Первый удар. Повесть о будущей войне - Николай Шпанов

Приняв под свою команду всю эскадру, Волков сделался еще осторожней. Он знал, что люди находятся на пределе утомления. Почти восьмичасовой полет с рядом напряженных боев не дался даром. Потери в людях и материальной части ослабили состав эскадры. Повреждения многих машин, большой расход огнеприпасов — все это понижало боеспособность.

Взвесив все обстоятельства, Волков решил совершить обходное движение. Взяв к югу, он рассчитывал пройти под хвостом у брошенных ему наперерез сил противника. Но проверка содержимого баков СБД показала, что тогда не хватит горючего, чтобы дотянуть до собственной границы. Запасы топлива оставляли возможность возвращения домой лишь по кратчайшей линии — прямой.

Естественной была в таких условиях попытка обойти заслон сверху. Ведя облегченные от бомб, огнеприпасов и топлива машины, Волков вполне мог рассчитывать на некоторое превышение над массой самолетов противника. Если отдельные типы истребителей и достанут его, то справиться с ними будет не трудно. Но флаг-инженер доложил, что и этот путь закрыт: расход горючего на набор нужной высоты превысит возможности эскадры.

Волков передумал рад комбинаций, — все они упирались в одно и то же: топливо, топливо, топливо. Бригкомиссар продолжал упрямо изыскивать способ, который позволил бы достичь своего расположения с минимальными возможностями встретить врага. Сохранить жизнь вверенных ему людей, сохранить каждый лишний СБД для будущей работы — вот задача Волкова. Теперь, когда они не несут бомб и единственной их задачей является достижение своих аэродромов, было бы преступно не уклониться от столкновения в воздухе.

Но, по-видимому, средств к тому, чтобы избежать встречи, все же не было, если не считать плана, противоречащего всем установившимся представлениям о нормах воздушной войны и вождения больших авиасоединений.

Обдумывая этот последний план, Волков предвидел, что командиры отнесутся к нему отрицательно. Трудность его выполнения усугублялась незнакомством с лежащей внизу территорией. Штурманы были бы поставлены в совершенно необычные условия работы.

И все же он решился — флагманская рация передала по колоннам приказ: всем машинам перейти на снижающийся полет.

Плавно теряя высоту, при крейсерских оборотах турбин, СБД приобретут скорость порядка 580–600 километров. При снижении, примерно, в 1/50 нынешняя семитысячная высота позволит с указанной скоростью пройти около 350 километров. Это будет как раз та полоса, где противник намерен встретить эскадру. Но так как противник рассчитывает на скорость СБД максимум 510–520 километров в час, то Волков пройдет зону намеченной встречи раньше, чем ожидают немцы. Если же этот расчет не оправдается и немцы будут уже на месте, остается еще шанс не быть замеченным патрулирующими на большой высоте истребителями. И, наконец, если, несмотря на благоприятные условия, немцы его все-таки заметят, — им придется вступить в бой с СБД, идущими на высоте не более двухсот метров. Иными словами, истребительные силы немцев будут лишены всякой возможности маневрировать по вертикали. Волкову останется защищать только верхнюю полусферу. Прифронтовую полосу зенитной артиллерии он пройдет без малого на бреющем полете. Во-первых, это даст ему шанс неожиданности, во-вторых, зенитные пушки будут почти бессильны ему повредить.

Оставалось преодолеть одно большое препятствие — суметь провести эскадру «впритирку» к поверхности незнакомой гористой территории.

В первой части расчеты Волкова не оправдались. Появиться в намеченной зоне раньше противника ему не удалось. Германские авиачасти были уже стянуты к району столкновения. Но, предполагая встретить СБД на обычной для них высоте семь тысяч, немцы старались держаться как можно выше и прозевали передовые части Волкова. Только сигналы наземного наблюдения обратили наконец внимание истребителей на идущие внизу СБД.

Германские летчики бросились на обнаруженного врага.

Они должны были во что бы то ни стало навязать большевикам бой, прежде чем те уйдут в свое расположение или под прикрытие высланных им навстречу истребителей. У немцев уже не было времени для выхода в бой на параллельных курсах. Нужно было использовать самую невыгодную атаку — из пике. Наблюдая сверху, да еще при боковом утреннем солнце, очень трудно было определить высоту полета СБД. Немцы стремительно пикировали на много численные отряды бомбардировщиков. Скорость их снижения доходила до 800 километров в час. Инерция, приобретенная аппаратами, была огромна. Слишком поздно офицеры увидели свою ошибку: большевики неслись впритирку к земле. Атакуя с огромными скоростями, немцы не имели возможности пройти мимо большевиков, — они неизбежно врезались бы в землю. Нужно было выйти из пике, не доходя до противника. Такой маневр делал невозможным сколько-нибудь действительный огонь. Между тем СБД имели возможность с наибольшими удобствами пользоваться своим вооружением.

