Химеры старого мира. Из истории психологической войны - Ефим Черняк

Этот венский орган II Интернационала даже неожиданно рекомендовал большевикам «следовать примеру Ленина», который, мол, отказался от политики военного коммунизма и теперь покончит с… диктатурой пролетариата. «Приобрели ли ленинцы от Ленина способность к перестройке и приспособлениям, с помощью которых он в 1921 году спас революцию?»[158] — вопрошала социал — демократическая газета.

Фальшивая апелляция к великому авторитету только что скончавшегося вождя мирового революционного движения потребовалась, как это вскоре выяснилось, реформистским идеологам для того, чтобы выдать за «подлинных ленинцев» антипартийную фракцию Троцкого и его сторонников. Уже прикидывалось не только то, что будет с большевиками после смерти Ленина, но и что будет «после большевиков». Нет, не возвращение к царизму, писала «Нью — Йорк геральд» в передовице «Будущее России».

Просто Красная Армия «свергнет» власть большевистской «старой гвардии» и Троцкий будет от этого в выигрыше. И при любых условиях будет усиливаться «экономическая свобода» (синоним капитализма)[159]. Этот «прогноз» совсем не случайное гадание на кофейной гуще, а твердо выкристаллизовавшаяся линия антисоветской пропаганды. К этому времени ее организаторы уже считали троцкистскую оппозицию, особенно активизировавшуюся с осени 1923 года, своим желанным союзником. «Внутрипартийная полемика, — констатировала тогда газета «Известия», — рисуется озлобленной фантазии белой эмиграции как кризис советского правительства»[160].

Такую же позицию занимала и большая часть буржуазной печати. Характерна в этом отношении корреспонденция из Лондона, опубликованная в одной из ведущих немецких либеральных газет, «Фоссише цейтунг». «Политические интересы английских газет, а также информированных во внешних делах кругов, — говорилось в ней, — в настоящее время сосредоточены… в первую очередь на вопросе о судьбе Троцкого. Все слухи, которые циркулируют в какой‑либо из европейских или азиатских столиц, телеграфируются в Лондон и становятся предметом подробных спекуляций и предположений. Такое внимание имеет причину, несомненно, имеющую серьезное политическое значение.

Те британские круги, которые заинтересованы в экономическом восстановлении России, и представители английских подданных и фирм, потерпевших ущерб в России, видят в Троцком подходящую фигуру, способную произвести модификации в хозяйственной политике, которые необходимы, чтобы создать надежный базис для заключения с Россией договоров о концессиях и кредитах»[161]. Другая известная немецкая газета, орган промышленного магната Стиннеса, многозначительно писала о том же: «Противоречия в Коммунистической партии России приближаются к развязке, которая может иметь очень большое значение не только для бывшей империи царей, но и для международной политики, для дальнейшего развития европейских стран»[162].

Международный капитал, таким образом, через ультралевую фразеологию троцкистов легко узрел сущность их платформы. Это определило оценку буржуазной пропагандой борьбы большевистской партии против троцкистской оппозиции. Недаром, например, влиятельная швейцарская газета «Нейе Цюрихер цейтунг» воспроизводила все троцкистские измышления относительно позиции Ленина по важнейшим вопросам теории и политики.

Борьба против Троцкого, добавляла тут же эта газета, отражает, мол, «бессмысленность» Октябрьской революции и социалистического строительства в СССР [163].

Важно не столько то, за что хвалила троцкистскую оппозицию буржуазная и реформистская печать — это ведь определялось задачами идеологического воздействия на пролетариат и трудящиеся массы «своих» стран, — сколько сама неизменность этих похвал. Так, например, в 1924 году много писалось о том, что троцкисты, мол, представляют здоровое национальное начало[164].

Потом, воспроизводя демагогию самих троцкистов, стали чаще говорить, что они олицетворяют, наоборот, «интернациональное начало» и борются против «впадения в национализм».

Буржуазная пропаганда брала на вооружение все лозунги троцкистской оппозиции, рекламировала ее нападки на партию.

