Наши беседы - Юрий Фёдорович Куксенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как же нужно было поступить делегации, чтобы избежать арестов?
– Во-первых, братьям вообще не нужно было посылать такую делегацию в Москву. Безрассудно бросать огромные средства на ветер, а массу людей – в тюрьму. Встреча с Микояном в 1965 году хорошо показала бессмысленность таких действий. Уже надо было научиться.
Но если уж так получилось и делегация приехала, то зачем нужно было ломиться в закрытую дверь? Требовалось принять предложение Семичасного об избрании десяти человек для встречи с членом Политбюро ЦК КПСС Пельше. (Ослица тоже иногда может говорить человеческим языком). Передать братьям все заявления и протесты, а самим молиться об их успехе. «Сердце царя в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его» (Прит. 21:1).
И вообще скажу, что случай с делегацией в Москве и все связанные с ним страдания народа Божия лежат на совести братьев Совета Церквей. Эти события вскрыли их неспособность разумно вести дело в братстве и должны были бы побудить их уйти в отставку.
Мы слышали, что председатель Совета Церквей долгие годы находился в подполье и братья-служители не имели возможности с ним встречаться. Чем это было вызвано и была ли в этом крайняя необходимость? Мы не знаем из истории братства евангельских христиан-баптистов, чтобы так поступали.
– Безусловно, КГБ стремился обезглавить Совет Церквей, убрать более влиятельных братьев. Конспирация нужна была настолько, насколько служила делу Божию. Повторяю, необходимость была в конспирации, а не в глухой изоляции председателя Совета Церквей от самого совета. Его изоляция от братьев парализовала их работу, сделала недееспособными. Более того, причинила большой вред братству.
Своё глубокое подполье председатель оправдывал тем, что, в случае, если его арестуют, враги поставят на его место более «покладистое лицо» и изменят курс Совета Церквей. Во-первых, в таких высказываниях прослеживалось недоверие Господу. Как будто Совет Церквей является человеческой организацией, зависящей от мудрости и твердости одного человека. А Господь, что же, не охраняет и не руководит всем?
Во-вторых, налицо попытка обезличивания остальных служителей. Будто не было среди них никого, достойного и способного продолжить дело. Мания незаменимости. Так создавался культ личности. Русские люди не могут жить без икон. В 1993 году некий делегат сказал с трибуны съезда о председателе СЦ такие слова: «Я не достоин развязать даже ремень обуви его!»
В-третьих, такая постановка вопроса преувеличивает возможности врагов. Будто КГБ ходит по рядам Совета Церквей, как когда-то во ВСЕХБ, и, кого хочет, снимает с поста, а кого хочет – ставит. Остальные же работники СЦ, как малые дети, не могут разобраться, что к чему.
Основной же вред от изоляции председателя состоял в том, что служители Совета Церквей не могли ему ни возразить, ни что-либо объяснить, ни в чем-то его поправить. Он был недосягаем. Братья, например, рассматривают какой-то вопрос, целый день потратят на принятие определенного решения, а на следующем совещании Д. В. Миняков проигрывает пленку с речью Геннадия Константиновича и…все идет насмарку. Председатель «не утвердил». Он предлагает свой вариант решения, и у братьев нет желания возражать (да и кому возражать – магнитофону?), чтобы еще откладывать дело на три или шесть месяцев.
К примеру, от братьев оппозиции поступила просьба встретиться с Советом Церквей для разрешения спорных вопросов, чтобы найти общий язык, решить проблему разрушения их общин работниками СЦ. Совещание СЦ полдня обсуждало этот вопрос и решило на такую встречу согласиться. Но как на это посмотрит председатель? На следующем совещании Д. В. Миняков включает магнитофон, и мы слышим подземный голос: «Никаких встреч с предательской оппозицией!» Все умолкают. Только после совещания, в узком кругу, некоторые члены Совета Церквей говорят: «Зачем тогда мы здесь? Или он пусть нам доверяет, или сидит с нами».
Другой пример. В Совет Церквей поступило письмо от Киевской церкви СЦ на ул. Пухова. Братья выражали полное недоверие своему члену Я. Е. Иващенко как представителю в Совете Церквей их общины. Община – 600 членов. Они объясняли, что Иващенко не бывает на собраниях, не участвует в Вечере Господней, настраивает членов против руководства общины, сеет разделение и т. д.
Участники совещания рассуждали: «Если церкви не будут нам доверять, то мы будем представлять в Совете Церквей не свои церкви, а самих себя, и Совет Церквей будет не Советом Церквей, а кучкой единомышленников, не более». Поэтому большинство служителей были за то, чтобы отправить Иващенко домой. Некоторые же были против. Они чувствовали, что завтра и от их церквей могут прийти такие письма. Они годами не бывают у себя на собраниях, как и сам председатель. Узловская церковь, пославшая его на всесоюзную работу, зарегистрировалась и разделилась.
Потом Д. В. Миняков на следующем совещании включает магнитофон, и мы слышим тот же подпольный голос: «Оставьте мне Якова Ефремовича в Совете Церквей как мой глаз в Киевской церкви».
Здесь следует отметить, что такое бесправие и зависимость от председателя многих работников СЦ устраивала. Легче ожидать указания сверху и выполнять его, чем самому думать головой и за что-то отвечать. Так легче прожить. Русские люди привыкли за тысячелетнюю историю ходить в послушниках, и им другого не надо.
Неужели конспирация председателя была настолько глубока, что КГБ за все годы не смог отыскать его?
– КГБ, после израильского Массада, – самая сильная и профессиональная в мире контрразведка. Комитет был способен в любой стране найти, достать из-под земли нужного ему человека и через все границы доставить его в Москву. Я считаю, что вначале КГБ искал Г. К. Крючкова, но когда увидели, какой вред приносит эта изоляция самому движению Совета Церквей, то стали только делать вид, что ищут его. Вся братская оппозиция главным образом обязана этой изоляции. Туда, где он должен был быть сам и на местах помогать братьям разрешать назревшие вопросы, он посылал безответственных братьев, и они разрушали церкви. Мы, среднеазиатские братья, и сибиряки, по два дня подряд сидели и слушали отчеты благовестников об их работе и приходили в ужас. Они шли напролом и, не считаясь ни с чем, делили общины. Любой ценой старались сохранить свой контроль над церквами. Из некоторых отделенных церквей их гнали, как только могли.
Помню,