Маугли из Космоса - Марк Антоний

себя тихо. Не сопел, не шелестел газетой и даже не курил. Катя осторожно выглянула поверх книжки. И сначала увидела лишь мысок заграничного мокасина, ритмически покачивающегося над замусоренной окурками землей. Потом — нижнюю часть зауженных, а потому не слишком модных уже белых брюк. Не поднимая глаз, Катя попыталась лишь по этой части гардероба незнакомца определить, сколько ему лет, интеллигентной ли он профессии, и только тогда уже решить, стоит ли оставаться на скамейке или подняться да уйти. Ничего у нее не выходило. Мысок мокасина все так же раскачивался, а незнакомец не выдавал себя даже дыханием. Ладно, подумала Катя, пусть сидит себе. А я, пожалуй, пойду. Хватит с меня «соседей». Она решительно захлопнула Трифонова, сунула его в сумку. Кстати, очень даже модную, холщовую и с бахромой. Под хиппи. Поднялась, старательно не глядя в сторону незваного соседа, но уйти не успела.

— Екатерина Евгеньевна! — окликнул ее знакомый голос.

Катя оглянулась. Соорудила вежливую улыбку.

— Добрый день, Гелий… Аркадьевич?

Берестов снял ковбойскую шляпу, церемонно, как это делают некоторые старики, поклонился.

— Здравствуйте, Екатерина Евгеньевна! — сказал он. — Такая приятная неожиданность.

— Взаимно, Гелий Аркадьевич… — откликнулась Катя и тут же деловито добавила — Ваша рукопись все еще у художника.

Он в притворном ужасе замахал руками, взмолился:

— Помилуйте, Екатерина Евгеньевна, я уже и слышать про нее не могу!

Катя опять улыбнулась. Теперь уже по-настоящему. Все-таки не напрасно этот голубоглазый шатен из Нижнеярского филиала Института космических исследований нравился всем девочкам в редакции. Было в нем мужское обаяние. Правда, сама Катя сторонилась таких вот обаятельных «некрасавцев». Увы, в ее жизни один из них сыграл роковую роль. Впрочем, тот был непонятым гением, художником, до тридцати с лишним лет не нашедшим себя. Берестов же совсем другое дело. Ученый. Лауреат. Талантливый популяризатор науки. В этом месте мама обязательно добавила бы «холостяк», подумала Катя и тут же себя одернула. Ей-то какое дело — холостяк Берестов или нет? Это мама спит и видит себя бабушкой, а Кате — молодой, симпатичной и самостоятельной женщине — рано думать о семейном ярме. Да и после Николая, признаться, — тошно.

— Знаете что, Екатерина Евгеньевна… — сказал лауреат и холостяк. — Не составите мне компанию?

— Э-э, — несколько опешила она. — Для чего?

— Для прогулки по этому замечательному парку!

— Пожалуйста, но… Я хотела почитать…

— А что вы читаете, позвольте полюбопытствовать?

Катя протянула ему книжку. Берестов аккуратно взял ее большими, темными от пятен непонятного происхождения, но чистыми пальцами. Быстро пролистал. Веселые глаза на мгновение стали серьезными.

— Не читал, — сказал он, возвращая томик. — Не хватает времени на беллетристику, а жаль…

— А мне дали всего на четыре дня, — непонятно зачем, уточнила Катя.

— Я бы освоил ее часа за три, — без всякой рисовки сообщил Берестов. — Кто бы мне их дал…

Грусть, прозвучавшая в его голосе, была столь искренней, что Катя, не колеблясь, опять спрятала Трифонова в сумочку и подхватила астронома под локоток.

— Прогуливайте, коль предложили. — потребовала она. — И рассказывайте что-нибудь. Только — обязательно интересное!

Они двинулись по аллее, заметенной слишком уж ранним листопадом.

— Что же мне вам рассказать?

— О космосе рассказывайте. Над чем вы у себя в Институте сейчас работаете…

— Боюсь, вам это будет не слишком интересно.

