднился с чувством превосходства, что теперь перспектива попасть в зависимость к этой девчонке пугала его и раздражала своей нелепостью. Его враг был смешон, но непобедим.
Выпрямившись, граф вытянул вперед руку и повернул ее ладонью вверх. В дюйме от его ладони появилась нежно-голубая сфера размером с теннисный мяч. Где-то внутри нее трепетал крошечный огонек. Граф придирчиво разглядел его со всех сторон.
— Неплохо, мистер Динки. Для насильника и пьяницы совсем неплохо. Ненадолго это сбережет мальчику жизнь.
Когда он поднялся на ноги, то был уже в комнате Себастьяна. Свернувшись калачиком, мальчик громко сопел: он был простужен. Край сбившегося одеяла свисал до пола.
Осторожно ступая между разбросанных игрушек, граф подошел к кровати. Будто почуяв его присутствие, Себастьян беспокойно заворочался, простонав сквозь сон что-то невнятное.
— Ш-ш-ш, — граф коснулся рукой сначала его лба, потом — груди. На короткое мгновение тело мальчика озарилось голубоватым сиянием. Успокоившись, Себастьян сладко причмокнул во сне. — Завтра утром ты проснешься совсем здоровым. А скоро, обещаю, я найду способ все исправить.
Колдблад наклонился, чтобы поправить одеяло, как внезапно замер над кроватью, сраженный странной мыслью. Мыслью, показавшейся ему абсурдной, нелепой, которую он немедленно бы отмел, приди она ему в дневное время суток, но сейчас эта мысль незамедлительно отозвалась желанием действия, и если бы он ее теперь отпустил, то ушел бы с чувством незавершенности. Склонившись над постелью ребенка, граф коснулся губами его лба. И тотчас же его мертвое сердце отозвалось такой болью, так закололо, что побледнев и схватившись за грудь, Колдблад в ужасе отшатнулся. Выходит, он и в самом деле привязался к этому мальчику? Второй раз за сегодня его сердце чуть не ожило и не начало биться. Это было недопустимо. Этого граф позволить не мог.
========== Глава 11 ==========
Воздух в комнате был затхлый, так что, едва перешагнув порог, граф почувствовал себя замурованным в одном гробу вместе с мертвецом. Закрытые ставни и плотно задернутые шторы только усиливали первоначальное впечатление, наполняя помещение тусклым, красноватым светом.
Граф поискал глазами Оливию. В силу своего положения он отлично видел в темноте, так что это не составило ему труда. Леди Колдблад сидела в кресле, повернутом ко входу, сидела так неподвижно, что казалось, слилась с ним воедино. Ее колени укрывал плед, расшитый традиционными узорами северных народов, темные спутанные локоны змеями спускались с плеч. Прищурившись, она мельком кивнула ему и тотчас же отвернулась, показывая, что не желает, чтобы ее беспокоили. Подойдя ближе, Колдблад опустился перед ней на корточки — Оливия окинула его потухшим, остекленевшим взглядом.
— Мне сказали, за три недели моего отсутствия ты ни разу не спустилась в столовую.
— Все приносили сюда, — она ответила так спокойно и отстраненно, что графу захотелось посильнее встряхнуть ее за плечи. Но он лишь коснулся ладонью деревянного подлокотника и сразу же убрал руку.
— И уносили обратно почти нетронутым.
Колдблад знал, что прежняя Оливия возмутилась бы тем фактом, что ему докладывают даже такие мелочи, но эта только вяло пожала плечами:
— У меня всегда был плохой аппетит.
— Если такое повторится, я отдам распоряжение, чтобы тебя насильно кормили с ложки.
Граф рывком поднялся на ноги, подошел к окну и одним резким движением отдернул шторы. Миллион пылинок заплясали вокруг него в ярких солнечных лучах. Оливия сделала слабые попытки протестовать, сославшись на головную
