Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл

— Не то чтобы хорошо, но я определенно узнала много нового и интересного, — ответила мама, не поднимая головы от калькулятора.

— Это хорошо, — сказал я, сам тому не веря. Я взял пару печений и развел себе стакан «Рибены». Джулия сожрала все печенья с апельсиновой начинкой, потому что сидела дома весь день — готовилась к экзаменам. Жадная обжора.

— Мама, а что ты делаешь?

— На скейтборде катаюсь.

Надо было просто молча уйти наверх.

— А что у нас сегодня на ужин?

— Жареная жаба.

Неужели трудно ответить по-человечески хотя бы на один вопрос.

— А вроде бы это папа всегда занимается выписками из банка и всяким таким?

— Ну да, — мама наконец подняла голову и посмотрела на меня. — Представляешь, какой везунчик твой папа? Придет домой, а тут для него сюрприз.

В голосе у нее звучал яд. От этого у меня в животе завязались узлы, и я никак не мог их развязать.

Лучше б на ужин и правда была жареная жаба, а не консервированная морковь, консервированная фасоль в томате и консервированные тефтели с подливкой. Тарелка буро-оранжевой еды. Мама умеет готовить настоящую еду — например, когда приезжают родственники. Похоже, она решила объявить итальянскую забастовку, пока не получит свою горку. Папа сказал, что еда «совершенно восхитительна». Он даже не позаботился замаскировать свой сарказм. И мама тоже. «Я рада, что ты ее оценил», — ответила она. (То, что мама с папой говорят друг другу, находится на противоположной стороне земного шара от того, что они на самом деле имеют в виду. Обычные вежливые слова не должны быть такими ядовитыми, но могут, и еще как.) Это более или менее все, что они сказали друг другу за все время ужина. На сладкое был бисквит с яблочной подливкой. С моей ложки тянулась нитка сиропа — это была тропа для наших морских пехотинцев. Чтобы забыть о ядовитой атмосфере ужина, я повел наших парней на приступ через сугробы заварного крема к решающей победе в Порт-Стэнли.

Очередь мыть посуду была Джулии, но мы с ней стали вроде как союзниками за последние пару недель, поэтому она мыла, а я вытирал. Моя сестра не все время бывает отвратительной личностью. Она даже немножко рассказала про своего бойфренда Эвана, пока мы с ней мыли посуду. Его мама работает в Бирмингамском симфоническом оркестре. Она играет на ударных: грохает в тарелки и молотит по громовым литаврам. По-моему, здоровская профессия. Но Висельник совсем меня замучил со дня последней ссоры мамы и папы, когда мама разбила тарелку. Поэтому я в основном молчал, а говорила Джулия. Первое, о чем я вспоминаю, проснувшись утром, и последнее, о чем думаю перед сном, — война, так что приятно было для разнообразия послушать о чем-то другом. Вечернее солнце заливало долину между нашим садом и Мальвернскими холмами.

Тюльпаны — как черные сливы, белая эмульсионная краска и желтковое золото.

Похоже, пока мы были на кухне, папа и мама объявили что-то вроде шаткого перемирия, потому что, когда мы пришли, они сидели за столом и с виду нормально разговаривали о том, как прошел день и все такое. Джулия спросила, не хотят ли они кофе, и папа ответил: «Это было бы замечательно, дорогая», а мама — «Спасибо, милая». Наверно, я неправильно истолковал то, что увидел, когда пришел домой после школы. Узлы в животе начали потихоньку ослабевать. Папа рассказывал маме забавную историю про то, как его начальник Крэйг Солт дал свой спортивный «Делореан» папиному стажеру Дэнни Лоулору — покататься по треку для картов, когда они ездили на тимбилдинг в выходные. Так что я не поплелся к себе наверх, а пошел в гостиную смотреть по телевизору «Мир завтрашнего дня».

Поэтому я услышал, как мама вылетела из засады.

— Кстати, Майкл. А почему ты в январе взял в «Натвесте» пять тысяч под вторую закладную на наш дом?

Пять тысяч фунтов! Наш дом стоил всего двадцать две тысячи!

В телевизоре сказали, что машины завтрашнего дня будут ездить сами, ориентируясь по специальным полоскам, вделанным в дорожное покрытие. Нам останется только набрать адрес места назначения. Автомобильным авариям придет конец.

— Ты что, лазила в мои счета?

— Если бы я не посмотрела твои счета, я бы до сих пор находилась в блаженном неведении.

— То есть ты просто взяла, зашла ко мне в кабинет и начала рыться в моих вещах.

«Папа! — думал я. — Папа! Не говори так с мамой!»

— Ты серьезно, — у мамы задрожал голос, — серьезно говоришь мне… мне, Майкл, мне! — что мне закрыт вход в твой кабинет? Что не только детям, но и мне запрещено заглядывать в твои бумаги? Ты это хочешь сказать?

Папа промолчал.

— Можешь назвать меня старомодной, но я считаю: жена, обнаружившая, что ее муж только что заложил семейного имущества на пять тысяч, имеет, черт возьми, право задать кое-какие вопросы и получить ответы.