Германские командиры поняли это, но было уже поздно. Остановить низвергающиеся истребители не было возможности. Командиры отдельных отрядов попытались вовремя вывести свои части из безрассудной атаки. Резким маневром они вырывали машины в горку. Положение не оставляло места для элементарной осторожности. Следуя за командирами, летчики также резко выходили из пике. У некоторых машин от такой перегрузки, превысившей все разумные запасы прочности, разрушались крылья. При мгновенном переходе от скорости снижения в 800 километров к стремительному подъему тела людей оказывались прижатыми машинам с такой силой, что выдавливался металл сидений. У летчиков ломались позвоночные столбы. Покровы тела лопались от чрезмерного давления крови. Кровь хлестала из ушей. Внутренние органы в силу инерции смещались вниз с такой силой, что у многих легкие были смяты. Люди теряли сознание.

Бешеный огонь ощетинившихся в верхнюю полусферу СБД завершал то, что начал неудачный маневр противника. Но немцы вовсе не считали, что первая неудачная атака решает дело и советскую эскадру можно оставить в покое. На их стороне было то преимущество, что летчики Волкова не могли переходить в преследование и вообще заниматься широким маневрированием. Они вынуждены были держаться принятого курса. Поэтому у немцев была возможность перестроиться и повести бой на параллельных курсах. При ограниченности остатков боеприпасов у Волкова это ставило советских летчиков в очень трудное положение; они должны были экономить заряды. Подчас немцам удавалось из-за этой экономии подходить на дистанции, которые прежде были бы для них безусловно смертельными. Но и это не давало им надежды одержать верх на СБД. Немцы скоро убедились в том, что им не удастся осуществить свой план уничтожения советской эскадры. К тому же истребители были крайне нужны германскому командованию на другом участке. К району расположения штаба и резервов южной ударной группы генерала Шверера приближались соединения советских десантных самолетов. Точная цель полета ТД[38] не была еще ясна немцам, но они стремились прервать их движение. Можно было предполагать серьезные задачи, возложенные на ТД: фронтовые силы красных ВВС приложили большие усилия для проведения ТД сквозь зоны местного воздушного сопротивления немцев. Все это заставило германское командование оторвать истребители от преследования Волкова.

К этому времени обстановка на земле складывалась следующим образом: группа прорыва командарма второго ранга Михальчука, о которой ночью говорил Главком, атаковала фронт Шверера, в свою очередь готовившегося к прорыву. Шверер не успел осуществить свой план из-за того, что его танковый корпус и мотоциклетные пулеметчики были заперты красной авиацией в дефиле, служившем им накануне укрытием. Они не могли вырваться в поле и развернуться для боя. Шверер остался с одной моторизованной пехотой и с легкой «артиллерией прорыва». Теперь, когда Михальчук бросился на группу Шверера, сминая ее своими бронетанковыми фалангами, генералу оказалось нечем защищаться. Красная авиация продолжала держать его мехчасти взаперти.

В штаб Шверера пришли тревожные вести. Передовые части группы смяты ударом Михальчука. Лишенная помощи бронесил, пехота начала отход. Пока еще он носит спокойный, планомерный характер, но если пехоте не будет немедленно оказана решительная поддержка…

Шверер сжимал радиотелефонную трубку так, что склеротические вены на его руке набухли. Он доказывал требовал, просил. У командования не было средств дать генералу резервы в срок, который он считал решающим для всей своей операции, — два-три часа.

Шверер прервал разговор на полуслове и, не глядя, швырнул трубку. Осколки эбонита разлетелись по столу.

Это было выходом для старческого раздражения, но не для его ударной группы. Судьба ста двадцати тысяч отступающих солдат требовала немедленных решений, и Шверер решил: мехчасти должны быть освобождены любою ценой и брошены в бой. Шверер приказал во что бы то ни стало отогнать советскую авиацию, держащую взаперти германские бронечасти, и не давать ей возможности в дальнейшем приблизиться к злополучному дефиле, пока из него не выберутся танки.