К черту моральные принципы - Алина Лис

Она покачала головой, на лице застыла вежливая и бесстрастная гримаса:

— Мы приносим вам свои извинения, но мы не можем помогать таким людям, как вы. Нет смысла приходить сюда снова.

— Каким — таким людям, как я? Что вы имеете в виду? — попыталась я в последний раз, но она только открыла передо мною дверь.

Так я оказалась на улице. Рыхлый ноздреватый снег, тусклый свет лампочки, разбитые ступени, слякоть — все это казалось таким реальным, достоверным, словно я переместилась из мира грез и фантазий в реальный, вещный мир. Я вдохнула холодный мартовский воздух. Миллион вопросов вертелось на языке, а задать их было некому, и главный из них — «Что это было?»

Гадалка что-то увидала в картах? Или догадалась, что гадание было только предлогом для моей разведки? Причастны ли все эти таинственные китайцы к смерти моего мужа? Что имела в виду маленькая секретарша, когда сказала про «таких людей, как вы»?

Мне показалось, что если я сейчас продолжу об этом думать, то просто сойду с ума, но не думать было выше моих сил. Вопросы осаждали меня всю дорогу до дома и не оставили в квартире. Наконец я достала початую бутылку кагора, хранившуюся в шкафу с Нового года, и решительно влила в себя два стакана вина.

Под воздействием магического напитка вопросы отступили, но неумолимо потянуло в сон. Когда я уже засыпала, в голове мелькнула какая-то очень важная мысль. Что-то, связанное с Лаптевым, что обязательно нужно проверить...

*  *  *

Проснулась я с ощущением, что забыла нечто очень важное. Минут пятнадцать ушло на потуги вспомнить это «нечто», используя все известные и неизвестные мнемонические техники. Довспоминавшись до головной боли, я оставила бессмысленные попытки.

Итак, времени почти девять и пора принимать решение, что делать с работой. Не той, которая на радио, а настоящей, на которой платят более-менее приличную зарплату.

Очевидно, что увлекательная погоня за бандитами плохо сочетается с типичным графиком офисного работника. С большим удовольствием я взяла бы сейчас отпуск, но у нас в компании так не делают. Надо согласовать время отпуска с кадровичкой (лучше за полгода до желаемого отдыха), написать заявление, завизировать его у начальника отдела, главбуха и гендира, договориться с коллегами о подмене на случай срочных заказов, в последний день купить тортик и бутылку и выслушать завистливые напутствия. По окончании отпуска надлежит явиться пред светлые начальственные очи и выслушать, какой урон фирме нанесло мое кратковременное отсутствие, снова проставиться коллегам, в подробностях поведать детали своего отдыха и проиллюстрировать их фотоматериалом. Времени на весь ритуал категорически нет.

Есть более простой путь — заболеть воспалением хитрости, но проблема в том, что за последние полгода я уже два раза прибегала к этому способу получить внеочередной выходной.

Я с тоской покосилась на телефон. Может, соврать, что у меня дома потоп? На уважительную причину не тянет, но все же. Ага, и завтра тоже потоп будет, и послезавтра. Я же не знаю, сколько времени займет моя игра в Пинкертона.

Задержав дыхание, как перед прыжком в холодную воду, я набрала мобильный шефа.

— Здравствуйте, Евгений Дмитриевич.

— Что, опять опаздываешь, Соболева?

— Нет. Я тут, кажется, заболела. Температура тридцать восемь с половиной, все тело ломит, горло болит... — Для убедительности я покашляла в трубку.

— Так, Алиса. — Голос моего начальника не предвещал ничего хорошего. — Что-то слишком часто ты в последнее время болеешь.

— Ну извините. Я же не специально. Сейчас время такое — грипп. И все равно вы больничный не оплачиваете.

— А давай я тебе его оплачу, — неожиданно предложил он.

Я поперхнулась — это было что-то новенькое. По негласным правилам компании больничные сотрудникам не оплачивались, но и бюллетеней с них не требовали. В конечном итоге так было выгодно всем.

— А чего это вы такой добрый? — подозрительно поинтересовалась я.

— А то и добрый, что ты принесешь мне официальный документ из больницы. Или перестанешь валять дурочку и сейчас же приедешь на работу, — отрезал начальник. — Опоздание я тебе, так и быть, прощу.

— Но я правда болею, — чуть ли не со слезами начала доказывать я. — Вы же не хотите, чтобы я с температурой на работу ехала. Я могу попасть в аварию!

— Тебе до работы пятнадцать минут пешком, — ехидно напомнил начальник. — Идти не можешь — возьми такси. Если и правда болеешь, я тебя отпущу и все оплачу, как обещал.

