Куклы зазеркалья - Алиса Лойст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Целый месяц. Господи! Мне не выдержать. Целый месяц…
Послышались подвывания. Открывать глаза и смотреть, что у нее происходит, не хотелось.
– Выдержишь, – стоило почаще это повторять, уверяя себя и ее.
– Тебе хорошо. Он тебя не тронул сегодня.
– Сегодня не тронул. Это верно. Но ничего не изменилось, моя казнь просто откладывается. И самое ужасное, что даже после смерти мне покоя не будет. Я буду его любимым скальпиком. Он будет ходить вокруг любовно рассматривать, поглаживать, вспоминать, пускать слюни над ним…
– Замолчи. Какая гадость… Ты еще все надеешься выбраться?
– Надеюсь. А ты?
Она села на кровати, немного сморщившись при этом, и посмотрела на дверь.
– Не знаю.
– Это хорошо. Я, когда получила свою первую порцию, решила, что сделаю все, пусть хоть отбивную из меня сделает из меня, но не сдамся.
– Мне кажется, что я могла бы его загрызть. Хотя сейчас, кажется, а когда он… Просто не могла первые минуты пошевелиться. Будто замедленная съемка. Это не со мной. А потом проснулась.
Разговаривали мы немного. Нашим главным занятием было ждать. Время, ползущее как улитка с огромной раковиной за спиной, было и мучителем и спасителем одновременно. В какие-то моменты этого безумного ожидания хотелось его поторопить. Сказать, ну давай уже вывали на меня все без остатка, побыстрее, чтобы отмучиться.
А когда перед глазами проплывали отрывки воспоминаний: о белой комнате, о юбке задранной как-то слишком пошло у манекена, о том, как я наблюдала за собой сверху, за своими ногами, руками, его напряженной спиной и рукой занесенной надо мной, а потом эта же рука, но уже над Марининой головой. То хотелось наоборот замедлить бег секунд. Казалось, каждая отдается внутри болью. Импульсивное желание бежать, было единственным в такие моменты. Мозг начинал лихорадочно думать. Глаза шарить по углам в поисках выхода из западни.
И всякий раз разочарование, сопровождающееся периодом уныния и полной атрофии.
А потом все опять по кругу.
«На верхней палубе играет оркестр, и пары танцуют фокстрот,
Стюард разливает огонь по бокалам
И смотрит, как плавится лед.
Он глядит на танцоров, забывших о том,
Что каждый из них умрет.
Но никто не хочет и думать о том,
Пока «Титаник» плывет.
Никто не хочет и думать о том,
Пока, пока «Титаник» плывет».10
Димино лицо выражало неудовольствие.
И это не было связано с нами – вроде. Хотя точно сказать нельзя.
Можно было подумать, что он получил нагоняй от начальства и теперь прикидывал на ком бы сорваться. Не очень хорошее начало. Каждая клеточка моего тела ловила все исходящие от него эмоции, как радар.
Мы обе сидели на своих нарах, как нахохлившиеся после дождя воробушки. Напряженно молчали и таращили на него немигающие глаза. Не знаю, чем бы это нам помогло, но и закрыть было невозможно.
Он походил по комнате, потом открыл дверь и, достав из заднего кармана ножик, перерезал Маринину веревку.
«Зачем?». Этот вопрос прогремел у меня в голове и был огромными буквами написан на лице моей сокамерницы. Известное все же чуть лучше неизвестности. Самое меньшее, что можно ожидать – покажет комнату ужасов, самое худшее и представлять не хотелось.
– Нет, нет…
Она тихонько скулила и пыталась цепляться за кровать, поймать мой взгляд, хотя, что толку я ничем не могла помочь или успокоить. Но прояснить ситуацию все же стоило. Может это как раз наш шанс использовать эффект неожиданности. Твою мать, стоит рискнуть.
– Дима, что происходит? Куда ты ее ведешь?
«В самом деле, что происходит? Нельзя по старинке отдубасить прямо здесь. Или у него целый парк аттракционов имеется? Просто мы еще не видели и не в курсе. Да посмотри же ты на меня, отвлекись».
– Вставай, черт тебя подери! Пошла!
И встряхнул ее, тряпичную куклу, залепив для верности и наглядности пощечину. Марина подчинилась и медленно побрела за ним к открытому проему двери.
Сердце бешено билось, чуть подергивался уголок рта. Чувство безысходности и неотвратимости чего-то ужасного смывало все внутри, как огромная лавина. «Она же говорила месяц? Или он решил идти по ускоренному курсу? Подождите… Но, по его же дебильному замыслу, я должна все это наблюдать?».
Додумать эту мысль мне не удалось – дверь опять открылась.
Телефонный звонок застал его за изучением сводок по «потеряшкам». Глаз только-только зацепился за что-то стоящее и интересное, как зазвонил стационарный телефон – затарахтел механическим, режущим звонком.
– Да! Слушаю вас?
На том конце провода послышалось невнятное бормотание, из-за какого-то постороннего стрекота было почти ничего не слышно.
– Извините, но я вас не слышу.
И кинул трубку, она жалобно звякнула, упав сверху на дужки.
– Черт знает что!
Ну, где же оно, только что было перед глазами.
И опять отвлек звонок.
Но теперь уже мобильный вибрировал в заднем кармане джинсов.
– Да!
Взгляд все не отрывался от листков и через стройный ряд мыслей до него не сразу донесся голос – тихий, вежливый и немного смущенный, но за этим чувствовался серьезный настрой.
– Глеб Николаевич Изотов?
– Да, он самый.
– Здравствуйте.
– И вам здравствуйте. Слушаю вас внимательно.
– Вам звонит мама Марины Изместьевой. Меня зовут Лидия Ивановна.
– Очень приятно. Что-то случилось?
– Я не уверена правильно ли поступаю и не беспокоюсь ли зря….
– Говорите, ничего зря не бывает.
В этот момент он, почему то подумал, что стеснительная Лидия Ивановна переполошилась из-за шастанья ее дочери по ночам или интереса чада ни к тем сайтам.
Хотя о чем говорить, родители сейчас совершенно не знают, чем занимаются их дети. На место умеренному раздражению пришла настороженность. Где-то внутри тоненький коготок тихонечко начал царапать.
– Понимаете, позавчера Марина не вернулась домой. Мы сначала не очень забеспокоились. Сами понимаете с Маргаритой такое несчастье. И это не в первый раз, когда она не ночует дома…
– Так, продолжайте.
– И вот. Но в первый раз она не предупредила, что не приедет. Вчера от нее тоже не было никаких известий. Сегодня я не выдержала и обзвонила с утра всех, кто был записан в ее телефонной книге. У нее осталась старая.
Женщина очень волновалась и, даже не видя ее, Глеб был уверен, что она стоит и наматывает на палец провод древнего, по современным меркам телефонного аппарата. Он слышал шевеление и поскрипывание о пластмассу.
– Но никто из однокурсников не видел ее с позавчера, как и мы.
