Человек – сейф - Стефка Модар

Зычным голосом, кидая клич зекам, с надрывом в голосе проорал:

– Парни!

Указывая кивком головы на сокамерника:

– Вот, тут мне, «ПАВЛИК МОРОЗОВ» на ушко нашептал.

– У нас петушок нарисовался.

Крича во всю гортань:

– Кто на новенького? Налетай!

Зеки, как по приказу накинулись на Виталия. Образовалось месиво.

Охранник и сержант-конвоир восприняли это, как нечто зрелищное, глядя в их сторону, заржали.

Сержант – конвоир, вспотев от напряжения, рассматривая кто кого, не выдержав, крикнул:

– Всё! Давай их разнимать.

Охранник лыбясь, передергивая в руках резиновую палку, с горящим взглядом следя за дракой отстраняя напарника, бросил:

– Погодь малёха, Лёха! Ща, досмотрим вестерн! В натуре – класс!

Сержант – конвоир, порываясь вперёд, начал что-то невнятное выкрикивать, но его не слышали. Охранник, сдерживая «молодого» попытался остановить того за плечо, сделав кривую ухмылку, осаживая подавляющим взглядом. Сержант-конвоир, отступив на шаг, застыл на месте, хлопая глазами, по – детски с обидой отдуваясь, теребя рукой лоб, бубня под нос, что все закончится плохо, и он в этом не виноват и не собирается участвовать.

В месиве мелькнули озлобленные лица – «смотрящего» и Виталия, и искаженное предательское сокамерника, другие бились по инерции, лишь бы почесать кулаки, раздавая тумаки направо и налево, кто – то пинал кому-то в лицо, кто – то меж ногами, но всё делалось безразлично, для куража и разогрева.

Один из толпы, угождая «смотрящему», свалил с ног Виталия, наделяя пинками по почками. «Смотрящий», подойдя, злорадно глядя на Виталия, смеясь, с превосходством оглядывая всех присутствующих, самодовольно выкрикнул:

– Ну, что, петушок?! Ку-ку, Гриня!.. Все тут же заржали. Сотрясая воздух плевками и матом.

Виталий, извернувшись, встал, в выпаде к «смотрящему», дал ему справа в челюсть, тот отлетел на метр назад. Все, глядя на них затаили дыхание, бегло переводя взгляды, то на Виталия, то на «смотрящего», у которого из носа уже ручьём текла кровь.

У Виталия тоже была разбита губа, он, зло, сверкая глазами, машинально стирал рукавом, с сарказмом выкрикивая в адрес «побежденного»:

– А, вот я и прописался здесь! Так, что ты учти!

У меня зубы пока все на месте! Глядя на всех зло и уверенно, – И не таких «крутых» обламывали! Зуб отдам! Но честь при мне останется! Не мальчик уже! Никак некоторые. Мужик!

Все смотрели испуганно то на одного, то на другого.

«Смотрящий», придя в себя, сверкая глазами, как раненый зверь, кивнул зекам, те вновь набросились на Виталия.

Охранник, подмигивая сержанту-конвоиру, потирая руки в не меньшем кураже, бросил:

– А вот теперь, Лёха – Алёха! Наш с тобой «ВЫХОД!» Мы в кадре!

Срываясь с места, уже бежал разнимать, по ходу сотрясая двор отборным матом, за ним сержант-конвоир, по ходу разнимая толпу, со всей силой избивая резиновыми палками…

Глава 11. Новое завтра

…Уже который день, семья Виталия Говорухина в терзаниях и муках. Мать не может поверить в то, что ее сын виновен, сердце содрогается от такой мысли. Душа кричит: «Он не мог…»

Тяжелые мысли гонят прийти со своим грузом мыслей к могиле погибших детей. Этот груз она не может снять ни со своих плеч, тем более с плеч сына, но так хочется узнать, что он не виновен, хотя бы мысленно узнать от них тех, что по иронии судьбы тогда оказались ни в том месте, ни в тот час.

Горе невыносимое, но оно есть и с ним надо жить.

Находясь на кладбище, мать Виталия с внуками возлагали цветы на могилку детей, на памятнике портреты Аллочки и Артура, глядя на них, пожилая женщина украдкой от малышей стирала льющиеся по щекам слёзы.

Возложив, дети молча отошли, не до конца понимая: зачем они здесь вообще находятся.

С болью глядя на детские лица, объяснив, что это те детки которых «их папа» забрал к себе на небеса.

Малыши, взявшись за руки, вздохнули. Бабушка, поправляя могилку, положив конфеты, со слезой на глазах рассыпала пшено, объясняя, что это птичкам, они летают между небом и землёй, это единственная возможность держать невидимую связь с детьми, живущими на небесах.

Со стороны послышался шорох.

По аллее в направлении них шла женщина в трауре, Эмма, с цветами и сумкой в руках. Распрямившись, пожилая женщина, глядя вдаль почувствовала неловкость. Поспешно взяв детей за руки, отстранилась в сторонку, давая проход женщине.

