Патроны чародея - Гай Юлий Орловский

Они начали расходиться, а Мариэтта пошла в сторону двери кабинета для допросов.

Я откинулся на стуле и принял самую непринужденную позу, чувствуя, как внутри уха горит, будто в огне, а сама раковина безумно чешется.

Мариэтта вошла светлая и улыбающаяся, я бы даже не заметил следов усталости, если бы не знал, что только броник спас ее от пуль, но оставил кровоподтеки.

   — Ну вот и все, — прощебетала она жизнерадостно, — все закончено, итоги подведены. Я сейчас отвезу тебя домой.

   — Спасибо, — ответил я. — А то я уже собирался тут лечь спать. Вы предпочитаете с краю или у стенки?

Она рассмеялась.

   — Хороший вопрос. Пойдем.

Только выйдя на улицу, я понял, почему в офисе горит свет. Ночь уже распростерла эти, как их, крылья над миром, хотя, думаю, на другую сторону планеты ее крыльев недохватило.

От уличных фонарей свет падает на тротуар яркий и ровный, небо выглядит еще темнее и загадочнее, звезд почти не видно, то ли смог, которого официально не бывает в городе высокой культуры и чего–то еще, то ли яркие лампы перебивают слабые лучики далеких солнц.

Она пошла уверенно и целенаправленно, я указал пальцем и спросил с интересом:

   — Полицейские автомобили вон там… Или вы меня подвезете на автобусе?

Она широко улыбнулась.

   — Это было бы здорово, давно не ездила в автобусе. Что смотрите так?.. Нет, я не собираюсь вас приглашать в кафе или ночной клуб, не пугайтесь. Просто те машины заняты, а мне выделили одну из резерва. Они во–о–он за той оградой.

   — Далеко у вас резерв, — заметил я.

   — У нас не каждый день подбивают полицейские авто из гранатомета.

   — Правда? — спросил я. — Как скучно живете.

Она посмеивалась, явно ночь раскрепостила, даже кокетничает слегка, но так, не направленно на меня, чисто инстинктивно, у женщин это само собой, особенно у таких красивых, знающих цену своей внешности.

   — Может быть, — предположил я, — возвращайтесь в офис?

   — А вы?

   — У меня стронгхолд, — напомнил я небрежным тоном, — он по команде сам выберется из гаража и примчится сюда.

Она заколебалась, взглянула на часики, вздохнула.

   — Увы, ваш автомобиль доберется сюда только через два часа. А меня майор взгреет, что не проявила заботу.

   — Понятно, — согласился я. — Майор — это круто. Еще взгреет и за то, что не допросили меня по дороге. Вы же собирались?

Она весело засмеялась, показывая ровные белые зубки:

   — И даже бить!.. И руки выкручивать на ходу.

   — Тогда да, — ответил я, — обожаю побои.

Не давая передумать, она ухватила меня под руку.

   — Тогда ускорим шаг!.. Вон тот возьмем, крайний. Нравится?

На мой взгляд искушенного знатока, все полицейские одинаковы, и не только автомобили, но кивнул и сказал солидно:

   — Да, конечно. У него и колеса… Ого, все четыре на месте! Куда народ смотрит?

Территория полицейского резерва автомобилей огорожена высокой проволочной сеткой, вход, конечно, с другой стороны квадрата, но когда такая вот держит тебя под руку, то и дело как бы невзначай касаясь локтя мягкой горячей грудью, то, понятно, готов несколько раз обойти эту стоянку, не замечая двери.

С этой стороны улица совсем темная, фонари не горят, но это и понятно, на том конце широкой площади ярко светится реклама ночного клуба «Голубая лошадь», артистическая такая находка, дескать, ничего лишнего по дороге, все темно и мрачно, а потом сразу рай, блеск, счастье, отсутствие всяких запретов…

Она вдруг вздрогнула, ее грудь вдавилась в мой локоть сильнее.

   — Ой… кто там?..

Из темноты вынырнули и бросились на нас четверо крепких парней. Я изготовился не то удирать, не то драться, но, странное дело, от них ни тепла, ни холода, а если бы даже собирались побить, то холодный озноб опалил бы мне морду.

Двое бросились на меня, двое на Мариэтту. Я не сопротивлялся, только успел жалобно вскрикнуть «Караул!». Меня повалили, прижали спиной к асфальту, один орал мне прямо в лицо, бешено сверкая глазами и раздувая ноздри:

   — Где бабки?.. Бабки гони!

   — Да какие бабки, — пробормотал я пугливо, — бабки на лавочке у подъезда…

Он гаркнул:

   — Поговори мне!

Сбоку раздался отчаянный крик Мариэтты, но увидеть ее не смог, второй громила закрывает ее широкой фигурой.

   — Что вы делаете, — сказал я жалобно, — отпустите, я человек больной и бедный…

Он замахнулся, на пальцах блеснул кастет, одним ударом раскроит череп, но по–прежнему никакого холода, и я пропищал жалобно:

   — Да что хотите забирайте!

Второй прорычал:

   — Гарган, добей этого, а я займусь девкой. Ее уже имеют, а мне как–то невтерпеж…

Громила, которого назвали Гарганом, сунул мне кастет под нос.

   — Перекинь деньги на мою карту!.. Да быстро, а то калекой оставлю, если выживешь…

   — Как? — спросил я самым трусливым голосом. — Я ж не умею!.. Нужна какая–то особая программка от хакеров!

   — У меня есть, — рыкнул он. — Пользоваться умеешь?

   — Не совсем, — пролепетал я, — но попробую…

Издали донесся вой полицейской сирены. Оба моментально подхватились на ноги, Гарган крикнул:

   — Все! Исчезаем!

Все четверо ринулись в темноту, через пару секунд возле нас остановилась полицейская машина. Выскочили два копа, один сразу ринулся за убегающими, а второй подбежал к нам.

   — Целы?

Я помог подняться Мариэтте, она дрожала и хваталась за меня. Полицейский сказал быстро:

   — Мы сейчас доставим вас в участок, снимем показания, потом я сам отвезу вас по домам. Простите, вы Мариэтта из седьмого отдела?

Она сказала нервно:

   — Какой ужас, это в паре сотен шагов от полицейского участка!

   — Да, — поддакнул я жалким голосом, — куда мир катится? Полицейских грабят…

Он молча помог нам забраться в машину, через минуту езды вышли уже перед участком.

Я сказал с иронией:

   — Похоже, мне тут и ночевать. Вы ляжете к стенке?

Она нервно огрызнулась:

   — Что у вас за шуточки? Напали прямо на улице, у меня платье порвали, а вам ха–ха?

   — Рядом с женщиной, — ответил я галантно, — любой мужчина становится героем. А с такой, как вы… А я показал себя героем, верно?

   — Да, — ответила она. — Я слышала ваш пищащий «Караул, грабют!».

Перед нами распахнули двери, меня проводили к отдельному столу и сунули в руку большую чашку с горячим кофе. Сами отошли на самый дальний конец