Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова

них небывалой популярностью. Зеленый от бешенства Горбаг с отвращением плюнул вослед удирающему сотоварищу, и повернулся к моргульцу. Никто даже и ухом не повел — что-то уж слишком легко позволил себя разоружить бывший командир центральной группы. Перевязь, звякнув, упала на землю, а сам Горбаг, невозмутимо перешагнув через нее, приблизился к Дагхуру.

— Ну ладно, ладно я все понял… Я-то думал, что мне на хвост только этого недоноска повесили, ан нет — оказалось, еще и ты меня пас… Па-а-альщен… — издевательская ухмылка прорезала лицо, но глаза пылали злобой почище раскаленной лавы Роковой Горы. На разведчика это не произвело ровным счетом никакого впечатления, с тем же успехом Горбаг мог бы пытаться разговорить камень.

— Ну и! — продолжал надсаживаться Горбаг, брызжа слюной. — Че ты ждешь, а?! Ну, давай! Прикажи своей остроухой твари спустить тетиву, давай! — десятник даже сделал попытку порвать на груди рубашку, но ввиду наличия кожаного нагрудника, выглядело это не слишком убедительно. Тем не менее, пантомима увлекла всех настолько, что никто даже не заметил, как сокращается расстояние между загонщиком и его строптивой дичью. Многие выжидательно смотрели на Дагхура, но тот с распоряжениями не торопился. Даже бросившегося на него Горбага разведчик встретил ударом, совершенно не меняя при этом выражения лица. Однако, для того, чтобы остановить Горбага, одного удара было явно недостаточно. Короткая и совершенно не впечатляющая драка закончилась тем, что на отброшенного прочь штрафника медведем навалился Багнур, сворачивая того в турий рог. Горбаг вырывался и орал что-то по поводу своей принадлежности к Моргульскому штабу, но охотник держал на совесть. Дагхур наблюдал эту сцену в течение нескольких мгновений, после чего приблизился к недавнему оппоненту, рычащему от бессильной злобы и негромко проговорил:

— Моргульского гарнизона? Может, я ослышался или чего понял не так: ты же только что во всеуслышанье заявил, что возвращаться туда не намерен? У меня даже свидетели есть… — доверительно сообщил он, наклоняясь к самому уху пленного. Вокруг раздались смешки. Этого Горбаг вынести уже не мог: он оказался в окружении тех, кто имел самые веские причины ненавидеть его до глубины души. Дураком бывший десятник не был, и прекрасно осознавал, что молчать они больше не станут, а при теперешнем раскладе в строку сгодится каждое лыко.

— Свидетели, ха! — крикнул он, — Ну, и что ты мне предъявишь? То, что мы сбились с курса и заблудились в этом дерьмовом лесу, где тарков больше чем блох у шелудивого? Кто сможет доказать обратное, а, Дагхур? Кто? Твой косорукий дружок?! — он кивнул в сторону Мулуга, стоящего за левым плечом дзарт-кхана. — Девка?! — Шара смутно поняла, что речь идет о ней и переступила с ноги на ногу. — А может ты, а?! — он извернул шею, нашаривая в толпе Рагдуфа, и видя, что тот в замешательстве отвел глаза, немедленно уцепился за последнюю соломинку — Это же ты собирался бежать за реку, а, Рагдуф? Никто кроме тебя не умеет так мастерски подделывать карты, неудивительно, что мы вышли совсем не туда!

Кто-то ахнул, напрочь не предполагая такого оборота дела. Бедный Рагдуф держался из последних сил, чтобы не броситься на бывшего командира и не вцепиться тому зубами в горло. Ситуация накалилась добела, но моргулец по-прежнему хранил ледяное спокойствие, что еще больше злило и пугало Горбага, а уж когда в дальнем конце улицы показался изрядно потрепанный Десятый Назгул под конвоем, последний рассудок покинул буйную голову десятника. Пнув Багнура в колено, он рывком освободился от медвежьей хватки охотника и с рычанием прыгнул на стоящего к нему спиной моргульца, на лету выхватывая засапожный нож. Багнур, Рагдуф и с ними — еще двое — метнулись наперерез, сбили с ног и от себя добавили пару весомых ударов, но сделанного было уже не исправить: Дагхур покачнулся, сделал шаг и рухнул вперед лицом. Из его спины торчала костяная рукоять, а вокруг лениво расплывалось кровавое пятно. Сила удара оказалась столь велика, что лезвие без труда пробило толстую кожу доспеха, рассчитанного на прямое попадание стрелы, и косо вошло под лопатку.

В первую секунду все остолбенело замерли, просто не в силах поверить в реальность случившегося. Казалось, что это какая-то глупая шутка, что на самом деле ничего не произошло, что вот сейчас все станет как прежде. Но моргулец продолжал лежать без признаков жизни, и медленно ползла по спинам отвратительно холодная змея — страх. А что теперь? Впрочем, длилась немая сцена недолго.

— Порву, сука!

Бедный мастер скважин как волкодав висел на тщедушном картографе, явно опасаясь применять силу:

— Не надо, та'ай-хирг-кхан!

— Пусти!

Мулуг рычал сквозь стиснутые зубы и упрямо рвался из держащих его рук. Представить себе доселе невозмутимого картографа в таком состоянии не смог бы даже самый одаренный. Приблизившийся Рагдуф осторожно перевернул лежащее тело. Дагхур не издал ни звука, лишь из угла рта, маслянисто блеснув, сползла узкая струйка крови, показавшаяся удивительно яркой на пепельно-бледной щеке. Рагдуф прислушался к дыханию, потом ощупал яремную вену, с силой прижал ее пальцами. Пульса не было.

— Все… — сокрушенно выдохнул он, оборачиваясь к остальным.

Багнур тихо выругался и вдруг, не сдержавшись, ударил Горбага по зубам. Шара стояла столбом и на происходящее не реагировала, будто находилась невесть где. Откуда-то сбоку подлетел запыхавшийся Ранхур.

— Да что тут… дзарт-кхан! — испуганно моргнув, степняк осекся на полуслове. Радбуг заржал в голос, и прежде чем его успели бы заткнуть, вырвался и в прыжке обрушил удар в основание черепа Багнура, что стоял ближе всех. Старый зверолов охнул и мешком повалился навзничь, раскинув мозолистые ладони, а освобожденный Горбаг в один миг подхватил упавший ятаган и, пылая разбитым лицом, прорычал:

— Ша! Теперь я — главный, усекли? Радбуг!

— Не бывать тому… — картограф дернул больным плечом, скидывая тяжелые лапы мастера скважин. — Маграт, пусти!

— Да уймитесь вы! — взвыл таингур-кхан. Он прекрасно видел, что произошло с его другом, но, тем не менее, упрямо продолжал оттаскивать Мулуга от намеченной цели. — Стрелок! А ты чего стоишь как суслик? Не видишь, что ли?!

До Шары слова долетали точно через толстое стеганое одеяло. С превеликим трудом лучница сообразила, что обращаются именно к ней, но не шелохнулась. Даже в тот момент, когда кто-то вырвал анхур из ее стиснутого вспотевшего кулака. Мгновение — и в грудь озверевшему десятнику и его прихвостню, угрожающе подрагивая, смотрели две стрелы: маленького степняка всегда отличала скорость реакции, да и Рагдуфа духи смекалкой не обделили.

— Ах ты, гнида… — начал Горбаг, но картограф, похоже, находился на том пределе нервного напряжения, когда отчаяние превращает страх в неуправляемую