Два сфинкса - Вера Крыжановская

Тут земля рассеялась и из нее медленно начал выходить тоненький стебелек, тотчас же распустивший свои маленькие, изумрудно–зеленые листики. Растение стало быстро расти и становилось толще, появился бутон – и перед пораженным взором скульптора распустился розовый цветок, покрытый блестящими каплями росы. Свет, заливавший мага, угас, но пальцы его, казалось, излучали еще живительное веяние, колебавшее грациозное растение.

Улыбка появилась на губах Аменхотепа, когда он отнял руку и сказал, смотря на бледное и расстроенное лицо гостя:

– Видишь, Рамери, это растеньице есть видимая форма дисциплинированной воли, воли сознательной, умеющей, сообразно законам природы, пользоваться частицами материи, рассеянными в эфире, которым ты даешь, но которого твои грубые глаза не воспринимают. Кто «умеет» хотеть, может управлять силами стихий, соединять или разлагать по своему желанию космические вещества и даже подчинить себе низшие и невежественные существа, которые блуждают в пространстве и поучаются в школе мага альфе и омеге всякого знания – «воле». Подобно тому, как в слабом разумении человеческом Высшее Существо носит разные имена и облекается во всевозможные формы, сообразно умственному развитию того, кто поклоняется ему, так как это высшее знание достигается различными способами. Один постигает его в отречении, другой – в терпении; тот в чистой любви, этот – в ненависти или упрямстве. Безразлично, как тот, кто умеет молиться любить и исцелять, так и тот, который может лишь ненавидеть и разрушать, удовлетворяя свое тщеславие, – оба работают над развитием в себе великого двигателя, который поведет их по лестнице нравственного и умственного совершенствования. Религия христиан – это одна из великих школ развития воли; своим самоотречением, смирением, добровольной нищетой и чистотой они научаются побеждать бурные страсти души. Их презрение к мукам и смерти дает им господство над телом, научает их умерщвлять плоть и накоплять астральную силу, необходимую для восхождения. Великому Существу, которому они поклоняются, конечно, не нужны их физические страдания, как выражение их веры, не нужна и смерть их, ради его возвеличения. Он велик всюду, где бы могущественное дыхание его ни проявлялось в пространстве. Но этот Великий и Божественный дух радуется, что служит целью благороднейшим стремлениям духа человеческого. Подобно сверкающей звезде, некогда приведшей магов к его колыбели, он указывает этим душам путь, и ободряет их покорять и умерщвлять плоть, преграждающую им путь к совершенствованию.

– И они достигают этой высшей цели? – пробормотал Рамери.

– Они стремятся к ней, глядя на нее, как на сверкающую на небе звезду; для невежд она кажется близкой, они не сознают громадности отделяющего их от нее пространства. Осознай они это, они пали бы обескураженные; но, к счастью, они видят ее, эту блестящую награду свободных душ – и все поднимаются к ней, не замечая расстояния. А эту цель христианин воплощает в сияющем кресте, «посвященный» – в звезде мага, язычник – в величественном образе Юпитера, а ты – во славе Осириса, с которым надеешься слиться.

Голос Аменхотепа мало–помалу стихал, и неподвижный взгляд его ушел куда–то далеко–далеко… Казалось, он забыл про бедного Рамери, с волнением смотревшего на него.

– О, путь к звездам по тропинке воли! Где же предел твой? – сказал он, выпрямляясь и протягивая в пространство руки. – Не существует числа чтобы выразить расстояние, отделяющее нас от цели!

Он умолк, тяжело дыша, затем откинулся назад и сжал голову руками.

– Сомнение! Ужасное чудовище Аменти! Прочь, прочь!.. – вскричал он отрывисто, жестом устраняя что–то невидимое; мрачный взор его был снова устремлен в пространство.

Дрожа от ужаса, Рамери попятился и без голоса, без сил опустился на стул. Ему казалось, что он чувствует присутствие чего–то невидимого, но ужасного, что видит маг – и он закрыл глаза.

– Я напугал тебя, мой бедный друг, – несколько минут спустя раздался над ним голос Аменхотепа.

Когда Рамери решился открыть глаза, перед ним стоял маг, правда, немного бледный, но спокойный, как всегда, и улыбаясь протягивал ему руку.

– Ты видел чудовище Аменти? – пробормотал он.

Облако грусти мелькнуло на лице мага.

– Я видел чудовище, которое осаждает человека, когда он дерзнет смело заглянуть в неизмеримые неведомые сферы. К счастью для тебя, ты еще не имеешь понятия о бездне, на краю которой отчаянно бьется подчас душа человеческая, подавленная своим бессилием и ничтожностью перед бесконечностью. Вот, выпей, это подкрепит тебя. А затем – прощай! Мне надо еще работать.

Рамери взял у него кубок и осушил его. Поблагодарив Аменхотепа, он собирался уж проститься с ним, когда тот протянул ему руку и сказал:

– Прошу тебя никому не говорить, что ты меня знаешь; а чтобы объяснить твое посещение дворца Асгарты, скажи, что я заказал тебе статую богини Гебы, наполняющей нектаром кубок Юпитера. Я действительно заказываю ее тебе: моделью может служить тебе Эриксо.

Рамери вернулся домой в подавленном настроении. Он всегда благоговел перед знанием Аменхотепа, теперь же это благоговение граничило со страхом, и тут только он понял Эриксо. Не довелось ли ей почувствовать на себе гнев этого необычайного человека, если она так его возненавидела, одинаково страшась, как его дружбы, так и злобы?

Глава VI

Прошло недели две или больше с тех пор, Рамери видел своего покровителя. Он работал теперь над статуей Гебы, и Эриксо была очень довольна служить ему натурщицей.

Зато скульптор ежедневно слышал разговоры об Асгарте. Последний посетил проконсула и некоторых других знатных особ и не раз приглашал их к себе. В городе только и говорили о празднествах Асгарты, о его волшебной роскоши, чудной красоте танцовщиц и певиц, развлекавших гостей, и, наконец, о странностях царевича, который ежедневно совершал прогулки на белом слоне, шея которого была украшена ожерельем, а хобот браслетами громадной цены. Сам же он был по–прежнему невидим, сидя в небольшом белом павильоне на спине животного.

Галл сгорал от любопытства, желая тоже попасть в число приглашенных, но обстоятельства складывались неблагоприятно и мешали ему встретиться с индусом.

Но вот как–то он вернулся очень довольный и рассказал, что встретился с Асгартой у проконсула, был представлен и что царевич необыкновенно внимательно отнесся к нему.

На следующий день носилки Асграты остановились перед дворцом Галла. Легат со всей семьей отправился на ристания, и царевич уехал обратно, оставив легату дощечки, в которых писал, что приезжал пригласить его и благородную патрицианку на большой вечерний праздник, который он дает через несколько дней.