...Встретимся в октябре... (СИ) - Моран Маша

Вот только я не рассчитала свои силы. Захлебываясь его яростью, я провалилась в сладкую черноту.

Первое, что услышала, когда пришла в себя, был звук Диминого голоса. Он опускался на меня теплым потоком сверху и обволакивал чем-то невероятно теплым и нежным. Но говорил он вовсе не со мной. 

Я прислушалась, стараясь понять, что происходит. 

— …Я сказал вам уезжать обратно, а не творить в моем доме хрен знает что! 

Нагло упираясь лапами в Димину грудь, я вытянулась на его теле, просовывая голову в широкий ворот толстовки. Стоило мне выглянуть, как он наклонил лицо ко мне и улыбнулся. Тяжелая рука легла на местечко между ушами, нежно поглаживая. 

Мы больше никуда не ехали. По стеклам машины барабанил дождь вперемешку с крошечными снежинками. Первый осенний снег… Я завороженно следила за тем, как белые ледяные комочки врезаются в окна. В этом зрелище было что-то магическое. Краем сознания я понимала, что он с кем-то говорит по телефону, и разговор не из самых приятных, но отвести взгляд от ночного дождя со снегом было невозможно. 

Внутри что-то твердило, что эта ночь – волшебная. Невероятная. 

— Нет, я не собираюсь возвращаться!.. Да, я с ней. В этом какая-то проблема? Ты же сама хотела, чтобы я начал с кем-то встречаться… Нет, мама, я даже не подумаю вас знакомить. Я буду держать ее так далеко от тебя, как это только возможно… 

По тому, с какой силой сжались пальцы Димы, я поняла, что он говорит обо мне. От того, ЧТО ИМЕННО он говорит, в сердце стало безумно горячо. 

— Боже, да что там можно было сделать?! Это чертова духовка! Как ее можно было испортить?! 

Он уже почти рычал, источая новый поток ярости, за которую мне достаточно было уцепиться коготком. Черный клубок злости разматывался, превращаясь в невероятно мягкую нить, которая оплетала меня рыболовной сетью. Ощущение было невероятным. 

И в то же время я чувствовала себя кровопийцей, присосавшейся к источнику с почти божественным вкусом. Мне было ужасно стыдно перед Димой, но и оторваться от него я не могла. 

Он раздраженно выдохнул в телефон:

— Оставь и ничего не трогай. Я приеду. 

Дима с такой злостью швырнул телефон на соседнее сидение, что на пару секунд мне даже стало страшно. Со мной он всегда был ласковым и надежным. Но знала ли я на самом деле, что кроется в глубине его души? На что способен тот, для кого убийства – работа и обыденность? 

И все-таки я не могла его бояться. Наоборот, эта скрытая угроза в нем притягивала. Только я знала, насколько он опасен. Наверное, правду говорят, что наивным глупым девочкам нравятся плохие парни. А вот замуж они пытаются выйти за хороших и милых. Мне же достался плохой парень в обертке хорошего. Опасность под личиной красавчика из инстаграма. 

— Придется возвращаться обратно. Мать решила испечь мне прощальный торт и едва не спалила весь дом. – Он окутал меня своим невероятным карим взглядом, от которого хотелось растечься вокруг него безвольной слабачкой. – Я опять тебя подвел. 

Я покачала головой. Как ему объяснить, что он был единственным, кто действительно никогда меня не подводил? 

Он горько усмехнулся и снова завел мотор, поворачивая машину обратно. 

— Я должен кое-что тебе сказать… Только не сердись, что полез в это. – Он сжал челюсти. На щеках заходили желваки, и это было настолько сексуально, что я даже не сразу поняла, о чем он говорит. После короткой паузы, за которую я успела собрать в кучу разбегающиеся по углам мысли, Дима ошарашил новостью: – Я ездил к твоим родителям. 

Внутри меня все превратилось в лед. В огромную глыбу льда. 

С огромным трудом мне удалось перебраться обратно на сидение, где лежала доска. Лапы превратились в бесполезные деревяшки, но у меня получилось кое-как сложить несколько слов: «Как он»..