Троцкисты говорят о свободе фракций, писала газета «Франкфуртер цейтунг», но за этим скрывается лозунг «пролетарской демократки». Газета, конечно, целиком была за этот лозунг, отлично понимая, что на деле он означал лишь призыв к ликвидации диктатуры пролетариата и предоставлению полного простора для действия антисоветских сил. Газета трубила, что, мол, в России якобы сама диктатура пролетариата, как показала дискуссия, пробуждает и усиливает стремление к такой «свободе»[165]. Той же темой особенно усердно занималась социал — демократическая печать, поспешившая оповестить о «кризисе диктатуры» и т. п.[166]. Постоянно выражалась уверенность в том, что борьба с оппозицией расшатает все партийные организации, вызовет отход от партии рабочих и молодежи[167]. Одновременно реформистская печать протаскивала идею, что якобы троцкисты выступают за восстановление идеалов Октябрьской революции, когда она, мол, еще имела характер рабочей революции и не «обюрократилась» и т. д.[168].

Было немало попыток представить борьбу оппозиции против партии как «конфликт поколений» (полное воспроизведение демагогии Троцкого о молодежи, как «барометре» партии). Возникло новое послереволюционное поколение, требующее участия во власти, уверяла немецкая буржуазная газета «Фоссише цейтунг», именно их настроения якобы и выражает Троцкий[169]. Это первая еще попытка буржуазной пропаганды «обыграть» в антисоветских целях тему молодежи. Сколько таких попыток будет предпринято в последующие годы по любому поводу и вовсе без повода!

Буржуазная печать помещала массу ложных материалов о якобы широкой поддержке, которую встретила оппозиция среди рабочих в партии и в стране. Так, «Эко де Пари» напечатала полностью вымышленное утверждение, будто большинство принятых в партию во время ленинского призыва «выступило решительно на стороне оппозиции»[170]. «Троцкий постоянно увеличивает влияние во всех слоях общества коммунистической России», — писала лондонская «Дейли экспресс»[171]. «Влияние Троцкого постоянно возрастает», — почти в тех же словах вторила ей парижская «Тан»[172]

и так далее.

Один из вымыслов, месяцами кочевавший по страницам буржуазной печати, сводился к тому, что якобы Красная Армия высказалась за троцкистов. «Дейли экспресс» торжествующе заявляла, что Троцкий, опираясь на армию, «порывает с красными»; «Таймс» писала о волнениях в Красной Армии;

«Дейли телеграф» — что «троцкистски настроенные части» выступят против Советского правительства. Это все примеры из лондонской печати. Возьмем немецкую, допустим, за декабрь

1924 года: «Красная Армия решительно выступает за Троцкого»[173].

В это же время «Морнинг пост» передавала о готовящемся общем восстании «Красной Армии» совместно с троцкистами и белыми![174] А за океаном «Нью — Йорк Таймс» уже начала с такой же регулярностью печатать фальшивки о «восстаниях» в поддержку Троцкого [175], с какой она десятки раз в годы гражданской войны сообщала о занятии белогвардейцами Москвы и Петрограда.

Характерно, что это сопровождалось пространными рассуждениями о том, сыграет ли Троцкий роль «Наполеона русской революции».

Он, во всяком случае, сумеет «пустить в ход картечь», «если случится повод для такого использования артиллерии», — писала «Нью — Йорк Таймс» [176].

Буржуазная печать жадно ловила сведения и расписывала подпольные листки, фабриковавшиеся оппозиционерами, постоянно создавала впечатление, что возрастает их поддержка со стороны всех слоев общества [177].

С безошибочным классовым чутьем капиталистическая пресса выделила в троцкистской программе нападки на старую ленинскую гвардию и на партийный аппарат. (В западных газетах даже замелькало невиданное ранее слово «apparatchiki».) Еще недавно обличавшие Октябрьскую революцию за «анархию», те же буржуазные газеты теперь переключились на обличение «бюрократии», которую именовали даже «новой аристократией, носительницей всех пороков, столь обличаемых у буржуазии»[178]. Под «бюрократией», конечно, подразумевались не подлинные проявления бюрократизма, а ленинские нормы партийной и государственной жизни. И разве не характерно, что, выдавая себя, буржуазные публицисты тут же осуждали эту «бюрократию» за «революционный психоз», что на языке этих злобствующих ненавистников нашей родины просто означало верность ленинизму[179].