Химеры старого мира. Из истории психологической войны - Ефим Черняк

Такие «документы» действительно появились — позднее их происхождением должны были заняться даже буржуазные суды. А пока их использовали в полной мере, чтобы раздуть пропагандистскую истерию вокруг причастности «агентов Коминтерна» сегодня к восстанию в Марокко против колонизаторов, завтра — к политическим событиям в Болгарии или Румынии и тому подобное. Даже правая немецкая газета «Дейче альгемейне цейтунг» писала: «Документы из Москвы, обнаруженные как раз в нужный момент, становятся, по — видимому, постоянным подсобным средством для тех правительств, которые предпринимают сомнительную авантюру, не имея под рукой лучшей оговорки» [200].

Яростная антисоветская и антирабочая кампания в консервативной печати была характерной чертой внутриполитической обстановки в Англии в недели, предшествовавшие всеобщей стачке 1926 года.

Начало забастовки, как известно, было спровоцировано консервативным правительством Болдуина, которое до этого с помощью уступок в течение девяти месяцев оттягивало схватку, вместе с тем лихорадочно готовясь к борьбе. Вечером 2 мая рабочие типографии «Дейли мейл» отказались набирать передовую статью, содержавшую грубые клеветнические нападки на профсоюзы. Консервативный кабинет воспользовался этим как предлогом, предъявив, по существу, ультиматум британскому конгрессу тред — юнионов, включающий, в частности, осуждение действий наборщиков «Дейли мейл».

А когда началась всеобщая забастовка, охватившая в числе других также рабочих — печатников, правительство с помощью «добровольцев» из буржуазии стало издавать в типографии другой консервативной газеты «Морнинг пост» официальную «Британскую газету», редактором которой был Уинстон Черчилль, а директором — распорядителем — бывший глава военно — морской разведки адмирал Холл [201]. Начав с поддельных номеров «Дейли мейл» для одурачивания германского командования, он кончил изданием газеты, пытавшейся запугать и одурачить английский рабочий класс в самые ответственные дни его сражения с капиталом.

В 1926 и 1927 годах сказались результаты дальновидной ленинской политики партии. Заканчивался восстановительный период.

Крупная социалистическая промышленность выросла за 1926/27 хозяйственный год на 18 процентов. Промышленность и сельское хозяйство превысили довоенный уровень. Началось строительство

Днепрогэса, Сталинградского тракторного завода и других индустриальных гигантов. Быстрый рост экономики, далеко обгонявший по темпам развитие капиталистических стран, наглядно выявлял преимущества социализма. На базе роста социалистической индустрии происходило вытеснение капиталистических элементов. Создавались материальные предпосылки для ликвидации кулачества. Доля частного сектора в промышленности сократилась до 14 процентов и быстро снижалась в торговле. Обо всем этом очень скудно сообщала капиталистическая печать, вдобавок до крайности искажая немногие сведения, которые все же проникали на ее страницы. Успехи социалистического строительства, по утверждению печати, например «Морнинг пост», стали возможными не «благодаря, а несмотря на существующую форму правления»[202]. С редким цинизмом она пыталась выдавать неизбежные издержки, связанные с временным допущением деятельности капиталистических элементов, за «пороки социализма». В центре стояло пропагандистское обыгрывание факта обострения классовой борьбы в СССР, связанного с попытками капиталистических элементов помешать строительству социализма. И конечно, отражение этой классовой борьбы внутри партии, которое выразилось в создании оппозиционного троцкистско — зиновьевского блока. Поддержка буржуазной пропагандой антипартийных действий этого блока была развитием прежней линии капиталистической печати в отношении всех антиленинских группировок. Во — первых, постоянно вопреки фактам сообщалось об увеличении сил и влияния оппозиции, что она якобы, как уверяла «Матэн»[203], «все более завоевывает симпатии в рабочих кругах». Рабочие под руководством оппозиции поведут борьбу против «советской иерархии», ликовала нью — йоркская «Уорлд»[204]. Буржуазная пресса предрекала возобновление гражданской войны[205]. Социал — демократический «Форвертс» писал об оппозиции: «Борьба будет продолжаться — диктатура не останется вечно».

