Расскажи мне всё! (СИ) - "Меня зовут Лис"

Пит,

Она не уехала и всё знает.

Приезжай, как только сможешь.

Ох, дерьмо!

Меня уже давно трудно чем-то напугать, но сейчас готов поклясться, что еле дышу от страха. Внутренности сжимаются, а сердце запускает обратный отсчёт до того момента, как мне придётся посмотреть в её глаза. Что я там увижу? Отвращение? Жалость? Этого я точно не вынесу.

Хватаю чистую рубашку и, засунув телефон в карман, выскакиваю из дома, стараясь не выложить весь список ругательств, существующий в моей голове. Если Китнисс в очередной раз доказала, что не так проста, как кажется, то вот я впервые за много лет реально облажался, и если кому и надо навешать за то, что грязная правда начала сочиться из всех щелей, то только мне. И расхлебывать придется тоже. Да уж, день обещает быть длинным.

***

С некоторой неохотой покидая салон такси, я поеживаюсь от прохладного ветра и окидываю взглядом особняк Одэйра. Нужно всего лишь переступить порог, ну что в этом сложного? Стрелки часов уже подобрались к полудню, но солнце до сих пор не показалось из-за серых туч.

Проводя рукой по волосам и набрав в грудь побольше воздуха, открываю дверь и решительно шагаю внутрь.

Я прохожу в гостиную, стараясь ступать как можно аккуратнее, и замечаю Китнисс. Она стоит неподвижно, разглядывая картину, которую я подарил Финнику пару лет назад. На полотне широкими густыми мазками изображён мальчик, сидящий на поломанном, полуразрушенном пирсе. Впереди лишь бескрайнее море. Не знаю, чем она ему понравилась, но, увидев, Одэйр попросил её себе. Девушка касается кончиками пальцев слоев краски, полностью растворившись в своих мыслях.

«А я растворяюсь в ней»

Смотрю на её спину, не решаясь пошевелиться и гадая, почему Китнисс решила вернуться, и что вообще сейчас творится в её голове. Как много Финник успел рассказать?

Хочу протянуть руку и прикоснуться к ней, но не делаю этого. Вряд ли она теперь обрадуется моим объятиям. Чтобы совладать с руками я засовываю их в карманы джинсов.

Вся ситуация кажется какой-то неправильной. Комната тонет в молчании, а в воздухе растекается неловкость. Я делаю шаг вперёд, половица под моим ботинком скрипит, и Китнисс резко оборачивается, впиваясь в меня взглядом воспалённых глаз.

Я жду.

Жду, пока она отреагирует на моё появление.

Жду слёз.

Жду истерики, потому что точно знаю, она случится.

Но ничего не происходит.

Мы стоим в тишине несколько минут. Своим молчанием она словно обвиняет меня в произошедшем, и я решаюсь заговорить первым:

— Ты не должна была возвращаться.

Девушка не издает ни звука. Она даже не двигается. Я подхожу на шаг ближе, разбивая удобно расположившееся между нами молчание.

— Я так понимаю, ты не желаешь со мной разговаривать, всё ещё дуясь из-за вчерашнего, — с напускным безразличием отмечаю я, отчего девушка одаривает меня колким взглядом, словно окуная с головой под воду. — Ну что же, это твое право.

Позволяя глазам то, что не могу разрешить рукам, я скольжу взглядом, очерчивая черты её лица. Пытаюсь понять о чем она молчит, но чем дольше всматриваюсь в пучину темных глаз, тем шире и глубже становится зияющая дыра внутри моего сердца.

— Ты вообще собирался рассказать мне?

— Нет.

В серых, как небо за окном, глазах читается обида. Её голос ровный, он не дрожит, но я могу различить в нем жалость, вину и что-то ещё, пока не могу понять что именно. Возможно, беспокойство? Хотя если она и беспокоится обо мне, то лишь из чувства долга, уж я-то знаю. Вечная «проблема» жителей Шлака — не быть никому должным. Правда, сердце всё равно пытается ухватиться за тонкую призрачную ниточку: вдруг это забота или даже любовь.

Глупо.

Такого слова в её голове не существует, по крайней мере, в отношении меня точно.

— Почему, Пит? — голос пронзительный и глухой, будто тупым ржавым ножом режет.

Больше всего я опасался именно этого вопроса. Как объяснить, почему я хотел защитить её даже после того, как она сама отказалась от меня?