— Ну почему же! Я все-таки редактор в отделе научно-популярной литературы.

— Нисколько не сомневаюсь в широте ваших познаний, Екатерина Евгеньевна, — проговорил он. — Однако область моей работы настолько узка, что внятно может быть выражена лишь математически…

— И все же? — продолжала настаивать Катя.

— Ну-у… скажем… мы пытаемся рассчитать взаимообусловленное движение коротационного пояса периферийных областей Галактики и ее центральных скоплений… Чертовски сложная конструкция получается. Не под силу ни нам, ни нашей электронно-вычислительной красавице… ЭВМ, то есть…

— Я догадалась, — кисло откликнулась Катя.

— Вот видите! Я вас предупреждал. — Берестов помолчал и добавил: — А давайте, я расскажу вам… ну, сон — не сон, а одну почти фантастическую историю?

— Давайте! — немедленно согласилась Катя.

— Хорошо, слушайте. — начал он. — Это произошло около года назад… Помните то прохладное лето?

— Еще бы! — воскликнула она. — Отлично помню. Лета, собственно, и не было. Заливало как в тропиках, только вместо нынешней тропической жары была обычная наша сибирская холодрыга. Все, кто мог, бежали на юга.

— Так вот… На борьбу с наводнениями тогда бросили всех, включая военных… И можете представить, что один… ну, скажем, полковник, заблудился…

— Он шел пешком? — удивилась Катя.

— Ну не пешком, конечно. Он ехал на вездеходе. Он и солдат-водитель. И вот представьте себе, что в густом тумане они встретили странного типа, которого Полковник мысленно окрестил Головастиком…

— Хорошо, — кивнула Катя. — Рассказывайте дальше. Мне уже интересно…

Глава 22

Густой, словно молочный кисель, туман обступал со всех сторон. Сухие метелочки камыша то там, то сям выглядывали из редких разрывов в его почти монолитном теле. Их можно было принять за султаны на шлемах неприятельских солдат, подкрадывающихся к застрявшей в болоте машине. Полковнику отчаянно хотелось курить — нервы требовали успокоительного никотинового яда, но сигареты набухли влагой и расползались в пальцах… Достаточно трезвый в любой обстановке ум Полковника искал выход. Например, высушить сигареты на теплом еще моторном кожухе, а потом покурить в непроницаемом для сырости тепле кабины, а заодно отыскать в водительском загашнике фляжку со спиртом. Этот план имел один существенный недостаток: все предусматриваемые им манипуляции пришлось бы проделывать в присутствии Головастика.

— Где же этот чертов водила? — пробормотал Полковник, озираясь с беспомощностью внезапно ослепшего.

Он вытащил из-за пазухи ракетницу, повертел ее в руке и засунул обратно. Истратить последнюю ракету, не будучи уверенным, что помощь близка, глупо. Глупее только застрять посреди болота на транспортном вездеходе вместе с подобранным на лесном проселке сумасшедшим. Впрочем, может быть, он и не сумасшедший… Чтобы отвлечься, Полковник включил рацию на прием, но в наушниках не было ничего, кроме помех. Их шорох казался звуком, производимым самим туманом, обтекающим угловатый корпус вездехода.

— Первый, первый, я второй… — пробормотал Полковник в шуршащую пустоту, даже не переключившись на передачу. — Тьфу ты…

Сдвинув дужку наушников на шею, он приотворил люк. В лицо дохнуло кислым, почти жилым запахом.

— Так вот, — продолжал свой монолог Головастик, — их общественное устройство не только ничем не напоминает ваше, но его нельзя сравнить и ни с каким другим. Вот, например, как они выращивают свое потомство? Тринадцать переходных форм от эмбриона до взрослой особи! И каждую форму воспитывают по особой программе. Они даже питаются по-разному. Если форму номер семь накормить пищей для формы номер девять, седьмая погибнет от отравления.