Ответный темперамент - Анна Берсенева

А когда она открыла глаза, то увидела, что Женя уже тоже стоит по другую сторону перил, одной рукой держась за них, а другой – за ворот пальто, или куртки, или во что там одет этот жуткий тип, который висит над пропастью…

Вскрикнув еще громче, Таня бросилась к ним.

– Женя!.. – От ужаса у нее свело горло, и крик прозвучал как хрип. – Не падай, Женя!

Она обхватила Женю сзади, но тут же почувствовала, что ее жалких сил, конечно, не хватит, чтобы его удержать. Жуткий, подлый человек, висящий над пропастью, тянул Женю за собой, как чугунная гиря.

– Пусти!.. – прохрипел он оттуда, снизу.

– Не пущу, – резко, на одном выдохе, ответил Женя.

– Сам же… угробишься… Пусти!

– Нет.

Женя проговаривал все это коротко, чтобы не тратить сил на слова. Несмотря на мгновенность, с которой он бросился к самоубийце, действовал он четко и продуманно.

– Не удержишь!

– Обратно… не подтянусь… уже, – так же коротко и четко ответил Женя. – Помоги.

– Как тебе помочь? – вскрикнула Таня. – Женя, как?!

Он не ответил ей. Помочь ему она все равно не смогла бы, а значит, и незачем было отвечать. Он все больше и больше наклонялся вниз, выскальзывая из слабого кольца Таниных рук, и было понятно, что вот сейчас и ноги его соскользнут с узкого мокрого бордюра, к которому крепились перила моста.

Удержать его было невозможно.

– Ладно!.. – вдруг хрипло прозвучало снизу. – Гад!

И сразу после этих бессмысленных слов Таня почувствовала, что жуткое Женино движение вниз прекратилось. Он гибко распрямился, подтянул себя ближе к перилам. Внизу, возле его ног, показалось искаженное усилием лицо самоубийцы. Тот уже не висел над водой, удерживаемый только Жениной рукою, а, держась за нижний край перил, сам подтягивался вверх. Он был худой – ну конечно, высокий и худой, сейчас Таня это вспомнила, – и поэтому выбраться из пропасти было ему по силам.

Спустя еще несколько секунд он уже стоял на бордюре и медленно, головой вперед и вниз, переваливался через перила на мост.

Может быть, все происходило не совсем так – Таня не очень понимала, в какой последовательности развивается этот ужас. Она понимала только, что заняло все это, наверное, немногим больше минуты: вряд ли Женя удержал бы дольше даже самого худого и легкого мужчину.

И вот этот мужчина лежал на мокром асфальте лицом вниз, плечи его тряслись, и он хрипло выкрикивал какие-то разорванные, почти бессмысленные фразы:

– Гад!.. Кто тебя?.. Не просил же… Я же… Зачем?!

Это последнее слово он произнес уже сидя, и в голосе его прозвучало такое отчаяние, что Тане даже на секунду стало его жаль. Но она тут же вспомнила, как Женя скользил вниз, в черную пропасть, и ее жалость улетучилась.

– Затем, что противно стало.

Женин голос прозвучал так спокойно, как будто бы все, что происходило здесь всего пять минут назад, происходило без его участия.

Это спокойствие оказалось неожиданным для неудавшегося самоубийцы.

– Противно? – оторопело спросил он. – Тебе? Почему?

– Потому что тряпкой нельзя быть, – тем же тоном объяснил Женя. – Никому.

– Твое-то какое дело, кто я, почему я?! – выкрикнул тот.

Выкрик был такой истерический, что Таня поморщилась.

– Да никакого мне до тебя дела, – пожал плечами Женя. – И вообще, иди-ка ты домой, а? Весь праздник испортил, – добавил он и виновато посмотрел на Таню.

Виноватое выражение так мало шло к нему, что Тане сразу же сделалось смешно. Растерянность и ужас, которые она только что пережила, выветрились из ее сознания совершенно. И та пустота, которую они наверняка оставили бы, если бы она была одна, заполнились счастьем, восторгом и еще каким-то чувством, которому она не знала названия.

Она уже не обращала внимания на этого мрачного типа, который медленно вставал с асфальта. Поднявшись на ноги, он пошел по мосту – тоже медленно, как будто каждый шаг давался ему с усилием. Его плечи были опущены, и весь его облик был обликом горя.

Вдруг он остановился и резко обернулся.

– Думаешь, повезло тебе? – крикнул он. – Тебе, тебе! – Его безумный взгляд был направлен прямо на Таню. – Не в этом сила, поняла? Не в этом!

Что означали эти слова, Таня вдумываться не стала. Прежде всего они означали слабость того, кто их произнес, и этого понимания ей было достаточно. А главное, в то самое мгновенье, когда они прозвучали, она почувствовала, что руки Жени, который стоял чуть позади нее, ложатся ей на плечи.

