Убить миротворца - Дмитрий Володихин

— Я вас знаю всего пятнадцать минут. И вот вы задаете вопрос…

— Мы делаем предложение один-единственный раз. Мы гарантируем тебе достойный образ жизни при любых обстоятельствах, жилье, работу, шанс на приличную карьеру. Подумай, сынок, начинать жизнь с такой форой — не шутка.

Мысли путались у него в голове. Он и хотел бы собраться, обдумать свои действия, взвесить все за и против, но Падма смотрел на него в упор, неотрывно, и, казалось, видел всю дикую неразбериху в сомовском мозгу. Оттого-то он никак не мог привести свою логику в порядок…

— Мне… надо подумать.

— Разумеется, Дмитрий. У тебя есть время. Целых пять минут.

— Что?!

— Четыре пятьдесят пять.

— Да что же это такое!

— Четыре пятьдесят.

— Остановите счет и ответьте на вопрос: а что потребуется от меня? Падма, я уже давным-давно не маленький! Что вам надо взамен?

— Остановимся на четырех сорока. Мистер Не-Маленький, весьма разумно с твоей стороны осведомиться об оплате. Во-первых, сохранение полной тайны. Во-вторых, абсолютное подчинение старшим братьям. На деле все очень просто. Тебе будет присвоен личный код. Когда некто посетит тебя, назовет код и потребует выполнить определенную работу или отказаться от определенной работы, ты обязан будешь повиноваться.

— А если вы… ну… вроде отца отравить? Или… ну… кучу наложить посреди класса?

Падма поморщился.

— Я был более высокого мнения о твоих умственных способностях. Не позволяй мне разочароваться, парень. Речь идет о судьбах мира. А ты — кучу посреди класса… Тебе самому-то собственные слова не кажутся нелепицей?

Однако Сомов нашел в себе силы выдавить:

— А все-таки?

— Эх, сынок… Разве наш мир жесток? Разве он нелеп? Осмотрись кругом: во всем увидишь логику, осмысленность, равновесие… Агрессии, предрассудков, безответственности с каждым годом становится все меньше, а комфорта все больше… Как ты думаешь, может ли зло сотворить такое?

Ему было двенадцать лет, и на месте самого страшного горя в жизни красовалась поломка игрушечного монорельса… какая вещь! Второе место занимала проигранная драка в школе, а третье — неизлечимая тошнота от искусственной свеклы с селедкой и пышного омлета. Мир вокруг и впрямь казался почти идеальным, мир звал к возвышению, мир манил славой…

— Я согласен.

— Отлично. Иного я и не ожидал. Но нам, прости, придется подстраховаться.

— Что, как в боевиках: «Жизнью ответишь за предательство»…

— Мы прежде всего гуманисты, и твоя жизнь нам не нужна. У тебя над переносицей вмонтирован микрочип…

— С рождения… Ну и что? У всех стоит.

— Почти с рождения. В старину был варварский обычай крестить младенцев, макая их в ледяную воду, — якобы для закаливания. Теперь макание запрещено, однако чипизация отчасти заменяет эту дикость. Впрочем, мы отвлеклись. Еще один микрочип я сейчас введу тебе вот сюда, в ладонь, у основания безымянного пальца… Вот так. Молодец.

Движение Падмы было нечеловечески быстрым. Как у всякого профессионала с порядочным стажем, наверное. Сомов почувствовал ужас и отдернул руку постфактум, с бо-ольшим опозданием…

— Испугался? Не бойся. Мы не обманем тебя.

…Он молчал, уставившись на собственную ладонь, словно она превратилась в чудовище.

— Да перестань же ты. Тебе ничего не грозит. Просто мы обоюдно выполняем условия нашего маленького договора.

— А если…?

— Если ты проболтаешься хоть кому-то, и «Братству» это станет известно, а так всегда и бывает, заметим в скобках, или если ты не подчинишься воле организации, мы вынуждены будем принять меры. На твой новоприобретенный чип поступит сигнал. Там он будет промодулирован и переадресован в местечко над переносицей. Несколько мгновений будет больно. И ты ничего не будешь понимать. Потом ты вспомнишь: я, мол, двенадцатилетний мальчик Дима, которого почему-то засунули в чужое тело с бородой, а потом еще и переместили неведомо куда.

— Сотрете память?

— Нам бы очень не хотелось этого делать. Так сказать, довод на крайний случай. Разумные люди быстро приживаются в «Братстве» и не сожалеют о такой-то малости. Поверь мне, сынок. Преуспеяние многое искупает. Фактически все.

— М-м-м… болит… рука.

— Не беспокойся. Побочный эффект. Поболит до вечера или, возможно, чуть дольше, а потом перестанет. Ерунда.

Плоть от кончиков пальцев и до ключицы ныла так, что по щекам Сомова сами собой побежали слезы.

