Осьминог - Анаит Суреновна Григорян

на людей, преспокойно дремал на своем камне, взъерошив грязные перья. Александр достал из кармана пару взятых из дома печений и протянул Акио.

– Спасибо! – Акио взял одно, развернул и, откусив небольшой кусочек, стал неторопливо жевать. – Знаешь, моя Томоко иногда рассказывает всякие истории из своих книжек, мол, Акио, да как же ты вот такого-то не знаешь, да вот такую-то не читал, да как же ты вообще так живешь, Акио. Вот только с чего это я обязан знать, что там такой-то или такая-то понавыдумывали, и пусть они попробуют выдумать такое, чего не бывает в обыкновенной жизни! – Он сунул в рот остатки печенья и отряхнул руки от крошек. – Так что если хочешь знать, что я думаю, то я думаю, есть такие люди, которые все время оказываются не там, где нужно, – ну или наоборот, это как посмотреть, и попадают в разные такие истории, вот и все.

– Соо нан дэс ка… – Протянул Александр.

– Он когда сюда приехал, первым делом попросил ему кладбище показать: у нас их всего два, и могилы там в основном старые, остров-то маленький. Ну, я отвел его на то, что отсюда поближе, к Тэннояма, так он долго там ходил, читал имена на камнях и сотобах[156], как будто интереснее этого и быть ничего не может, а потом еще взял метелку и весь сор с могил прибрал.

– Может быть, у него кто-то из родственников здесь похоронен?

– Ага, – рассеянно отозвался Акио, бросил взгляд на дремавшего на камне баклана, отвернулся, сунул руки в карманы и побрел в сторону дороги. – Воняет здесь тухлой рыбой, сил нет. Может, и похоронен кто, я не стал спрашивать. У меня, амэрика-дзин-сан, на этом кладбище прадед лежит. Я его еще живым помню: я-то был мелкий, только в школу пошел, а он был совсем уже древний старик, сморщенный весь, как маринованная слива, и примерно такого же цвета. Вообще-то, у него и характер был как у маринованной сливы: на всей Химакадзиме, а может, и во всей Нагоя не найти было такого сварливого старого говнюка, как мой прадед, все ему было не так, целыми днями он ни хрена не делал, только сидел на кухне с газетой, ругал политиков да помыкал моими предками, а когда я подворачивался ему под руку, мог дотянуться и ущипнуть за плечо или за щеку, да обязательно так, чтобы остался синяк. Такая был сволочь. Помер он, немного не дотянув до ста лет и пережив моего отца, которого в сорок хватил инфаркт, – сказать по правде, денег на его похороны ушла уйма, чуть не все материны и бабкины сбережения, но как закопали его прах в землю, так и забыли: кому придет в голову навещать после смерти засранца, который при жизни успел всем осточертеть?

Они прошли вдоль живой изгороди и, отыскав в ней просвет, вышли на дорогу, не став продираться на этот раз через густые заросли.

– Вот только прадед, оказывается, и померев, не собирался отвязываться от нашей семьи, и спустя год, а то и меньше, начал мне сниться и зудеть, чтобы я пришел прибрать его могилу и зажечь на ней благовония. Я, конечно, перепугался, я ведь его и при жизни боялся, а тут тем более дух! Несколько лет после того перед каждым праздником ходил к нему на могилу, все там подметал и зажигал для старого пердуна ароматические палочки, а он еще требовал, чтобы я покупал по триста иен, а то стоиенные, мол, слишком быстро прогорают…

Акио помолчал, и Александр уже думал спросить, что было дальше, но парень сам продолжил:

– Ну а потом я решил, что с меня хватит, и если ему так хочется, он может сам выбраться из-под земли и сделать наконец хоть что-нибудь полезное, так что я бросил его навещать, да еще, придя в последний раз на кладбище, так ему и сказал, мол, шел бы ты, прадед, куда подальше, сам гни тут спину и размахивай метлой, все равно валяешься без дела, а с меня хватит. И что ты думаешь? – Акио энергично взмахнул рукой и пнул валявшуюся на земле сухую рыбешку. – Этот говнюк снова мне приснился! И мало того что приснился, так еще стал угрожать, мол, если не стану прибирать его могилу и вести себя с ним почтительно, так он проклянет всю нашу семью, и тогда-то мы узнаем, какое наказание ожидает в другом мире тех, кто не почитал своих предков.