Прикосновение его рук было таким, что Таню словно током ударило. Ей показалось, что на ней нет ни шубки, ни платья – совсем ничего, и Женины руки касаются и тела ее, и сердца.

Она задохнулась, замерла и медленно обернулась к нему. Он не опустил рук, и, обернувшись, она оказалась в их кольце. И это было совсем не то кольцо, каким она пыталась удержать его над пропастью! Силой дышали его руки, силой и нежностью.

– Таня, – тихо произнес он. – Таня…

Он совсем не умел называть словами то, что чувствует; это Таня давно уже поняла. Но он чувствовал все так сильно и просто, что ему и не нужны были слова.

Они стояли одни на Большом Каменном мосту, ветер холодно гудел над рекой и над ними, но они не замечали холода. Закинув голову, Таня видела сиянье Жениных глаз, темный блеск его волос.

«Почему у него волосы так блестят?» – вдруг подумала она.

И сразу догадалась: да ведь снег, который еще недавно валил крупными хлопьями, растаял на его голове, и волосы у него стали мокрые, а потом поднялся холодный ветер, и они замерзли, и голова у него поэтому блестит теперь, как темный лед.

– Женя! – воскликнула Таня. – У тебя же голова ледяная! Ты простудишься! Побежали скорее!

Она почувствовала, что при этом ее вскрике он улыбнулся – весь улыбнулся, и руки, обнимающие ее, улыбнулись тоже.

– Ничего со мной не случится, – сказал он прямо ей в висок. – Но и правда, пошли отсюда. Кремль же рядом – охрана заметит. Пойдем.

Он опустил руки, освобождая Таню, и ее сразу же охватило такое горькое сожаление, как будто это было навсегда. Но Женя взял ее за руку, и все время, что они шли по мосту к набережной, она чувствовала, как его пальцы сжимают ее кисть, сильно и горячо.

– Как же ты не взял с собой теплой одежды? – Таня шла быстро, стараясь попадать в такт Жениным широким шагам. – Ведь вы ехали в электричке, туда и обратно, и это холодно в лыжном костюме!

От волнения она стала говорить по-русски неправильно и сама это слышала.

– Я взял, – снова этим прекрасным виноватым тоном ответил он. – В Яхрому я в куртке ехал. В отцовской, в летчицкой. Но потом у ребят ее оставил.

– Почему? – удивилась Таня.

– Так ведь они… А!.. – вспомнил он. – Я же тебе не успел рассказать. На обратном пути электрички встали, там с семафорами что-то. А у Витьки Голубева по той дороге тетка живет. Ну, все к ней и пошли, то ли ждать, пока электрички пустят, то ли уже Новый год встречать.

– А как же ты добрался до Москвы?

– На лыжах.

– Как на лыжах? – ахнула Таня. – Это же очень далеко!

– Не так уж и далеко. Километров десять оставалось. Но в куртке не добежал бы, конечно. А к Новому году не успел я все-таки.

Только теперь Таня поняла причину его виноватого тона. Жене казалось, что она обижена на него за опоздание к празднику! Она улыбнулась его неведению. Сам он был – праздник, и только с его появлением началось для нее счастье этой ночи.

Она представила, как он бежал на лыжах через лес, как сильны и слаженны были его движения… Все ее тело вспыхнуло, когда она это представила, и ей стало жарко, хотя ночной мороз все усиливался.

Когда спустились на набережную, Таня зачем-то оглянулась. Большой Каменный мост высился над рекой пустынно и мрачно. Она вздрогнула, вспомнив, что было там, на мосту.

– Замерзла?

Женя почувствовал ее короткую дрожь.

– Нет, – покачала головой Таня. – Просто вспомнила… Как же ты так безрассудно к нему бросился, Женя?

– Почему безрассудно?

Он пожал плечами и улыбнулся. В прямом взгляде, которым он смотрел на Таню, не было ни капли сожаления. В нем была только любовь – Таня видела ее и чувствовала всей собою. Любовь, вырываясь из Жениных глаз, заливала ее очень большой волной.

– Но ведь ты мог упасть… – пролепетала она.

Трудно было говорить, задыхаясь в этой могучей счастливой волне.

– Ну и что? Внизу же вода – река не замерзла. Не разбился бы.

Таня хотела сказать, что вода ведь страшно холодная, а мост такой высокий, что, упав с него, можно разбиться и о воду… Но невозможно было произносить такие обыкновенные слова, глядя в его глаза, переполненные любовью.

– Прости, Таня, – сказал Женя. – Испортил тебе праздник. Но я… Ну, не могу я на слабых людей просто так смотреть. Мне, понимаешь, хочется их за шиворот взять, встряхнуть и сказать: «Да будь ты сильным, не так уж это трудно!» – горячо, взволнованно добавил он.

– Ты и встряхнул. – Таня улыбнулась его горячности. – Ты очень сильно его встряхнул.