— Ладно, сынок, давай прощаться. Не думай о плохом, мысли позитивно. Полагаю, ты еще не раз поблагодаришь меня. Все, парень, у меня на сегодня еще три юных гения…

— Падма! Падма! Еще один вопрос можно?

— Можно, парень. Тебе сегодня многое можно.

— Если б я отказался? Вы… все равно… этот чип…

— Во-первых, это противоречит этике нашей организации. Мы предпочитаем договорные отношения, взаимное доверие и взаимную выгоду. Во-вторых, это противоречит здравому смыслу. Не так-то легко что-нибудь сделать с ребенком против воли его родителей…

«Куратор» Падма являлся к нему еще трижды — в восемнадцать лет, в двадцать четыре года и в день тридцатилетия. Он ничуть не изменялся. Заметив удивление Сомова, Падма как-то сказал: «На определенном уровне возраст перестает иметь значение». Состоялся маленький, но памятный диалог:

— А далеко ли мне до этого уровня?

— Боюсь, пока что не близко. Но в нашем мире нет ничего невозможного.

В восемнадцать (Сомов только что окончил тринадцатилетку) Падма обеспечил ему место в Лефортовском колледже связи и транспорта имени Эдисона. Объяснил, какой образ действий избрать и на чем сосредоточить усилия, чтобы преуспеть. В двадцать четыре дал ему работу в корпорации «Восточноевропейский монорельс». Невиданно легко пришло Сомову его место на службе: не понадобилось ни конкурса, ни даже собеседования. Менеджер по кадрам молча принял у него заполненные формы и так же молча пожал ему руку. Мол, вы приняты, молодой человек. Кое-кому, как выяснилось позднее, должность линейного инспектора удалось добыть только к сорока пяти годам ценой необыкновенного усердия… В тридцать Падма впервые потребовал кое-какой оплаты. Впрочем, ничего серьезного. Ему требовалось на очередном уикенде выехать за пределы агломерации и побывать на 813-й станции снабжения в Зарайске. Совсем недалеко. Он должен был отыскать гражданского коменданта Станции, некоего Павла Мэйнарда, назвать ему недлинный цифробуквенный код и передать всего два слова: «Последнее предупреждение». Все. Больше — ни звука.

Он очень не любил вспоминать часа с четвертью в Зарайске. Из того нелепого дня он извлек один-единственный урок: ему есть куда падать. Его нынешнее положение можно ухудшить в десять раз, но внизу все равно будет пропасть. А на самом дне — нищий двенадцатилетний кретин с телом… с телом уж как придется… может быть, с телом глубокого старца.

Падма тогда сказал: «Правильно сделанная работа. Теперь я стану приходить к тебе чаще». Это было два года назад. С тех пор он не появлялся. Не пора ли ему вновь появиться? Или все-таки не надо ему появляться подольше? Дмитрий никак не мог твердо остановиться на одном из двух.

И уж конечно, у Сомова не было оснований верить в загадочный вирус (он же психоз), превращающий сознание взрослого человека в сознание ребенка. Но публично вещать о своем неверии? Увольте. В нашем мире порой происходят странные метаморфозы. Стойте подальше, и кирпич не отыщет вашу светлую голову…

Глава 3

Свидание с нелюбимой

20 апреля 2125 года.

Астра-4, искусственный спутник Венеры, военная база рейдерной флотилии.

Виктор Сомов, 29 лет, и Елена Торрес, 30 лет.

Рейдер «Бентесинко ди Майо» вернулся на базу.

Русская Венера — небогатый мир, едва удерживающийся на узенькой кромке выживания. Его населяли потомки людей, которые когда-то сочли высшей ценностью волю. Дороже достатка, семьи, веры и самой жизни. До сих пор культ воли оставался здесь основой всего. Так же как, например, как в Российской империи, — культ порядка и традиции, а на Русской Европе — культ нации…

Русский мир в Солнечной системе вырос из Российской империи, — Сомов знал об этом по школьным учебным программам. Когда началась космическая экспансия землян, Россия не имела для великих дел ни достаточно денег, ни достаточно энергии, ни достаточно людей. Ее соседи страдали от избытка населения, в то время как она — от недостатка. В избытке оказалось только странное сумасшествие… Семьдесят лет назад Империя закипала буйством. Ее населяли люди, считавшие себя русскими и веровавшими в одного Бога, но во всем остальном не способные согласиться друг с другом. Даже в малейшей малости. В 2064 году император Даниил II принял соломоново решение: добровольцам отдавались в пользование территории в Солнечной системе, находившиеся под мандатом России, однако очень слабо освоенные из-за недостатка средств. Пожалуйста! — объявил государь — получайте планетоиды и живите там, кто как захочет; можете провозгласить независимость, Империя не возражает… В результате, Венера и Фебы достались «анархистам», Европа и Рея «националистам», сама Империя осталась за «традиционалистами», а «граждане мира» не получили ничего, но специально для них процедура перемены гражданства с российского на женевское была максимально упрощена.