Патроны чародея - Гай Юлий Орловский

Второй альв, в котором я упорно подозреваю самку, спросил тихо:

   — А почему защищаешь химеру?

   — Потому что я царь природы, — заявил я твердо. — Ну и что, если сам себя так назвал?.. Это от имени инициативной группы. Кто–то должен взять на себя эту нелегкую задачу быть царем и тираном?.. Я взял и несу гордо и красиво. Химеры — часть природы. Я смотрю на химер по–хозяйски. Потому мне нужна эта травка для спасения одной особи. В свою очередь, я могу чем–то помочь или услужить вам!

Они переглянулись, старший альв пробормотал снова:

   — Нам ничего не нужно…

Второй, который самочка, добавил:

   — Ты вообще первый, кто заговорил с нами.

   — Мы даже не знаем, — сказал первый альв, — как с тобой общаться. Ты нас тогда застал.

   — Врасплох?

   — Ну да, вот так. Иначе мы бы тебе вовсе не показались. Но ты нас сам увидел. Потому мы сейчас даже не знаем…

   — Но травки нарвете? — спросил я деловито. — Я помню, для вас это одна минута. Ну, миг!.. Хоп — и там. Хоп — и тут. Уже с травкой. Вы такие чудесные! Помните, вы помогаете сохранять редкие, исчезающие под натиском безжалостной цивилизации вымирающие виды. А мы вот, люди, помогаем их сохранять. Так, для смеха.

Старший альв спросил очень серьезно:

   — Но почему… ты хочешь с нами общаться, а не… воевать? Как все остальные?

   — Мировоззрение, — ответил я солидно. — Мировоззрение у меня такое. Вообще–то я не совсем знаю, что такое мировоззрение, просто о нем нельзя не сказать иначе как дурак среди умных, но в моем старом королевстве не нападаем же на буддистов? Вот вы вроде буддистов. Или йогов. Живете себе и живете, будто живете. Вам на все плевать, кроме своего здоровья. Никому не вредите. Вот и я вредить не буду… и других постараюсь удержать от экономически не оправданных действий. Травка, которую хотите принести, но я вам мешаю демократической болтовней в духе демократии о сути демократии, как раз и будет залогом вечной… нет, дружба — хреновое понятие, а вот плодотворного сотрудничества иногда по случаю, самое то!

Он покачал головой, и хотя двигал медленно, мне показалось, что у него три головы, появляющиеся поочередно и так же поочередно исчезающе.

   — Мы просто хотим жить, как жили…

Я сказал со вздохом:

   — Ну уж нет, еще и вас защищать не буду. Сами как- нибудь… Что вы за вымирающий вид? Эльфы от вас отделились, как кроманьонцы от неандертальцев, и все еще выживают, а вы чего?.. Только прячетесь? Но я же вас нашел, найдут и другие.

Он проговорил тихонько:

   — Человек… у тебя своя магия… очень сильная.

Я отмахнулся.

   — Но нехорошая. А я человек хороший и даже замечательный в определенных условиях. Мне бы такую магию, чтобы творить добро, сеять разумное, доброе, вечное!.. А я только убивать могу. А это и волк умеет. Правда, как человек, я убивать умею лучше любого другого зверя, все–таки царь природы… еще чуть — и мне это понравится, вот будет жуть какая–то сладкая.

Он развел руками.

   — Мы с магией рождаемся. А люди учатся.

   — Одни учатся медленно, — сказал я, — другие быстро. Мне пришлось, как вы знаете, попасть под свет трех лун… с вашей помощью не помер, но, как сказал чародей королевы Рундельштотт, я теперь могу впитывать магию… а раз могу, то должен и как–то ею пользоваться для дома, для семьи? А то и для отечества, которого нет, но которое будет?

Он посмотрел на меня исподлобья.

   — Вот и пользуйся…

   — Жаль, — сказал я, — четвертой не было… Или еще двух–трех, чтоб уж жахнуло, так жахнуло!..

Он пробормотал:

   — Если бы еще и четвертая вышла… на земле бы все вымерло. Три и то… Вы уже знаете, откуда химеры берутся?

Он посмотрел на меня так, словно и я вот–вот превращусь во что–то жутковатое, а то и противное.

   — Все мы химеры, — ответил я беспечно, — жили себе такими счастливыми обезьянами! Сладкие и такие вкусные бананы жрали… А потом — бах!.. — охимерились в человеков. И пошло–поехало. До сих пор ничего не понимаем, как что и, главное, зачем? Потому и говорю, как химера химерам: какие есть еще варианты повышения нашей химерьей деятельности? На благо, разумеется. Нашего блага.

Он слушал насупившись, вид таков, что в самом деле что–то понимает за потоком слов, но думаю, у этих буддистов всегда такие лица, очень уж им все по фигу, что делается в мире.

   — Лейгилст принесут, — ответил он туповато. — Но нам от людей ничего не нужно.

   — Прекрасно, — воскликнул я. — Это прекрасно, что не нужно. Но я человек слова!

   — А что это?

   — Если нужно, — заверил я, — только свистните. Или хрюкните, я же не знаю, как вы коммуникируетесь.

Он не ответил, только посмотрел в сторону. Через некоторое время там возникла призрачная фигурка, через которую я отчетливо видел деревья и усилившийся поток муравьев, явно отыскали что–то особо лакомое.

В руках этого существа целый пучок веточек, старший альв медленно принял из прозрачных лапок и протянул мне.

   — Это не то, что ты просил, но то, что тебе надо. Или не тебе.

   — В смысле?

   — Это для химер, — пояснил он. — Человека убьет, но химеру поднимет на ноги.

   — Спасибо, — сказал я чуть ошарашенно. — Будем лечить химеру, что уже давно не химера, а член человеческого общества счастливого будущего. Потому и. Спасибо!

Они исчезли раньше, чем я договорил. Я прислушался, но присутствия уже не улавливаю, словно они перенеслись на другой конец Леса или же забрались под Зачарованную Гору.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Конь понес обратно с еще большей охотой, трава в Лесу не настолько хороша, как отборный ячмень в яслях. На востоке небо посветлело, а когда впереди начали подниматься из земли стены столицы, в далекой выси вспыхнуло розовым первое облачко.

Стражи на городских воротах уже новые, но и эти меня узнали, мир тесен, очень уж крохотное королевство.

Я помахал рукой.

   — Не спать, не спа–а–ать!

Конь пошел галопом, улицы пока еще почти пустые, в столице спят дольше, чем в селах, и через несколько минут нас вынесло на площадь, за которой грозно блещут в лучах утреннего солнца острые кончики ограды королевского парка.

Ворота не успели распахнуться перед моей глердскостью, как со стороны улицы раздался вопль:

   — Эй, морда! А ну стой, где стоишь!

Я развернул коня, вскипая благородным гневом, но это, оставив двух игриво хихикающих женщин, ко мне бросился Фицрой, красивый и нарядный, хотя вином от него пахнуло так, что я закашлялся, а коня ощутимо шатнуло.