Шок от падения - Натан Файлер

Я расстегнул ремень, спустил штаны и оттянул вниз резинку от трусов, а она присела на корточки рядом со мной. Мне кажется, в кино такое не показывают. У меня проблемы с таблетками, и поэтому меня ждет длинная, острая игла. Каждую неделю стороны чередуются. Я же говорю, они используют меня, как гребаную подушку для иголок.

— Ладно. Потерпи чуть-чуть.

Мне пришлось взяться за край стола и постоянно сглатывать, чтобы не блевануть.

— Почти все, — сказала она.

Она прижала к месту укола ватку и залепила пластырем.

Трудно сказать, что надо говорить в такой ситуации. Но на этот раз у меня был вопрос.

— А мне можно будет пользоваться компьютером?

Дениз выкинула использованную иголку в специальное пластиковое ведро и защелкнула крышку.

— Честно говоря, не знаю, Мэтт. Пока все в подвешенном состоянии. Последнее, что я слышала, — что половину здания сдадут в аренду какой-то компании, которая занимается графическим дизайном. А ты часто им пользуешься?

— Чем?

— Компьютером.

— Нет, только когда он никому не нужен.

— Я не упрекаю. Хорошо, что ты научился на нем работать. Будет приятно почитать, что у тебя получится, если ты, конечно, позволишь…

— Можно, я возьму?

— Ты о чем?

Я указывал на листок бумаги, которым она обмахивалась, как веером.

— Э-э… Конечно, возьми. Это инструкция для медсестер. Могу дать тебе листок с информацией для пациентов, если хочешь.

— Пациентов? Я думал, мы — получатели услуг.

— Ну… Да.

— Так графическим дизайном, говорите?

Она пожала плечами.

— Вроде бы. Ничего определенного. Надо провести еще кое-какие консультации. Как только что-нибудь станет известно наверняка, я тебе скажу. Но главное, пациентам по-прежнему будут оказывать помощь. Не волнуйся.

Уходя, я развернул лист бумаги и показал на картинки:

— Но мне кажется, графические дизайнеры тоже нужны.

Дениз в притворном возмущении закатила глаза. Иногда мы можем отлично ладить.

— Это как посмотреть, — сказала она. — А теперь иди домой отдыхать.

ШИЗОФРЕНИЯ сущ. — серьезное психическое расстройство, характеризующееся распадом процессов мышления и восприятия, а также эмоциональных реакций.

Этимология: от др. — греч. «шизо» — раскалываю + «френ» — рассудок.

Когда я смотрю на фотографию, на которой мы с Саймоном сняты в бристольском зоопарке с раскрашенными под тигров лицами, я смотрю на себя, но себя там не вижу.

Я знаю, что он — это я, но не помню, чтобы мне когда-то было шесть лет, я ходил в зоопарк и там мое лицо раскрасили под тигра, а потом я улыбался в объектив. Я не помню, чтобы щека моего брата прижималась к моей и черные полоски на наших лицах залезали на оранжевые.

Если я вглядываюсь повнимательней, то вижу, что глаза у нас одного цвета, не у меня и Саймона, а у меня и мальчика, который тоже я и которого я теперь не узнаю, с которым у меня нет ни единой общей мысли, тревоги или надежды.

Мы один и тот же человек, единственное, что разделяет нас, — промежуток времени. Между нами есть неразрывная связь, но я его больше не знаю.

Я — это я. Я сижу на стуле в своей квартире с волдырями на руках. В зубах у меня сигарета, а на коленях лежит пишущая машинка. Тяжелая. Я чувствую ее вес, и это неприятно, скоро я сменю позу или поставлю машинку на стол и пересяду на деревянную табуретку. Это я, это то, что происходит прямо сейчас, но в том месте в голове, где формируется изображение, я вижу другого себя.

Солнечный день, начало весны. Сойдя с поезда, я почувствовал себя в большей безопасности. Не то чтобы ребенок очень громко кричал, но когда дети плачут, остальные пассажиры начинают переглядываться. Слишком много намеков. Большую часть поездки я простоял в тамбуре между вагонами, изредка отлучаясь в туалет покурить.

— Молодой человек, вы, случайно, не заблудились?

Я шел по указателям, но на последнем круговом перекрестке в дальнем конце бухты указатель отсутствовал. Там шли дорожные работы, суетились люди в касках и желтых жилетах, грохот отбойного молотка мешал сосредоточиться. Я не заметил седую старушку, которая терпеливо дожидалась, когда зажжется зеленый, чтобы перейти улицу. От нее пахло душистым мылом. Этот запах пробивался даже сквозь маслянистую вонь свежего гудрона.

Я смотрел в карту-схему, которую распечатала для меня секретарь в отделении, пытаясь разобраться в ней. Я постарался придать своему голосу спокойствие и уверенность.

— Да, немного. Мне нужно в Портленд. Вы не покажете дорогу?

