Розовая гавань - Кэтрин Коултер

Северн был уверен, что его плоть ей приятна. Внезапно она раскрыла глаза и уставилась на свои руки и на то, что они держали.

— Не бойся, Гастингс. Ну разве совсем немножко, чтобы я понял, что ты меня оценила.

Северн крепко прижал руки к бокам в неистовой попытке сохранить над собою власть, но поняв бесполезность своей затеи, хотел отойти.

И был потрясен, когда Гастингс, не отпуская его, двинулась следом.

Северн засмеялся каким-то истерическим смехом, но ведь этот странный танец показался бы забавным любому, кто мог бы наблюдать за ним со стороны.

— Отпусти меня, Гастингс, — взмолился он, — пока я не пролил семя на ковер.

— Он из Фландрии, — машинально сказала она, продолжая свои ласки. — Очень старый. Нет, позволь мне еще немножко подержать тебя. Он такой горячий, шелковистый.

— Не надо, пожалуйста, отпусти меня.

— Хорошо, — покорно вздохнула она. — Ты не поможешь мне?

— Если я прикоснусь к тебе, то просто сорву платье. Нет, милая, сделай это сама. Только побыстрее. Я уже не могу.

Перед Гастингс был совсем не тот человек, который унижал ее на протяжении двух ужасных ночей, оскорблял, давал ей понять, что она ему безразлична. Нет, это был совершенно другой человек. Гастингс почему-то не хотелось отпускать именно ту часть его тела, которая так грубо врывалась в ее лоно. Наоборот, ей понравилось его ласкать. Она испытывала нечто странное, какую-то настоятельную потребность делать это, граничащую с безумием. И это ощущение странным образом придавало ей силы. В одно мгновение Гастингс сбросила платье и нижнюю рубашку, остались только подвязки да чулки.

— Иди ко мне.

— Хорошо. — Она зачем-то оглянулась на дверь.

— Ты что-то забыла?

— Нет, просто я не уверена, что именно так нам и следует поступать.

— Подойди. Ведь я слушался тебя. И вот уже она стоит обнаженная перед ним, и его руки ласкают ее грудь. Северну хотелось плакать от восхищения. Посмотрев на мужа, Гастингс увидела, что он зажмурился, и ей стало легче. Она положила руки ему на плечи. Рана зажила, остался лишь узкий шрам.

Пальцы Северна, обхватившие ее талию, казались особенно темными на белоснежной коже. Гастингс вдруг захотелось, чтобы они опустились ниже. Это же так просто. Ведь она же ласкала его там, и ему нравилось, она сразу догадалась. Теперь и она хочет его ласки, правда, не знает, где именно, но внутри у нее разгорался странный пожар.

— Северн!

Открыв глаза, тот завороженно посмотрел на ее живот, на свои руки, которые утонули в мягких завитках и умело проникали все глубже. Гастингс непроизвольно выгнулась, чтобы крепче прижаться к этим рукам и — о Боже! — к вдруг приникшему рту.

Она закричала, уже не думая о том, слышат ее в коридоре или нет. Кричала от безудержного восторга и наслаждения, потрясавшего тело, интуитивно чувствуя, что это еще не все, хотя никогда даже представить не могла, чтобы женщину ласкали таким образом.

— Северн, я не знаю…

Но вдруг ноги у нее ослабели, и она упала на мужа. Тот осторожно уложил ее на спину, хотя ласки не прервал, чтобы продлить ей удовольствие.

— Северн, с этим не сравнится ничто на свете, — прошептала она, удивляясь, как женщины могут выжить после таких потрясений.

— Верно, а теперь я войду в тебя. Он сделал это медленно, осторожно, и Гастингс вдруг обнаружила, что движется вместе с ним, поднимая и опуская бедра. А Северн чувствовал ни с чем не сравнимое блаженство от того, как она принимала его, как сжимала, заставляя остаться и раствориться в ней. Теперь она следила за его экстазом с иным ощущением, чем прежде, когда лежала безучастная, полная ненависти.

Тяжело дыша, Северн поднял голову, и она увидела в его глазах теплую синеву и нежность.

— Ты вовсе не обычная, — прошептал он. — Раскрой губы.

Гастингс подчинилась, и он целовал ее, пока она не издала какой-то странный звук.

— Не понимаю, это был Трист? — спросила она.

— О да, от его ворчания у меня даже уши заложило. Она засмеялась, а он удовлетворенно вздохнул и перевернулся на спину, не отпуская жену. Гастингс уткнулась лицом ему в грудь.

— Это и есть радость, Гастингс.

Он почувствовал, как ее ресницы щекочут кожу на груди, почувствовал тепло ее дыхания, когда она произнесла:

— Такого я даже представить не могла.

— Никто не может, пока не испытает на себе. Ты замечательно меня понимала.

— А ты меня, Северн. — Она представила, как не хотела его отпускать, и засмеялась.

— Ты до краев наполнена моим семенем. Он произнес это с таким удовлетворением, что Гастингс, не выдержав, куснула его и прошептала:

— Да. А я приняла тебя, держала крепко и нежно, заполнив собой.

Она прислушивалась к его дыханию, которое становилось ровным и глубоким. Северн заснул.

Господи, благослови Агнес и Алису.

У Северна на груди раскинулся Трист, положив одну лапку на руку Гастингс.

И хватает же кому-то сил проделывать такое пять раз на дню.

Глава 13

Что-то легонько царапало живот. Гастингс вздохнула, еще не совсем очнувшись, но тут же вспомнила события прошедшей ночи и открыла глаза.

Приподняв одеяло, она увидела свернувшегося клубочком Триста.

— Где твой хозяин?

Зверек взглянул на нее, потянулся, выскользнул из-под одеяла и принюхался.

В воздухе остался запах их любви. Гастингс уже чувствовала его и раньше, но не придавала значения. Она была просто тупицей. Была упрямой.

Умываясь холодной водой, она думала, почему Северн ушел, не разбудив ее, чтобы она успела позаботиться о его завтраке. Может, так поступают все мужчины, когда провели ночь с женой?

В ногах кровати Гастингс увидела новую тунику с зияющей прорехой. Северн порвал ее второпях прошлой ночью. Не так уж трудно будет сделать вставку.

Напевая, она спустилась в зал. Гвент и Бимис, сидящие рядом с Северном, внимательно слушали хозяина.

Гастингс чувствовала себя прекрасно, хотя вчерашнее чудо казалось ей почти сном. Увидев ее, Северн на миг застыл, потом широко улыбнулся и поманил ее к себе:

— Иди сюда, Гастингс. Это миндальное пирожное очень трудно есть, покорми меня.

Гастингс засмеялась. Она давно уже не ощущала такой легкости во всем теле и до нее вдруг дошло, что она счастлива.

Он посадил ее к себе на колени.

— Этот дурачина Гвент пытался мне объяснить, как с ними управляться, да все без толку. Накорми меня, жена.

Гастингс отломила кусочек, положила ему в рот, внимательно следила, как он жует.

— А теперь поцелуй меня.

— При Бимисе и Гвенте? При всех?

— Конечно.

Она слегка прижалась к нему губами, но Северн и не требовал большего. Этот поцелуй был символом, клятвой, обетом, и все это понимали. Она — его супруга, она его приняла, у них больше не будет размолвок. Покончив с остатками пирожного, Северн снял ее с коленей.