Погоня за счастьем - Джоанна Линдсей

— Она уехала?

— Нет, только ее никогда не было рядом. Часами просиживала в своей комнате, куда меня не пускали. Скорбела в одиночестве и не показывалась мне на глаза. Будучи единственным ребенком в семье, я жаждал человеческого общения.

— А школьные товарищи?

— Местная школа была слишком далеко от нашего дома, и у меня был наставник. Превосходный учитель, но человек крайне угрюмый, можно сказать, мизантроп. Но тут я встретил твоего дядю Дугала. Он заполнил эту пустоту, стал моим лучшим другом, вернее, единственным. Я любил его. Он стал братом, которого у меня никогда не было.

— Да, мне сказали, что вы были хорошими друзьями. Но потом ты затеял драку, положившую конец этой дружбе. Почему ты это сделал?

— Вовсе нет… то есть ненамеренно. Мы были у пруда, там, где встретились впервые… и с ним, и с тобой, — с улыбкой добавил он.

Мелисса улыбнулась, втайне радуясь, что способна улыбаться.

— Мои дяди всю жизнь там купались. Но я не знала, что это местечко пользуется таким успехом.

— Не совсем. Кроме Макферсонов и меня, туда никто не ходил. В тот день нас было четверо: двое старших братьев присоединились к нам. Толковали о драке, свидетелями которой они стали недавно. Дуги похвастался, что и он не подкачает. Я стал дразнить его, утверждая, что с такими девчоночьими кулаками он и мухи не убьет. Я вечно подшучивал над ним. Он к этому привык и обычно не оставался в долгу. Но на этот раз оскорбился, я даже не понял почему. Единственно, что приходит в голову: в этот день нас слышали старшие и посмеялись над ним. Но, так или иначе, Дуги разозлился и вызвал меня на поединок.

— Значит, это он начал драку?

— Если можно так сказать. Скорее, замахнулся. Но я не собирался отвечать, потому что он не мог даже ударить как следует. Мы были ровесниками, но за два года нашего знакомства я перерос его на целую голову.

— Да, Йен Первый так и сказал, что Дуги не мог победить, и ты это знал. Линкольн кивнул:

— Я никогда бы пальцем его не тронул, как бы он меня ни подначивал. Только пытался удержать его на расстоянии. И уверял, что всего лишь пошутил. Но тут он споткнулся и упал на меня.

В широко раскрытых глазах Мелиссы вспыхнул огонек озарения.

— Только не говори, что при этом он сломал нос о твой кулак.

Линкольн смущенно порозовел.

— Знаю, это звучит глупо… вернее, не правдоподобно… да и нос его не был сломан. Просто кровь пошла. Понимаешь, я как раз поднял руку, чтобы оттолкнуть его, и он действительно наткнулся лицом на кулак. Я удивился куда больше, чем он. Удивился и расстроился. И попытался извиниться. Хотя, честно говоря, тут не было моей вины. Но тут братья при виде его окровавленной физиономии вскочили и набросились на меня.

Мелисса снова поморщилась.

— Тут нет ничего странного, если знать их хоть немного.

— Да, но я просто взбесился, потому что мне не дали ни малейшего шанса немедленно помириться с Дуги. Впрочем, что тут такого! Они всегда горой стояли друг за друга, особенно если обижали младших. Я даже восхищался этим качеством, пока оно не доходило до крайности. В этом случае так оно и было.

— Может, они посчитали это предательством?

— Я пришел к тому же выводу, хотя много лет спустя. Не знаю, как добрался в тот день до дома, вернее, ничего не помню. Но был избит так сильно, что мать снова обратила на меня внимание. Я даже позволил ей ухаживать за мной, ласкать и лелеять. Непонятная смесь чувств: радости, что она снова меня замечает, и гнева на то, что для этого нужно было прийти домой в синяках и ссадинах. И еще нетерпение. Я все еще надеялся выяснить отношения с Дуги. И нетерпение победило.

— Поэтому ты снова вызвал Дуги, не дав себе шанса сначала помириться с ним?

— Попытался. К несчастью, все его братья узнали, что случилось накануне, и снова насторожились. Я увидел Дуги, но не одного. Четверо его братьев стояли рядом, чтобы помешать мне приблизиться. В таких обстоятельствах извиняться трудно, но я все же попросил прощения. В ответ услышал фырканье, смешки и уверения в том, что я все вру. Не знаю, поверил ли им Дуги, но простить меня не захотел. После этого его братья всячески мешали мне увидеться с ним. И тут я вспылил, вышел из себя и объявил им войну.

— А ты не хотел, чтобы страсти немного улеглись, прежде чем снова попробовать?

— Думаешь, это что-то изменило бы?

— Вполне возможно. Во всяком случае, это выход. Но может, ты просто до этого не додумался?

— Наверное. Вообще в тот момент я потерял способность мыслить здраво. И был в полном отчаянии. Сознавал только, что потерял лучшего друга из-за какой-то глупой шутки, и остальные Макферсоны не позволяли мне ничего исправить. Ярость на их бесцеремонное вмешательство разгоралась все сильнее. А мать только подливала масла в огонь, приказывая мне оставаться дома и не связываться с Макферсонами, чего я в то время просто не мог сделать. Я рвался объясниться с Дуги, а мне не давали.

— Следовательно, ты испытывал чувство вины за то, что ослушался матери, печалился по разорванной дружбе и бесился потому, что мои дядья не давали тебе поговорить с Дуги по душам. Да, слишком сильные эмоции для такого маленького ребенка.

Он исподлобья взглянул на нее.

— В твоих устах все так просто! Девушка потупилась:

— Нет, просто пытаюсь как-то объяснить то, что с тобой происходило. Трудно представить, что все это может сделать с неокрепшей душой.

— Нет, я тебя не упрекаю, просто никогда не смотрел на это с такой упрощенной точки зрения. Но в то время у меня ничего не получилось бы, даже если бы захотел. Кроме того, у меня все тело ныло, и довольно сильно, поскольку после первой встречи у меня было сломано несколько ребер, а после следующей — еще парочка. Оглядываясь назад, я вижу, что боль затмила разум, но в то время ничего не понимал. Возможно, поэтому со стороны и казался безумцем. Но тогда у меня была цель, которой нужно было добиваться любой ценой: встретиться с Дуги, даже если для этого придется уложить его братьев.

Мелисса подалась вперед и коснулась его руки.

— Боль может странно действовать на человека. Терзать не только тело, но и ум.

— Ты, наверное, права, — улыбнулся он. — Честно говоря, после этого я мало что помню. Уверен, что постоянно добивался встречи с Дуги. Смутно припоминаю, как до крови сбивал кулаки о запертую дверь, по-моему, мою собственную, и вылез в окно, добившись очередных переломов, поскольку руки так ослабели, что не держались за связанные вместе простыни. Я был в таком состоянии, что, наверное, мог бы высечь слезу из камня. Помню, что боль не оставляла меня ни днем, ни ночью, и ничто не могло прогнать ее. Я не мог ни спать, ни есть. Думаю, поэтому у меня все смешалось в голове.