— Надеются. Ты числишься пропавшей без вести. – Дима не отводил глаз от дороги, говоря скупыми короткими фразами. – Твоя двоюродная сестра наплела о том, что ты связалась с плохой компанией. Она пыталась тебя вразумить, но… Удивительно, но твои родители ей верят. – Дима бросил на меня быстрый взгляд. – Я видел фотографии – твои родители показали. Настоящая примерная девочка. Почему-то никто не ставит под сомнение слова той хитрой твари. Все уверены, что с тобой должно было произойти что-то подобное. – Дима глубоко шумно вздохнул. – Я представился им следователем. Сказал, что нашел кое-какие зацепки. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Наверное, если бы могла, то заплакала. Мне было и больно за родителей, и обидно от того, что они так легко поверили вранью Ники. Единственный, кому я оказалась по-настоящему нужна, был Дима – по сути, совершенно посторонний мне человек. 

Я снова начала передвигать указатель, и он тут же посмотрел в мою сторону, моментально реагируя на каждое движение. 

Не смотря на странное оцепление, мне удалось собрать еще одну фразу: «Как их здоровье?»

Дима пожал плечами:

— Они держатся. Все силы бросили на эту бл… Веронику. Носятся вокруг нее и исполняют малейший каприз. Боятся, что она «пойдет по твоим стопам». Я, правда, так и не понял, что именно они имели ввиду. – Дима уже знакомо скривил губы в подобии ухмылки: – Странные у нас с тобой родители, да? 

Я кивнула, а он вдруг улыбнулся. Но уже по-настоящему. 

— А ты, оказывается, художник по костюмам? Мне показали, что ты шила. Это… впечатляет. 

Какой же он все-таки! Я фыркнула и коснулась стрелки. «Можешь не хвалить. Я – посредственность».

Он выгнул брови, а потом вдруг снова посмотрел на меня тем глубоким горячим взглядом, от которого все тело начинало дрожать. Это было похоже на то чувство, когда он меня целовал. Сейчас казалось, что он видит именно МЕНЯ. Не злобного кота, не пропавшую без вести неудачницу, а именно меня. Настоящую и живую. Обнаженную перед ним и телом и душой. 

Он запустил руку во внутренний карман куртки и вытащил какую-то фотографию. Только когда он положил ее передо мной на доску, я смогла разглядеть и вспомнить. 

Тут мне было лет шестнадцать. Я упросила родителей записать меня на курсы по созданию театральных костюмов. Одно из моих же «творений» красовалось на мне. Белое платье, щедро расшитое бисером и пайетками. Я даже крылья сделала. Вышло нечто среднее между феей и ангелом, но тогда я была страшно довольна результатом. Гордилась собой и тем, что сама, без чьей-либо помощи смогла справиться с такой задачей. Модели не было, и пришлось примерять на себя. Отец сфотографировал меня в тот момент, когда я запуталась в слишком длинном подоле. Мои растрепанные волосы и перепуганный взгляд никак не сочетались со сказочным нарядом. 

Я попыталась спихнуть снимок с доски, поддаваясь странному желанию уничтожить воспоминание из прошлой жизни, но Дима ловко выхватил его. 

— Ты – посредственность? А я извращенец. – Он снова помрачнел, глядя на дорогу. – Увидел фотку, и свихнулся на тебе еще больше. Твои родители сказали, что тебе здесь шестнадцать. А меня это не остановило. 

О чем он? От него снова повеяло темнотой и злостью на самого себя. Заторможенная таким количеством черных эмоций, я с трудом собрала новый вопрос. 

«От чего?»

— От того, чтобы хотеть тебя еще больше. В этом чертовом платье. Я украл фотку. – Не глядя на меня, он спрятал снимок обратно во внутренний карман. – Лучше тебе не знать, как я собирался ее использовать. 

От его мрачного угрожающего тона мне стало не по себе и в то же время, странно волнительно. 

Я сдвинула стрелку: «Как?»

Дима резко вывернул руль:

— Потом расскажу. Покажу, когда ты будешь самой собой. 

Он тяжело сглотнул, и вид его выпирающего кадыка меня заворожил. Я чувствовала себя глупым зомби, готовым подчиняться любому приказу хозяина и одержимым голодом. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я была голодна по Диме. И одержима им. Он смог… приручить меня. Приучить к себе. И вызвал чертово привыкание. 

Но страх, что это все недолговечно, никуда не ушел. 

В окне мелькнули яркие оранжево-желтые огни нашего жилого комплекса, и Дима быстро свернул на парковку.