Дождь то усиливался, то затихал, и было так сумрачно, что фонарики, висевшие над дверями заведений, лавочек и некоторых домов, были включены, несмотря на ранний час. Александр не замечал прохладных капель, стекавших ему за шиворот. Если рассудить здраво, что держит его на этом острове и мешает прямо сейчас собрать дорожную сумку и вернуться в Нагоя? Уже вечером он мог бы сидеть в комфортном кафе или в лобби отеля и пить латте с чизкейком. Он посмотрел на Акио сквозь колыхавшуюся пелену дождя. Если бы Акио родился в России и был его коллегой или, наоборот, если бы Александр всю жизнь провел в японской провинции, они, наверное, стали бы друзьями. Где-то залаяла собака, Александр вздрогнул от непривычного здесь звука и прислушался, но собака больше не лаяла, только дождь шуршал по черепичным крышам, да где-то вода, видимо, собираясь в водостоке, падала крупными каплями на лист жести, и казалось, что кто-то мерно постукивает по небольшому барабану.

Александру снова вспомнилась станция «Нагоя» и площадь перед ней: сейчас там, скорее всего, безлюдно, и в большом офисном здании напротив станции плавно перемещаются вверх-вниз два двухэтажных лифта, заполненных мужчинами и женщинами в деловых костюмах. А пройди совсем немного пешком – и попадешь в старые узкие улочки с их домашними святилищами и улыбающимися тануки у дверей питейных заведений, терпеливо ожидающими вечера. Уехать домой и устроиться менеджером в Сбербанк или ВТБ – с его образованием и опытом его сразу возьмут, да и рекомендации господина Канагавы: «блестящий специалист», «работник, отдающий все свое время и усилия банку», «мы глубоко сожалеем, что не нашли возможности продолжать наше сотрудничество»…

– Скажите, Игараси-сан, какой сегодня день недели?

– А?.. – Акио на мгновение задумался. – Суббота вроде бы.

– Значит, лисы уже съели свои онигири.

– Чего? – Удивился парень и даже остановился, чтобы взглянуть на «американца» – все ли у того в порядке с головой?

– Мой начальник в Нагоя каждую пятницу оставлял онигири и сакэ в святилище Инари, – пояснил Александр. – Вообще-то, эти онигири забирал один бездомный…

– Ээ! – Акио рассмеялся. – Твой начальник был хорошим человеком! Зря ты приставал к его жене, амэрика-дзин-сан! Не стыдно тебе?

Александр не стал ничего говорить, только улыбнулся и покачал головой в ответ.

– Так вот, говорю, прадед снова мне приснился, обозвал меня последними словами и даже метлу мне припомнил, – отсмеявшись, сказал Акио. – Пригрозил, что в следующий раз обломает ее об мою спину, если я сейчас же не приду на его могилу, а в аду поможет óни закопать меня в самую большую кучу мусора и сам будет бить меня палкой по голове, если я попытаюсь из нее высунуться.

– И что же вы?

– Да что тут скажешь, струхнул я в тот раз не меньше, чем в детстве, проснулся посреди ночи в лихорадке, мокрый, как только что выловленная из моря рыба. Дождался трех часов и потащился в «Тако» – как раз тоже была суббота, вот я и решил напиться на все выходные, говорят же, что злые духи не переносят запаха алкоголя и не трогают пьяных. Короче, я пошел в «Тако» и рассказал обо всем