Она опиралась на палку, утыканную серебряными бляхами из таких мест, как Лендс-Энд и Лейк-Дистрикт. Она наклонилась ко мне, и палка задрожала.

— Говорите погромче, пожалуйста.

— Неважно, — ответил я. — Не беспокойтесь. Я не заблудился.

— Чудесный день, не правда ли?

Было еще холодно ходить без свитера, но небо сияло голубизной, отражая воду залива. Однако она выразилась именно так. Рыбаки стояли вдоль причала, как статуи, в грязных пластмассовых коробочках у их ног извивалась наживка.

— Вы сказали, Портленд? — вдруг спросила старушка, как делают люди, когда внезапно понимают, о чем их спрашивали.

Я кивнул.

Я всегда сочинял истории, даже совсем еще маленьким. Первые попытки были ужасны. Но когда, став чуть постарше, я оказался заперт дома, за кухонным столом, заваленным рабочими тетрадями по английскому языку, рядом с электрической печатной машинкой и сумасшедшей матерью, они стали выходить у меня гораздо лучше. Я сочинял про магов и чудовищ, про таинственные земли, где происходят приключения.

Я сочинял всегда.

Старушка задумалась. Есть тропинка, идущая вдоль побережья из Уэймута в Портленд, объяснила она. Вдоль Родвелл-трейл. Это заброшенная железная дорога. Рельсы сняли много лет назад, но платформы остались и заросли травой и колючими кустами. Размахивая палкой, она объяснила мне, что я должен выйти на тропинку прямо рядом с автозаправкой.

— Там очень красивые виды, — сказала она. — И Портленд ну просто очарователен. Могу я спросить, куда вы направляетесь?

— Нет. Спасибо, что показали.

Виды действительно оказались очень красивыми. На заправке я купил сэндвич с ветчиной и сыром, пакетик «Скиттлс» и съел все это, сидя на берегу.

Я вспомнил, что у Саймона была коробка с «сокровищами», на дне которой побрякивали камушки, привезенные с моря. Он собирал в мелких лужах цветную гальку и кусочки отполированного морем стекла. Папа говорил, что лучше их оставить, что, высохшие, они совсем не смотрятся, а Саймон не мог устоять.

Я порылся в карманах и скатал сигарету. У меня не получается выдувать кольца, но я умею кое-что получше. Глубоко-глубоко затянувшись и набрав полные легкие дыма, я медленно выдохнул и увидел, как проступает его лицо.

— Здорово, Сай.

— Привет, Мэтью.

На этот раз он не был тигром. Он выглядел старше, с аккуратно причесанными волосами, как на школьной фотографии. Таким он был примерно тогда, когда я дразнил его из-за его любимого одеяла. Он притворялся, что до сих пор сердится.

— Перестань, Саймон. Я скоро приду к тебе.

— Это ты, Мэтт? Ты придешь поиграть со мной?

Я подобрал камушек и запустил его в море. Облако дыма исчезло.

— Да, приду. Мы будем играть до скончания века.

Побережье изгибается дугой от Дорсета до западной части Портленда. Кемпинг «Оушн Коув» расположен с восточной стороны. Идти было еще довольно далеко, но мой брат нес меня.

В окне портлендской библиотеки «Топхилл» я заметил одну книгу. Она стояла в детском отделе, рядом с маленькими пластмассовыми столиками и стульчиками. «Что делать… КОГДА КТО-ТО УМИРАЕТ?»

Библиотекарша сказала мне, что они уже закрываются, а я ответил, что мне ненадолго. Усевшись на ковер с космической ракетой, я стал читать, что же такое смерть. Это когда чье-нибудь тело перестает работать и его нельзя починить, объясняла книга. Мертвые не чувствуют боли и не знают, что творится на свете. Я прочел про Уэса, который сердится на своего брата Дэнни, что бросил его одного и разбил сердце маме и папе. Там были картинки и все такое.

На книжные полки тихо легли длинные тени. Погода за окном испортилась. Моросящий дождь застучал по окнам. Должно быть, я слишком засиделся. Вошла библиотекарша и, поднеся ладонь к губам, два раза вежливо кашлянула. Я спросил, далеко ли отсюда до «Оушн Коув».

— Минут двадцать, — ответила она. — Ну, может, двадцать пять. Тут не заблудитесь, идите прямо вдоль побережья. Жалко, что дождь пошел. Вы хотите взять эту книгу?

— Она детская, — ответил я.

— Мы закрываемся, — сказала она.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ

В КЕМПИНГ «ОУШН КОУВ» — гласила вывеска.

Палатки отсутствовали вообще, а вагончики стояли пустые, ожидая первых отдыхающих. Вокруг было пугающе тихо и безжизненно. Лишь в одном из вагончиков, в дальнем конце территории, виднелись признаки жизни — за закрытыми занавесками горел свет.