Правда, все эти утверждения никак не вязались с фактом, что против оппозиции высказывалось подавляющее большинство, свыше 99 процентов, коммунистов, как показали итоги голосования накануне XV съезда партии. Ложь о поддержке рабочим классом оппозиции служила «основанием» для вымысла, что оппозиция — результат «заката», «банкротства» большевизма [206] и т. д. Даже слова‑то выбирались одни и те же, где бы ни сочинялись эти небылицы: в Лондоне, Париже, Нью — Йорке или Берлине.

Вторая линия буржуазной пропаганды — сокрытие существа споров партии с троцкистами, уверения, что вообще, мол, невозможно понять «оккультное значение этих споров по непонятным вопросам коммунистической тактики и теории»,[207] как писала та же «Таймс»[208].

Однако буржуазные организаторы антисоветской кампании сами‑то вполне уразумели, о каких «непонятных вопросах» шла речь. Именно поэтому они и сделали акцент на воспроизведении лживой версии оппозиции о смысле и характере ее борьбы против партии. В эти годы реакционная пропаганда главным оружием для дискредитации Советского Союза в глазах трудящихся масс Запада окончательно избрала клевету, будто победа над троцкистско — зиновьевской оппозицией означает торжество «консерватизма», «явный отход от воинствующего большевизма Ленина»[209]. Каким же образом разгром антиленинской оппозиции являлся «отходом»? Курс на строительство социализма — это, оказывается, «неверие» в победу революции в других странах. Знакомые троцкистские вымыслы, даже если их повторяет благочестивая газета «Крисчен сайенс монитор»[210]. «Тан» кричала о «начале конца революционной политики»[211], венская «Нейе фрейе прессе» — о «шовинизме» [212], «Нейе Цюрхер цейтунг» — о «национал — большевизме»[213].

Можно было подумать, что у антисоветской пропаганды нет более дорогой цели, чем защита идеи мировой революции от большевиков, которые вот никак не хотят за нее бороться, а если и утверждают противоположное, то только, как открыла «Нью — Йорк геральд трибюн», «для внутреннего употребления»[214]. Это, впрочем, не мешало той же прессе обвинять большевистскую партию и Коминтерн в «разжигании» восстаний в Сирии и Алжире, революции в Китае и всеобщей стачки в Англии и на основании неудачи этих массовых выступлений делать вывод, что «коммунизм вернулся к его довоенному статусу академической гипотезы»[215]. Это не мешало также одновременно с пылом обличать Советскую Россию за то, что она якобы в целях революционной агитации среди западных рабочих утверждает, будто ей угрожает нападение капиталистических стран[216]. Это «мания преследования» уверяла «Нью — Йорк пост» как раз вскоре после разрыва английским торийским кабинетом дипломатических отношений с СССР[217]. Оппозиция, отрицая «военную опасность», «совершенно права», заявляла газета «Нью — Йорк геральд трибюн» [218].

Та самая газета, которая незадолго до этого передавала из Вашингтона: «многие видные наблюдатели считают серьезной угрозу войны». Социал — демократическая печать постоянно обвиняла коммунистов в искусственном разжигании «психоза — страха перед угрозой войны»[219]. И вдобавок ко всему, не смущаясь никакими логическими противоречиями, буржуазная печать то и дело начинала провокационные кампании, утверждая, что не капитализм, а «коммунизм — это война»[220]. Публиковались для подобных целей даже специальные издания вроде «Международного антибольшевистского обозрения», органа «Международной Антанты для борьбы против Третьего Интернационала». (Через несколько лет подобные «антанты» поступят на службу германскому нацизму.)

Сокрушаясь по поводу «отказа» большевиков от поддержки международной революции, антисоветская пропаганда проливала крокодиловы слезы и по поводу мнимой утери большевиками характера пролетарской партии и превращения в крестьянскую партию (которая в изображении этой пропаганды была тождественна партии кулаков). Победа над оппозицией — это «неизбежная победа» крестьянина над рабочим, превращение Советов в «националистический крестьянский режим», многократно писала «Нью — Йорк Таймс» и предрекала, что придется помириться и с капиталистами в городе[221]. Для большей убедительности сия ведущая буржуазная газета предоставила дополнительно излагать на своих страницах ту же антисоветскую клевету троцкисту Истмену[222]. Все это сопровождалось непрерывными утверждениями об ускоренном движении «советского режима к капитализму», как писал «Журналь де деба»[223].