Эмма подойдя, косо глядя на незваных посетителей, стала возлагать цветы, не сдерживая слёз, в рыдании легла на могилку, обнимая руками.

Дети были напуганы таким поведением не знакомой им женщины в чёрной одежде, прячась, прижались к бабушке.

Мать Виталия, глядя на них, всхлипывая, вытирала носовым платком бегущие потоком по щекам слезы.

Эмма встав, подошла к не прошеным гостям, вздыхая, достала из сумки две мягкие игрушки, оглядываясь на могилку, повернувшись к детям, не раздумывая, отдала каждому в руки. Дети, вцепившись руками в бабушку, обнимали ту, ища в ней защиту, искоса поглядывая на Эмму.

Бабушка их подтолкнула вперёд, тихо прошептав:

– Возьмите!

Они, отрывая руки от бабушки, переглядываясь, то между собой, то с бабушкой, глядя на Эмму, взяли по игрушке.

Эмма вскользь уголками губ мягко улыбнулась, в глазах мелькнул блеск благодарности:

– Это на память от Аллочки и Артурчика!

Со вздохом оглянулась на памятник.

Мать Виталия, с облегчением вздохнув, вытерла платком слезы, в уголках губ мелькнула выстраданная улыбка, бегло посмотрев на детей, и внимательно на Эмму, тихо произнесла:

– Спасибо тебе, Дочка!

Дети счастливые, радуясь игрушкам, побежали вперёд. Эмма и мать Виталия их провожали волнительными взглядами.

Эмма вздыхая, приблизилась к матери Виталия, они обнялись, кажется, их боль стало одной, за детей.

Глядя то на убегающих детей, то на памятник, то друг на друга, неторопливо пошли вперёд по аллее, следую за убегающими детьми. Незаметно исчезая из вида.

Уже находясь дома, Эмма не находила себе места. Из головы не выходили глаза женщины и малышей. Быть может, она нехотя вырвала из их жизни любимого отца, вдруг сознавая, что она не судья.

Вопрос постоянно ставил разбитый горем мозг: Виновен или нет? Эмма не находила ответа, попытки были тщетны. Она решилась узнать ответ у Виталия, чтобы он соизмерил свою боль с ее болью, с которой просто невозможно смириться. Она решилась на свидание с Виталием, посмотреть хотя бы тому в глаза.

Она не стала себя в этом сдерживать. Встретившись с начальником тюрьмы, с подполковником Аничкиным, Эмма, умоляя, попросила о встрече с Виталием Говорухиным, поясняя свою весомую причину, считая, что она имеет на то право.

Однако тот, найдя свои доводы, пояснил, что это нежелательно. Взвесив все в уме, отказывая, попросил и его понять, ссылаясь на то, что Виталий на грани срыва.

Говоря, что сокамерник Говорухина и так жалуется на нервное расстройство того. И сам, жалуясь на то, что мол, истеричных товарищей здесь хоть отбавляй, не дай Бог суицид.

Ведь потом рапортами наверх не отпишешься. Соболезнуя ей, все же попросил оставить телефон, если вдруг будет адаптированным, непременно перезвонит, чтобы оговорить встречу с Говорухиным.

Тяжело вздыхая, Эмма ушла ни с чем. Выйдя из стен кабинета, как тень она плелась по коридору, пока не натолкнулась на группу сотрудников, те наперебой рассказывали анекдоты о начальнике.

Наверно это им нравилось, каждый в свою очередь сопоставлял с Аничкиным, не сдерживая смеха, пародировали того. Она, проходя мимо, замедлив шаг, прислушалась.

Один из пародистов, старший прапорщик, скорее всего старейший из сотрудников, как знающий всех и всё, вовсю ширь, раскрывая своё необъятное тело, делая тяжелый барственный шаг, сбил с ног Эмму, та неловко упала. Он перепугано поднял женщину, расшаркиваясь в извинениях. Найдя в ее глазах растерянность, даже больше того потерянность, тут же спросил, чем может помочь, чтобы загладить свою неловкость.

Она стала объяснять, что хотела свидания с одним из осужденных, но ей отказали, вот хотя бы записку ему передать. Заглядывая тому в глаза, показывала лист бумаги. Тот, назвавшись «груздем» соизмеряя ее сверху вниз, решился ей помочь, взявшись передать записку. Взявши под руки, проводил даму на выход.

Старший прапорщик передал Виталию записку как и пообещал.

Получив, Виталий внимательно читал каждое слово, заглатывая с комком в горле. В ней было написано: «Прощаю». Бог Вам Судья. По окончании скомкав в кулаке, подумал, что это проведение. Положив лист в рот, стал тщательно пережевывать, чтобы этим зарядить себя изнутри…

…Кажется, что эти дни давались нелегко многим, в том числе и Олегу. Спать ложился запоздно. Статья не собиралась воедино, всё какой-то хаос мыслей.

Так и этим вечером…

…Свет был приглушен, Олег в махровом халате, сидел за столом, держа чашку с кофе в руке, в напряжение всматривался в строку.