А и Б сидели на трубе… - Алика Смехова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нас так не принято, мы все делаем вместе, сообща!
– Хором? – раздраженно уточнила Арина.
– Да! – зло отрезала Зита.
– Ну а я – солистка!
День прошел незаметно, в какой-то суете, а вечером, когда они встретились в баре, Зита, жестко печатая слова, сказала:
– Мы не сумели с тобой стать друзьями. Арина расстроилась и пожаловалась на нее Борису, но тот принял сторону Зиты. Арине вновь вспомнился пионерский лагерь, там ей тоже ставили в вину, что она не вписывается в коллектив.
– Борис, милый, неужели и ты будешь говорить мне эти глупости, про дух коллективизма?!
– Мне странно, что ты не понимаешь таких важных для меня вещей!
Не найдя у него поддержки, она совсем расстроилась, но океанский воздух делал свое дело. Солнце наполняло ее энергией, а загар украшал. И вместе с силами возвращалась надежда на то, что сезон ссор вот-вот закончится. В день рождения Борис сказал, что намерен подарить ей «Бентли». Правда, на корабле представителя фирмы не оказалось, и Арина осталась без подарка, с лицемерными тостами Зиты и Карла. После торжественного ужина Борис ушел в бар, напился, и все вернулось на круги своя. Теперь он пил, как и раньше, каждый день, с утра до вечера, соединяя алкоголь с таблетками. В пьяном виде он кричал, что они разные люди, что она ему чужая, и требовал, чтобы Арина немедленно, сию же минуту, покинула корабль. Этот пьяный бред повергал ее в ужас.
Начался шторм, корабль качало, и Арину постоянно мутило. Алеша с няней жил в соседней каюте, плакал по ночам и просился к маме. Постоянная тошнота, недовольный, пьяный, страдающий Борис и боящийся темноты и качки сын – это был Аринин ад. Карл начал проводить с Борисом психотерапевтические сеансы, после которых тот успокаивался, но смотрел на Арину чужим и безучастным взглядом. Временами она замечала, как он многозначительно переглядывался с Зитой, которая в ответ выразительно поднимала к небу глаза. Арине невозможно было наблюдать этот безмолвный диалог. Они были свои, а она – чужая, и ее присутствие, кажется, было им в тягость..
Она пробовала говорить с Борисом, но разговор не получался, а ее слова действия не возымели. Теперь она мечтала только об одном – скорее бы на берег, в Москву, домой. Терпеть было невмоготу. Когда же наконец путешествие закончилось и они приехали с Алешей в Борисов дом на берегу океана, Арину поджидала новая обида: она обнаружила, что их совместные фотографии исчезли. Она спросила прислугу, что произошло, и услышала в ответ: это распоряжение Зиты, та позвонила с корабля и велела срочно убрать из дома фотографии Арины. Теперь Зита и Карл были здесь постоянно, и днем, и ночью, так что Борис с Ариной уже никогда не оставались наедине.
У Арины была задержка, которую она объясняла нервами и стрессом. На всякий случай она все же решила провериться на беременность и вдруг увидела полоски, которых они оба ждали три месяца. И надо же было такому случиться именно теперь: она беременна! Арину трясло: говорить или нет? Борис заметил, что она дрожит, спросил:
– Что случилось?
Она не ответила, и он ушел на пляж. Арина пошла в ванную и под струями теплой воды вдруг поняла, что надо сказать ему сейчас же, немедленно, пока еще можно что-то вернуть… И набросив на голое тело шелковый халат, она побежала к океану.
Он полулежал в шезлонге и смотрел в ту сторону, откуда она появилась, словно ждал ее. Но когда Арина стала приближаться, отвернулся. Сердце у нее упало: ничего хорошего из разговора не получится, известие его не обрадует. Арина подошла, но он по-прежнему смотрел в другую сторону. И тогда она сказала:
– Мы так с тобой этого хотели… ты знаешь… я хочу тебе сказать… я беременна. Я думала, это будет радость для нас обоих, но…
теперь ведь все по-другому… Что же делать? Что мне теперь делать?
Борис слушал ее без эмоций, а когда она замолчала, сказал:
– Что ж, давай попробуем еще раз, – но энтузиазма в его голосе не было.
В тот вечер была закрытая вечеринка по случаю дня рождения Бориса. Приглашенных было немного: две американские пары, Зита с Карлом, Арина и Борис. Он начал пить еще до прихода гостей, и очень скоро стало ясно, что перебрал. Тамадой на вечеринке был Карл, предоставлявший слово всем, кроме Арины, которая сидела, сверкая бриллиантами, как разряженная кукла. За весь вечер никто не обмолвился с ней ни единым словом. Был момент, когда ей хотелось встать и на прекрасном английском объявить: «Дамы и господа! Мы с Борисом рады сообщить вам, что у нас будет ребенок!» Но как неуместны были бы эти слова…
Борис Арину игнорировал. Его носило по залу, он то шел танцевать, то садился прямо на пол и долго так сидел, с бокалом вина в руке. Арине было неприятно наблюдать эти сцены барского загула, и она исподтишка посматривала на иностранцев: не может быть, чтобы им это нравилось. Но вид у них был невозмутимый, похоже, они к подобным выходкам привыкли и все принимали как должное. Между тем вскоре к Борису присоединялся Карл, который весь вечер был неотступно рядом, – а за ним и Зита. Борис, едва они усаживались к нему на пол, вставал и шел танцевать, словно проверяя, пойдут ли они за ним, и они шли, а потом возвращался к столу – и тут же у стола появлялись Карл и Зита. Он по-прежнему ни разу не взглянул на Арину. На нее, кажется, вообще никто не смотрел, ей никто не улыбался. И вдруг, чуть ли не впервые за весь вечер, Борис оказался рядом:
– Хочешь, я сейчас скажу, что мы женимся? – спросил он Арину, не поворачивая к ней головы.
– Хочу, – сказала Арина и почувствовала, что голос у нее дрожит.
Борис встал и, перекрывая многоголосый шум и доносившуюся из центра зала музыку, произнес:
– Я хочу выпить за самых близких, самых любимых моих друзей, за супружескую пару, Карла и Зиту!
Все весело загомонили, начали чокаться. Арина потянулась было чокнуться с Борисом, но он не заметил ее движения и не протянул руки навстречу.
А Карл между тем достал из файла листочек и сказал:
– Наш коллега и друг Черноус прислал сегодня личное письмо – поздравление Борису Вальтеру, которое, с его позволения, я сейчас зачитаю.
И начал читать длинное велеречивое послание, в котором Черноус желал Борису личного счастья, сетовал, что тот переживает очередное разочарование, и выражал уверенность, что он еще встретит свою половинку, женщину, которая сделает его счастливым.
Зита громко, стараясь, чтобы было слышно всем, переводила.
Арина, которая и без того уже чувствовала подступающую к горлу дурноту, выбралась из-за стола и отправилась в дамскую комнату. Возле туалета стоял диванчик, она села и попыталась взять себя в руки. Что она здесь делает, среди совершенно чужих людей? Как случилось, что ее никто, даже Борис, не воспринимает всерьез?