Я чувствовал себя больным и старым. Мне было холодно.

— А могу ли я поинтересоваться, откуда вдруг такой неожиданный интерес к бухгалтерии? — спросил наконец папа.

— Почему ты перезаложил наш дом?

Ведущий «Мира завтрашнего дня» висел, приклеившись к потолку студии. «Британский мозг изобрел химические связи, которые крепче гравитации! — ухмылялся он. — Вы можете доверить им свою жизнь!»

— Ах, вот как. Ты хочешь, чтобы я тебе сказал почему.

— Да, жду с нетерпением.

— Реструктуризация.

— Ты что, пытаешься задурить мне голову бухалтерским жаргоном? — мама почти рассмеялась.

— Это не жаргон. Это реструктуризация. Пожалуйста, не устраивай мне истерик только из-за того, что…

— А как я, по-твоему, должна реагировать? Ты заложил наш дом! А деньги аккуратными пачечками идут бог знает куда. Или… Бог знает кому?

— Что ты хочешь этим сказать? — смертельно тихим голосом произнес папа.

— Я вежливо спрашиваю тебя, что происходит, — мама, похоже, отступила назад от края какой-то пропасти, — а в ответ получаю только увертки. И что я, по-твоему, должна думать? Скажи мне, я тебя очень прошу! Потому что я не понимаю…

— Вот именно, Хелена! Спасибо! Ты подчеркнула очень важный момент! Ты не понимаешь! Я взял деньги под закладную, потому что у нас был дефицит! Я знаю, что ты выше этого — предоставляешь мелким людишкам заниматься деньгами, но как ты могла заметить, когда строила из себя Шерлока Холмса, мы платим огромные взносы по ипотеке! А страховка на весь этот хлам, который ты непрерывно покупаешь! А счета за газ, электричество и воду! Твоя кухня, черт бы ее побрал, и этот сраный сервиз «Королевский Далтон»! Мы его используем от силы два раза в год, чтобы пустить пыль в глаза твоей сестре и Брайану! Но за все это приходится платить! Ты меняешь машину, как только в ней пепельница выйдет из моды! А теперь, теперь ты решила, что для полноты жизни тебе не хватает… приключений в области садового дизайна!

— Не кричи. Дети услышат.

— Тебя это почему-то никогда не волнует.

— Теперь ты впадаешь в истерику.

— Ах, «в истерику». Отлично. Очень хорошо. Ты просила меня выдвинуть предложение. Так вот оно. Давай это ты будешь проводить целые дни на одних совещаниях, других совещаниях, получать выговоры за дыры в штатном расписании, усушку и утруску товара, неблагоприятный балансовый отчет! Давай это ты испортишь себе спину, накручивая по двадцать, двадцать пять, тридцать тысяч миль разъездов в год! Вот тогда, тогда ты и получишь право говорить, что я впадаю в истерику. А до тех пор я тебе буду очень благодарен, если ты не станешь устраивать мне допросов с пристрастием по поводу того, как я пытаюсь жонглировать твоими счетами. Вот это мое предложение.

Он, топая, ушел наверх.

Сейчас он с лязгом закрывает ящики шкафчиков для бумаг у себя в кабинете.

Мама осталась в столовой. Господи, сделай так, чтобы она не плакала.

Я мечтал, чтобы «Мир завтрашнего дня» разверзся и поглотил меня.

Война — это аукцион, в котором выигрывает тот, кто заплатил больше всего (в смысле потерь) и при этом по-прежнему держится на ногах. Новости плохие. Брайан Хэнрахан сказал, что высадка в заливе Сан-Карлос была самым большим кровопусканием для королевского флота со времен Второй мировой войны. Горы блокировали сигнал радара, и наши войска не видели самолетов противника, пока те не оказались прямо над головой. Утро выдалось ясное — подарок для аргентинцев. Они напали на основные корабли, а не на войсковые транспорты, потому что если потопить тактическую группу, пехоту снять уже проще простого. Корабль Ее Величества «Ардент» потопили, «Сверкающий» непоправимо поврежден. «Антрим» и «Аргонавт» уже негодны к боевым действиям. По телевизору весь день показывают одни и те же картинки. Вражеский «Мираж III-E» акулой пронзает небо, полное «Си-кэтов», «Си-вулфов» и «Си-слагов». Вода в заливе вздувается пузырем: «кербууум»! Черный дым валит из корпуса «Ардента». Впервые мы видим собственно Фолклендские острова. Ни леса, ни дома, ни изгороди, все серое и зеленое, больше никаких цветов нет вообще. Джулия сказала, что это похоже на Гебриды. Она права. (Мы ездили на остров Малл три года назад, это был самый дождливый отпуск во всей истории семьи Тейлоров, но и самый лучший. Мы с папой всю неделю играли в настольный футбол. Я за Ливерпуль, а он за «Ноттингем Форест».) Брайан Хэнрахан в репортаже сказал, что лишь контратака наших «Си-харриеров» предотвратила окончательную катастрофу. Он описал, как «Харриер» сбил вражеский самолет, и тот вошел в штопор прямо у него над головой и под конец грохнулся в море.