— А вот и приеду! — в запале пообещала я. — И вам будет стыдно.

— Ну давай, мы тебя ждем. Предъявишь температуру или справку — свободна.

Блин, вот влипла. В местной больнице я не была ни разу с тех пор, как мы с Лаптевым купили эту квартиру, и даже плохо представляла, где она находится. Карты моей у них тоже нет. Я с тоской представила себе зеленые стены, длинные очереди из скандальных старушек, разборки с регистратурой по поводу отсутствующей медицинской карты, попытки покашлять в кабинете врача. Вариант с приездом на работу представлялся куда более простым.

Эх, где мои двенадцать лет?! В стакан жирного молока накапать йода. Несколько чашек горячего чая с малиной. От души вдохнуть жгучего перца, в глаза немного лукового сока. Шарф на шею, свитер потолще, косметику не накладывать. Ну вот — другое дело.

Через двадцать пять минут я ввалилась в кабинет начальника, являя собой довольно жалкое зрелище. Из носа почти непрерывно текли сопли, глаза отчаянно слезились, щеки горели нездоровым румянцем. Колючий шарф, бесформенный свитер и нечесаные с утра волосы довершали картину. Евгений Дмитриевич даже подпрыгнул, увидев меня в таком непотребном виде.

— Господи, Алиса, ты и вправду больна!

— Витите, я зе говоила, — прогундосила я и громко высморкалась.

— Тебе надо в больницу. — Он положил руку мне на лоб. — Ты же вся горишь!

Да, мое любимое средство для «накрутки» температуры никогда меня не подводило. К тому же сама ситуация была такой... волнительной. Так экстремально врать хорошо знакомым людям мне не приходилось с тех пор, как я вышла из подростконого возраста.

— Лучше не приближайтесь, — предупредила я его. — А то тоже заразитесь.

— Да, точно, — поспешно ретировался он. — Езжай домой, больничный я тебе оплачу. И долечись нормально.

— Спасибо.

— И еще... — Тут мой начальник совершенно трогательно смутился. — Извини, что я тебе не поверил.

— Да ладно, — великодушно простила я его.

Я покидала здание свободным человеком. Впереди была как минимум неделя, не омраченная необходимостью каждый день являться на работу. Было немножечко стыдно оттого, что врать пришлось именно шефу — человеку, в сущности, не злому и даже безобидному. Но с другой стороны, цель у моей лжи была самая благая.

По крайней мере, я постаралась себя в этом убедить.

Первым делом я отправилась домой, чтобы ликвидировать последствия своей недолгой «болезни». Затем села и выписала в блокнот все, что знаю об этом деле. Получилось множество совершенно разрозненных кусков информации. Например, вчерашний неудачный сеанс гадания — каким боком он относится к террористам, ко всем этим Дамирам, Рашидам и парню с русским именем Коля и противной кличкой Крыс? Или покойный Степан Крайнов, как он со всем этим связан?

Что-то опять зашевелилось в памяти. Я напряглась, пытаясь уловить сигналы собственного подсознания, и, конечно же, спугнула зарождающуюся мысль. Зато взгляд упал на фамилию старичка-профессора. Некто Сметана, с которым Степан связывал надежды на скорое обогащение. Фамилия редкая, имеет смысл поискать в Интернете.

Аркадий Яковлевич Сметана нашелся почти сразу же. Он оказался доктором наук, весьма известным специалистом по истории и архивному делу. В сети было выложено несколько его статей по истории СССР 20-х и 30-х годов. Преподавал Аркадий Яковлевич в педагогическом плюс числился в нескольких коммерческих «университетах». Согласно расписанию на сайте вуза, сегодня у него было большое окно между парами, с 12 до 14 часов.

Времени оставалось еще достаточно, и я решила забрать машину. Вчера она так и осталась стоять около дома безвременно почившего Степана Крайнова. Надеюсь, мой новый цвет волос послужит достаточной маскировкой. А еще надеюсь, что злополучного «Ниссана» там не будет вовсе.

* * *

На небе услышали мои молитвы: на месте вчерашнего «Ниссана» сегодня стояла потрепанная «Лада». Зато на скамейке возле подъезда, с тоской взирая на двери, сидела Люба Калюта. Я искренне обрадовалась этой встрече:

— Добрый день. Как вы себя чувствуете? Держитесь?

Она подняла на меня глаза. В них застыло недоумение и свойственное всем жителям крупных городов недоверие к доброжелательным незнакомцам.

— Ах да! — Я вспомнила о своей маскировке. — Вы меня не узнали. Я — Маша, мы с вами вчера общались.