Капрал Серов: год 1757 - Иван Юрьевич Ланков

Не робейте, не пугайтеся, не робейте,

                                    не пугайтеся.

Сашка в азарте даже выскакивал из колонны в сторону и широко размахивал руками в такт своим вокализам. Думаю, если бы он не стоял на обочине по колено в снегу – так еще бы в пляс пустился. И ведь не думает о том, что силы зря тратит. У него, видите ли, душевный порыв!

Мы осмелимся, мы изготовимся,

и рассердимся, и освирепимся…

Текст незамысловатый. Рваный ритм стиха певцы выравнивали тем, что какие-то слоги проговаривали быстро, как бы проглатывая, а какие-то растягивали. Корявость рифмы укрывали хулиганскими выкриками. Будь здесь какой-нибудь худсовет музыкального училища времен маминой молодости – наверняка бы сказали, что классическая киношная «Эх, дубинушка, ухнем» шедевр по сравнению вот с этим вот. Но худсовета здесь не было, а были полторы сотни мерно шагающих крепких мужчин, с удовольствием поющие во весь голос.

К самому королю в презент пошлем,

            а министрам-то по подарочку,

Офицерам-то по гостинечку.

            Сами придем к нему с докукою —

Барабанным боем и музыкою.

Мы пехотою будем в гости звать,

            артиллерией станем потчевать.

Честно сказать – завораживало. То ли от басов, то ли от резких высоких подголосков, – но почему-то под песню и шагалось легче, и плечи будто сами расправлялись, и ритмичный хруст снега под сотнями ног давал ощущение чего-то такого… величественного, что ли.

Я, правда, не пел. Вроде бы даже и хотел, но как-то стеснялся, что ли… Было дело, еще в прошлом году на марше ребята предложили мне спеть что-нибудь, ну я и попробовал было исполнить «Марусю» из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»:

– Зеленою весной, под старою сосной…

Как у нас говорили – не зашло. И я ведь пел не так чтобы быстро, ритм задал где-то в сто бит вместо традиционных для моего времени маршевых ста двадцати бит. Не учел, что здесь скорость песен – сорок бит, а то и меньше. Кто-то разочарованно зашептал: ну чего ты тараторишь, мол. Куда торопишься? А Ефим так сразу прямо и сказал: ну ничего, мол. Не умеешь – так сразу и скажи, за это не бьют. Слушай лучше, как другие поют, подтягивай вполголоса, авось так и научишься. И еще по плечу снисходительно похлопал – мол, как же тоскливо вы там жили, в том месте, откуда ты родом. Разве ж это жизнь – с такими-то корявыми песенками? В песне ведь главное что? В песне главное не вот это твое «тыр-пыр-пыр», а чтобы душа была. Чтобы вот так – эх! И сразу хорошо!

С тех пор и не пытаюсь.

Путь познает молодечество,

Не пожалеем мы здоровьица.

И друг за друга мы все помрем,

За Россию свою кровь прольем…

И вот тоже интересно. А как так вышло, что вся рота слова знает, а я – нет? Этой-то песни я точно не слышал, это какая-то новая. И откуда ее все знают? Кто написал, когда разучить успели?

Впрочем, когда мне было интересоваться свежими песнями? Я же целыми днями вместе с ротой занимался экзерцициями. А там солдаты молчат, лишь барабанщики ритм отбивают, да капрал отсчитывает движения. Делай раз! Делай два!

Да и по вечерам не до песен. При свете масляных светильников проверял и дополнял вещевые табели капральства, все эти ранжирные списки, перекличные списки… Все три ротных ундер-офицера – Фомин, Ефим и Максим Годарев – тоже целыми днями пропадали по хозяйственной части, выцарапывая штатное снаряжение на всю роту. Капитан Нелидов не вылезал из псковских кабаков или блистал на приемах у местных дворян, а поручик Нироннен сутками пропадал в батальонной или полковой канцелярии. От дома секунд-майора Стродса постоянно мотались посыльные то к предводителю дворянства Симанскому, то сразу к домам различных местных дворян и купцов. Договаривались о постое рот, о провианте и куче других мелочей, чтобы избежать накладок с жильем на первой части маршрута, той, которая идет по псковской земле. Опять же, Стродс смог договориться с горожанами и взять взаймы теплую одежду, в которой полк дойдет до Якобштадта, а оттуда старые и нестроевые солдаты, переведенные в третий батальон, по последнему снегу вернут сани с тулупами, шапками и варежками обратно во Псков. Ну и сам третий батальон останется в городе, дожидаться новых рекрутов для обучения.

Псковские пекарни вовсю пекли хлеба и тут же пересушивали их на сухари. Ротные каптенармусы и фурьеры со всеми нестроевыми бегали взмыленные. Готовили запас провианта на всякий случай, затаривались овсом для коней, ремнями, мешками и шанцевым инструментом, полковые артиллеристы и примкнувший к ним Степан день-деньской крутили патроны для мушкетов и перешивали мешки в картузы для пушек. Под Митаву полк должен прийти полностью боеготовым. А рассчитывать на армейские магазины – так себе идея. Говорят, что там, в Лифляндии, цены подскочили чуть ли не втрое, потому закупить все необходимое для летней кампании старались во Пскове.

И маневры, маневры… Каждый дневной час большое поле в псковском Кроме постоянно топтала ногами какая-либо рота.

Получалось так себе, если честно. Заметно хуже, чем в прошлом году. За эти две недели полковник Лебель основательно перетряхнул все роты полка. Старых и увечных перевел в третий батальон, перераспределял по ротам молодых и недавно пришедших опытных солдат, по каким-то своим мотивам менял ротные знамена вместе с номерами рот, переводил с места на место капитанов и поручиков… В общем, заново пересобрал все команды полка по своему усмотрению. Не в последнюю очередь еще и для того, чтобы полностью разбить ту систему хозяйствования, которую создавал солдат Архип и старшины артелей. Сам же солдат Архип нынче был в капральстве у капрала Силы Серафимовича, под бдительным присмотром ундер-офицера Ефима Иванова. К нему же определили и тех гарнизонных солдат, которых я привел из Печор.

Мы теперь – первая рота. И, как положено первой роте, у нас теперь ротное знамя белого цвета с черным полковым гербом и красными фламмами по углам. Остальные четырнадцать ротных знамен – желтые, того же цвета, что и знамя полка. Такая традиция – если у других рот флаги кто во что горазд, то у первой роты любого полка знамя всегда белое. И при построении в линию первая рота стоит с правого фланга. Так сделано специально, чтобы генерал