Проходит пять секунд.

Десять.

Пятнадцать.

Тело Китнисс напряжено и натянуто как струна — тронь и лопнет. Девушка резко втягивает воздух и смотрит на меня немигающим взглядом.

— Ты поэтому всё время мне врал?

— Так для тебя будет лучше, — произношу я, а затем по привычке тянусь в карман за сигаретами, но тут же одёргиваю себя. — Пусть хоть один из нас остается свободным. Если бы мне пришлось вернуться в прошлое и принять решение заново, я бы ничего не поменял, — замечаю, как она тяжело сглатывает, крепко зажмуривая глаза. — Ты можешь жить дальше, словно Игр никогда не было. Тебе нужно просто вернуться домой и всё забыть.

Её пальцы тянутся ко рту, зажимают его, будто пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Она хочет что-то сказать, но не может.

— Не надо, — прошу я, всё-таки протягивая руку, но Китнисс меня отталкивает, упираясь ладонью в грудь. Девушка бросает в мою сторону предупреждающий взгляд и качает головой.

— Четыре года, Пит! — Я стою неподвижно и наблюдаю как она начинает шагать вперед-назад, гневно сжимая кулаки. С чего такая ярость? Мы же вернувшись с Игр вроде пришли к соглашению, что каждый идёт своей дорогой. — Четыре года! Мы бы что-нибудь придумали. Ты, я и Хеймитч — мы же одна команда.

Я шумно выдыхаю и откидываю голову назад.

— Позволь мне решать свои проблемы самому, ладно? Это уже не твоя забота!

— Я вижу, как ты их решаешь, — бросает она, вскидывая руки в стороны. — Уже четыре года успешно решаешь! Судя по количеству твоих… поклонниц… ты в этом очень преуспел!

Закрываю глаза, потирая переносицу, и уже жалею о том, что попытался ей что-то объяснить. С Китнисс Эвердин разговаривать языком логических доводов и разума бесполезно. Мог бы и сразу догадаться.

— Хорошо, раз у тебя есть предложения, я готов выслушать, — конечно, я блефую, заранее зная, что она ничего не сумеет придумать, но не могу удержаться. Китнисс же открывает и закрывает рот, словно рыба, выброшенная на берег и оставленная задыхаться. — Молчишь?! Ты же только что собиралась решить все мои проблемы? Какое тебе вообще до меня дело, Китнисс? Четыре года ты слышать обо мне не желала. Зачем ты вернулась сейчас? Чего ты от меня хочешь?

Я скрещиваю руки на груди, пытаясь затолкать всю обиду, боль и унижение, которые мне пришлось испытать подальше, но они продолжают упорно лезть наружу, словно вязкая черная смола, заполняющая глотку и не дающая вдохнуть.

— Я хотела узнать что с тобой, — нерешительно произносит она, и меня в прямом смысле начинает трясти. Гнев вспыхивает внутри словно крошечный костёр, пуская ввысь столб раскаленных искр, но вместо того, чтобы затушить его, я подхватываю этот огонь и раздуваю. Это чувство похоже на лесной пожар, что перекидывается от одного дерева к другому, позволь огню разгореться и его уже не остановить.

— Ты нашла ответ? — я не замечаю, как начинаю повышать голос.

— Да, — испуганно шепчет она. — Я просто видела что с тобой что-то не так и хотела помочь…

«Так вот в чём дело!»

— Ты поэтому поцеловала меня вчера? Это что подачка такая? Акт помощи и милосердия?

— Пит, прекрати! Ты всегда был мне дорог.

«Тоже мне утешение!»

— Ты забыла добавить «как друг», «как напарник», «как союзник», — мой голос звучит пронзительно и резко.

— Не только… ты всегда был особенным…

— Был? — перебиваю её. Это короткое слово не сможет выразить всё то, чего я лишился, когда моя жизненная линия раскололась пополам, с громким треском перебросив меня из «до» в «после».— Если ты ещё не заметила, тот влюблённый в тебя когда-то идиот давным-давно умер, — злость в моем голосе заставляет её притихнуть. — Я не он и снова им не стану. И признайся уже, хотя бы сама себе: он никогда тебя не интересовал.

— Пит, это не правда…

Мои слова превращаются в шипение. Вот он — настоящий Пит Мелларк, тот, кто прячется за одной из множества масок, дорогими костюмами, сладкими улыбками и фальшивым смехом.