Патроны чародея - Гай Юлий Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще и для ног, — прошептал я в ужасе. — И сколько это продлится?
— Сколько нужно, — заверил он.
Глава 15
Жар терзал меня два дня, ночью бредил, один раз даже вроде бы вырубился вовсе, ничего не помню, а когда пришел в себя, я весь мокрый, как утопшая мышь, а
Рундельштотт снимает с меня промокшие насквозь толстые ремни.
— Молодец, — проговорил он со странным выражением лица. — Обычно с неделю бьются в припадке… Те, кто не откинул копыта, как ты говоришь, сразу.
— Ага, — ответил я сорванным голосом, в горле все еще першит и чешется, — знал бы, что вот такое, ни за что бы!
— Ну–ну, — сказал он успокаивающе, — так я и поверил. Мы готовы пройти через любые муки, чтобы стать сильнее. Или чтоб у нас баб стало больше. Это у нас в крови. Что будешь делать теперь?
— Навещу свой замок, — сообщил я. — Чуть наведу там порядок… ну, как я его понимаю, а то крестьяне сами защитить себя не могут, даже на колени встали, стыд какой…
— Значит, в отчаянии, — сказал он.
— Да не им, — огрызнулся я, — мне стыдно!.. Дурак, зачем принял от королевы этот троянский замок… Подумаешь, феодал! Для меня феодал, это право первой брачной ночи. Такое еще понимаю, тут согласен с моими обязанностями и готов как–то выполнять, хоть и с оговорками… но при чем тут все остальное?
Из башни я выскользнул, когда над темным лесом поднялась луна, добралась до черной тучи и зарылась в ней. Но глаза мои чуточку привыкли к темноте, да и у каждого здания горят факелы, так что довольно быстро пробрался к конюшне и потихоньку вывел самую быструю лошадку.
Стражи не поняли, почему так тайком надо выскользнуть из дворца, но ворота открыли послушно такой цаце. Все знают, что я тот самый. Уже не только Улучшатель, по слову которого подковывают всех коней, но и человек, которому королева доверяет.
Воздух еще теплый, на улицах тихо, если не считать, что на одном перекрестке бродячие актеры дают представление, народу собралось не больше десятка.
Застоявшаяся лошадка идет быстрой рысью, а когда миновали городские ворота, охотно перешла в галоп по уже привычной для меня красноватой земле. Мне уже не нужно поднимать голову на огромную красную луну, покрытую неровными пятнами окалины, чтобы все время помнить, в каком мире я просыпаюсь.
Лес в ночи надвигается особенно огромный и чудовищно страшный, но холодка на загривке не чувствую, а в последнее время я начал руководствоваться при оценке опасности вот этим примитивом: нестрашно, страшно, очень страшно.
Конь вздохнул, когда я покинул седло, едва въехали под ветки ближайшего к опушке дерева.
— Это недолго, — сказал я успокаивающе. — Они не любят общаться даже со мной, таким красивым и нарядным.
Конь пренебрежительно фыркнул, понятно же, что красивый и нарядный из нас двоих как раз он, недаром же лучший поэт мира сказал, что нет лучше одёжи, чем бронза мускулов и свежесть кожи, а я погладил его по морде, чмокнул в нос и быстро пошел между деревьями в глубину ночного леса.
На этот раз я двигался намного увереннее, шумел и покрикивал, хрюкал, нявкал, пару раз взвыл волком, как мне казалось, хотя у волков получается слабее, все- таки я царь природы и венец творения, хочу — крякаю, хочу — хрюкаю.
Когда совсем уж углубился в чащу, вроде бы белесые фигуры мелькнули далеко за деревьями, но сразу исчезли, однако я вздохнул с облегчением, с достоинством раскинул руки в дружелюбном жесте.
— Как же соскучился по вам, дорогие мои друзья аль- вы!.. Как же постоянно не хватает вас для полного и незамутненного счастья!.. Только о вас и думаю…
Они появились снова вдвоем, белесые и полупрозрачные. Деревья сквозь их тела просматриваются так отчетливо, что могу пересчитать всех взбирающихся зачем–то по стволу муравьев. Правда, сверху бегут с толстыми раздутыми брюшками.
— Слава бесподобному Угагулу, — сказал я с чувством. — Это я, ваш друг!.. Скажу сразу, я ваш друг, и я — знатный глерд. Если не знаете, что это, то… в общем, только пискните, что вам надо, и я постараюсь постараться!.. У меня некоторые полномочия от королевы, некоторые взял сам… в общем, теперь и я смогу быть вам полезным. Не знаю чем, но как бы смогу. В перспективе. То есть я — благодарное создание. Вы мне, я вам…
Болтаю много, это и от нервов, и в исполнение главного закона, что пока говоришь, с тобой ничего не сделают, а пока несешь какую–нибудь чушь, можно придумать что–то, да и вообще может случится пожар, землетрясение, метеорит, а то и целый астероид упадет, примчится вестник и скажет, что мне нужно дать дочь короля и полкоролевства в нагрузку… хотя вообще–то дочь короля тоже нагрузка.
К тому же человек, разговаривающий много вроде бы без толку, не выглядит опасным. Куда опаснее люди сосредоточенные, молчаливые или редко роняющие хорошо продуманные и взвешенные слова.
Я не двигался, только улыбаюсь, как дурак, а дураки всем нравятся, они дурные и безопасные, так что альвы приблизились все так же бесшумно, как привидения.
Нечеловечески огромные глаза, так характерные для существ ночного образа жизни, уставились на меня с немым ожиданием.
После паузы первый альв проговорил едва слышно:
— Приветствуем тебя, Видящий Нас.
— Что Видящий, — возразил я, — главное — Любящий!.. Я же всех вас люблю, разве не чувствуете?
Первый ответил после паузы:
— Чувствуем. И не понимаем.
— А что тут понимать? — возразил я бодро. — Просто надо чувствовать — и все. Остальное — умствование пустое. Вы мои милые худенькие коалы, я вас нежно люблю!.. И готов для вас, если смогу, что угодно сделать, если это мне ничего не будет стоить.
Первый смолчал, второе существо пропищало:
— Нам ничего не нужно.
— Всем что–то нужно, — сказал я твердо. — Все гребут и хапают!
Альв ответил так же на грани слышимости:
— Немы.
— Почему?
— Мы просто живем.
— Кто не расширяется, — сообщил я, — того сужают и уплотняют. Ладно, я к вам по сугубо деловому вопросу. И за помощью. Одно существо вот–вот склеит ласты, если ему не принести лейгилста. Не знаю, жевать будет или нюхать, но, говорит, только трава и спасет…
Они переглянулись, первый альв поинтересовался так же тихо:
— Кому, химере?
Я сказал с неудовольствием:
— Ну что вы так грубо? Сразу все очарование нарушили. Она как бы просто самка. А мы, самцы, самок должны спасать. Или хотя бы защищать. Это наше врожденное самцовое. Хоть и другой вид, с ним вроде бы нельзя… хотя почему нельзя? Человеку можно все! Человек наконец–то добился свободы и раскрепощения!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});